Похоронную процессию замыкали пять родственников умершего — все до единого калеки: горбун, слепец, заячья губа, глухой и немой.
Бедный слепец! Взгляните на него! Горько рыдая, идет он за носильщиками; но вот носильщики, желая посмеяться над слепцом, внезапно умолкают и двигаются тихо-тихо: без песнопений и звона колокольчиков. Почувствовав неладное, слепец кричит:
— Негодяи! Зачем обманываете слепца? Вас за это крепко накажут!
В этот момент до его слуха доносятся слова песни: «Нохо, нохо...», и слепца нагоняет какая-то другая похоронная процессия. «Вот они где!» — радуется слепец и, присоединившись к погребальному шествию, опять принимается голосить.
— Послушайте, вы не ошиблись, — говорит ему один из носильщиков.
«Ну нет, тебе не удастся провести меня», — думает про себя слепец и отвечает:
— Кого ты обманываешь? Ведь я же слышал, как вы пели: «Нохо, нохо!»
И продолжает следовать за чужими носилками.
Но тут с другой стороны вновь слышится песня:
Опустив похоронные носилки во дворе Нольбу, носильщики закричали:
— Эй, Нольбу! Коли быка, готовь обед на сто человек!
А старший отпрыск умершего молвил:
— Мы прибыли сюда из Цзяннани, дабы предать земле прах усопшего родителя в том месте, где сейчас стоит твой дом. Поэтому сноси немедля дом и пусти в продажу все свои поля. А мы положим здесь надгробную плиту, поставим у могилы пару каменных столбов да жертвенник для вознесения молитв духу предка и уйдем.
— Нольбу! — снова загремели сердитые носильщики. — Если отдашь нам десять тысяч лянов, мы обещаем унести носилки обратно. Тогда тебе не о чем будет тужить. Ведь «без покойника похорон не бывает»!
«Они, пожалуй, правы», — подумал Нольбу. Спешно продал он за бесценок свои земли и после долгих уговоров и призывов к сочувствию сошелся с носильщиками на трех тысячах.
Носильщики подняли погребальные носилки и зашагали прочь. Но тут Нольбу догнал их и спросил:
— Скажите, в других тыквах тоже нет сокровищ?
А те в ответ:
— Что в каждой тыкве, про то мы не ведаем. Но золото в одной из них есть непременно.
«Ага, все-таки есть золото!» — обрадовался Нольбу и сорвал следующую тыкву.
Мерно ходит то взад, то вперед пила.
Крак! — с треском разошлись половинки тыквы, и из нее хлынула толпа шаманок, собравшихся, наверное, со всех восьми провинций. Тотчас загрохотали барабаны, зазвенели гонги, и шаманки принялись на разные голоса заклинать духов.
Одна из них выкрикивала:
— Молю, из Мира чистого явись, дух Тэбуджин![218]
Молю, явитесь, сорок государей-драконов и восемьдесят тысяч небесных владык!
Владыка моего жилища, хранитель дома с черепичной крышей! Владыка твоего жилища, хранитель дома, крытого соломой! Владыка этого жилища, хранитель соломенного шалаша! Вас заклинаю я, явитесь друг за другом!
Три владыки Очага: первый владыка — семнадцати лет, средний владыка — двадцати семи лет и последний владыка — пятидесяти семи лет! Молю, явитесь!
Другая шаманка пела:
А третья заклинала так: