Поблагодарив за совет, Хаккю уложил дочь за пазуху и, взяв палку, отправился в обход селения, расспрашивая по пути, в каком доме есть грудные дети. У каждого порога он останавливался и умоляющим голосом просил:
— Я не знаю, чей это дом, но я прошу только об одном — помогите мне!
Хозяйка бросала работу, быстро выходила к нему и сочувственно отвечала:
— Мы наслышаны о вашем горе. Расскажите, как вам живется и за какой помощью вы пришли?
— Вы хорошо относились к моей бедной жене, так пожалейте теперь сиротку! Если осталось у вас молоко после вашей малютки, накормите, пожалуйста, и мое дитя.
Так ходил он повсюду и просил добрых людей о милости. И даже женщина с каменным сердцем не отказала бы ему, даже злодей Чжэ не отнесся бы к нему бессердечно.
В седьмую луну, в праздник Звезды огня он обращался к женщинам, отдыхавшим после прополки: «Покормите мое дитя!» Он обращался к женщинам, отдыхавшим после стирки возле ручья: «Покормите мое дитя!»
Женщины окрестных селений хорошо знали слепого Сима и, сочувствуя ему, кормили Сим Чхон и, возвращая девочку, говорили:
— Послушайте, слепой! Не стесняйтесь, приходите и завтра и послезавтра. Разве мы оставим ребенка голодным?
— Вы искренни и милосердны, поэтому делаете доброе дело. Нет в мире женщин лучше, чем в наших селениях! Пусть будут все они здоровы и счастливы!
Прославляя женщин-матерей, Хаккю с ребенком на руках возвращался домой, клал девочку и, поглаживая ее по животику, приговаривал:
— Ого! Моя доченька сыта! Пусть же будет так все триста шестьдесят дней в году, всю жизнь! Великое спасибо женщинам нашего местечка! Скорей, скорей подрастай, дочурка! Будь такой же доброй и послушной, как твоя матушка! Расти на радость своему отцу! Уж если в детстве тебе не повезло, значит, будешь богатой и знатной, когда вырастешь!
Запеленав и уложив дочь, он уходил просить милостыню, пока она спала. Прикрепив к холщовой суме две тесемки, он надевал суму через плечо и, нащупывая палкой дорогу, ходил от дома к дому. Он брал рис, холст — всё, что ему подавали, и бережно нес домой. Шесть раз в месяц он бывал на рынке, заходил в лавки. Там он покупал рис и сахарную муку дочке на кашу и, усталый, возвращался в селение, — всякий при взгляде на него проникался к нему жалостью! Каждый месяц, первого и пятнадцатого числа, не пропуская ни одного дня, он поминал предков.
А тем временем Сим Чхон подрастала. Она росла здоровой девочкой, ибо ей помогали духи земли и неба, зная, что человека этого ждет необычное будущее. Шло время, ей исполнилось шесть лет, затем семь, и она уже служила отцу поводырем. А в одиннадцать лет она слыла красавицей, была необыкновенно почтительна к отцу, начитанна и отличалась многими талантами. Утром и вечером она молилась за отца, в назначенные дни поминала мать, почитала старших. Все хвалили ее.
В мире независимо только время, бесчувственна только нужда. В одиннадцать лет Сим Чхон жилось нелегко с больным, дряхлым отцом. На кого было ей, юной и слабой, надеяться? Однажды она сказала отцу:
— Батюшка! Даже безъязыкая ворона в глухом лесу, где нет солнца, заботится о своих престарелых родителях. Го Цзюй[250] был любящим сыном — он был так предан матери, что вместе с женой лишал своего четырехлетнего ребенка еды, чтоб накормить мать. Мэн Цзун тоже был почтительным сыном — холодной снежной зимой он сумел добыть побеги бамбука для своей матери. Мне уже больше десяти лет, и хотя я не такая почтительная дочь, какие бывали в древние времена, но все же я, поверьте, смогу прокормить вас. Ведь вы слепой: на неровной дороге можете оступиться и упасть, а в ненастье — простудиться и заболеть, — вот что беспокоит меня. Лучше оставайтесь дома, а пропитание я сама добуду.
Хаккю рассмеялся:
— Конечно, ты говоришь как любящая дочь. Но разве я буду спокоен, если отправлю тебя, ребенка, а сам останусь сидеть дома, на всем готовом? И не думай об этом!
— Не говорите так, отец! Цзылу[251] был добродетельным и носил родителям рис за сто ли! Тиин[252] в древние времена продала себя и тем искупила вину своего отца, заключенного в Лояне! Такие люди были во все времена! Почему бы и мне не последовать их примеру? Не удерживайте меня!
В конце концов Хаккю согласился:
— Ты любящая и преданная дочь! Слова твои мне по душе. Делай как хочешь!
С этого дня Сим Чхон сама стала ходить за подаянием. Когда она отправлялась из дому, за горой еще только вставало солнце, а в селе, что виднелось впереди, из труб уже подымался дымок. Бедная! Колени у нее обмотаны лоскутьями холста, от драного халата остались, казалось, одни завязки, на голове — вылинявшая зеленая шляпа, дырявые соломенные туфли надеты на босу ногу, в руках — тыквенный ковш. Она смотрит на лежащее впереди село.
Колючими стрелами пронизывает тело холодный северный ветер. Словно вороненок, потерявший мать и одиноко летящий в сумерках по заснеженному лесу, идет Сим Чхон, съежившись и согревая руки дыханием. Достигнув селения, она обходит дома, переступает пороги кухонь и жалобно просит:
— У меня умерла матушка, а мой слепой отец не может добыть пропитание; подайте хоть горсточку риса!
Тронутые ее жалким видом, хозяева давали ей, от щедрого сердца, риса, соленых овощей и сои:
— Входи, девочка! Грейся, кушай!
— В холодном доме меня ждет старик отец. Как же могу я есть одна? — отвечала Сим Чхон, неотступно думая об отце.
Двух-трех плошек еды, что ей подавали, вполне хватало им на день, и она спешила домой. Еще с порога она окликала отца:
— Батюшка! Вы, наверно, замерзли и проголодались? Мне пришлось обойти много домов, потому я и задержалась.
Хаккю очень беспокоился, когда дочь уходила. Услышав ее милый голос, он торопился открыть дверь:
— Ох, доченька! Это ты пришла?
Он брал ее за руки.
— Не замерзли у тебя ручки? Погрей их над жаровней!
Для родителей нет иной отрады, как пожалеть свое дитя! Всхлипывая, Хаккю причитал:
— Тяжко мне! Бедная моя дочь! Ну чем я, слепой и нищий, могу облегчить твою судьбу? Я лишь обрекаю тебя на тяжелую жизнь!
Сим Чхон ласково утешала отца:
— Не печальтесь, батюшка! Ведь это естественно, что дети заботятся о своих родителях, а родители пользуются почетом и уважением своих детей! О чем же тут сокрушаться?
Так она заботилась об отце и весь год напролет, весной и летом, осенью и зимой, без единого дня отдыха, ходила за подаянием. Она незаметно подросла, стала подрабатывать шитьем и другой женской работой и по-прежнему чтила своего отца.
Шло время, Сим Чхон исполнилось пятнадцать лет: красавица, почтительна к старшим, талантлива, образованна! Она усвоила пять вечных добродетелей и три нравственных начала[254], исправно вела хозяйство. Она была словно создана Небом, среди женщин —
