Губернатор некоторым образом был мужчиной её мечты. У них с Валей даже висел на двери предвыборный плакат, где тогда ещё претендент был изображён в рубашке с закатанными рукавами: хватит, мол, банкетов и блистательных презентаций, работать пора! Глаза губернатора на том плакате смотрели в самую душу и отливали пронзительной голубизной, и Вите очень не хотелось бы, чтобы такого мужчину убили.
– Да нет, – отмахнулся Гриша. – Хотя, если так дальше пойдёт, не удивлюсь, если и до него доберутся. Крупного, говорят, деятеля, я, правда, что-то раньше эту фамилию… Гнедин какой-то.
Тётя Фира нащупала позади себя стул и тихо опустилась на него, перестав доверять внезапно ослабевшим ногам.
Дядя Саша отправил в щербатый рот очередную картофелину:
– Чем занимался-то новопреставленный, не сказали? Тоже прихватизатор небось?
– Всё не так, – Гришу до сих пор раздражали дяди-Сашины выпады в адрес «прихватизаторов» и «демокрадов», он считал, что отдельные личности не могут дискредитировать и так далее. – Он в юридическом управлении работал.
– Это судьёй, что ли? – спросила Витя Новомосковских. – Ну, значит, посадил кого не надо, уголовники и приговорили…
– Нет, не судьёй, – Гриша снова был вынужден возражать и чуть ли не оправдываться. – Они там, если возникает спорная ситуация по каким-то распоряжениям городского начальства, устанавливают, как это выглядит по закону…
– Ну и всё равно выходит, что вроде судейского, – утёр рот дядя Саша, а Витя подозрительно спросила:
– Это чьи распоряжения? Губернатора?..
– В том числе.
– А… – подала голос тётя Фира, – убийцу… поймали? Оленька Борисова посмотрела на её лицо, ставшее зелёным и прозрачным, и всё неправильно истолковала:
– Тётя Фирочка, миленькая, ну что же вы так переживаете! – И напустилась на мужа: – А ты тоже, вбегаешь тут, жуть всякую начинаешь рассказывать. Тёте Фире и так небось война по ночам снится, да ещё ты с убийствами…
Гриша спорить не стал, хотя про себя был с ней не согласен. Отгораживайся, не отгораживайся от современности – всё равно она до тебя доберётся. И оглушит чем-нибудь таким, что и без фронтового прошлого перестанешь спать по ночам. Опять же и неучастие в общественной жизни было, с Гришиной точки зрения, одним из смертных грехов. Правда, начинать это доказывать пожилому и явнсй очень расстроенному человеку…
А Эсфирь Самуиловна подняла на него огромные воистину библейские глаза и повторила:
– Так они… поймали его? Гриша обречённо махнул рукой:
– Тётя Фира, на каком свете живём?..
– А чё! В правовом, блин, государстве! – захохотал дядя Саша.
– Конечно, никого не поймали, – наконец-то успокоил жадно слушавшую тётю Фиру Гриша Борисов. – Вы только представьте, сидит человек в ресторане, кого-то из Москвы ждёт, о встрече договорился… Тут вламывается громила и убивает его, а телохранителя тяжело ранит, а потом выходит себе этак спокойненько… И никто его не то что не задерживает, охрана в том числе, а даже и примет каких следует не запоминает…
– Ага, сейчас прямо вам бросились, – презрительно хмыкнула Витя Новомосковских. – Вальке моему вон машину разбили, он их попробовал задержать, так я до сих пор чехлы от кровищи не отстирала. Нет уж! Фиг вам!.. С маслом!..
Её очень тянуло употребить более крепкое слово, но присутствие тёти Фиры заставило сдержаться.
– А приметы запомнишь, в милицию пойдёшь – самого потом придут и зарежут, – тихо добавила Патя Сагитова.
– Из чего завалили-то? – спросил дядя Саша. Он любил иногда проявить эрудицию. – Из «Калашникова» небось? Или из «тульского Токарева»?
– Вот тут самое пикантное… – начал было Гриша и, спохватившись, покосился на тётю Фиру – стоит ли продолжать. Но та слушала прямо-таки с болезненной жадностью, и Гриша продолжил: – Вы себе представляете? Ресторан был какой-то восточный, так палочками для еды!.. Эсфирь Самуиловна, вы у нас медик – это возможно вообще? Они ведь деревянные! Не нож, не вилка там, наконец…
Тётя Фира кивнула и прошептала:
– Возможно. Если очень сильный удар… А про себя сопоставила ржавый гвоздь и деревянные палочки с досками от разломанных ящиков, которыми когда-то орудовали в далёкой отсюда подворотне три юных подонка. Шлыгин, Гнедин… и ещё один, пока что живой.
– Ну так вот, – рассказывал Гриша. – Из-за этого уже версии разные пошли. Одни говорят – заказное убийство, только замаскированное. Тем более Гнедин этот двух начальников подряд, говорят, схоронил, оба от болезни…
– Знаем мы такие болезни, – проворчал дядя Саша.
– …А недавно сам к какому-то расследованию приступил, где уж очень большие деньги были замешаны. Вот так. А другие говорят, всё на бытовой почве. Даже вспомнили, что он вроде с женой на днях очень сильно поссорился. Вот она, может быть, и решилась… Или за неё кто…
– Любовник, – высказалась Витя Новомосковских. Патимат осуждающе покачала головой и нахмурилась.
– А что? – неожиданно воинственно заявила Оленька Борисова. – Эти важные начальники дома часто такие!.. Он её, может быть, бил!.. И развод не давал, чтобы имидж не портить! Тут не то что любовника заведёшь, тут в самом деле с зарплаты на киллера будешь откладывать…
– Ну, бабы такие есть, что и в морду сунуть не грех… – вступился за сильный пол дядя Саша.
Оля и Витя немедля повернулись к нему и принялись яростно возражать. Гриша, видя, что разговор съехал в безнадёжно примитивную плоскость, развёл руками – о времена, о нравы!.. – и удалился к себе. В следующем выпуске новостей могут поведать ещё какие-нибудь подробности, которые всё поставят на место.
Тётя Фира осталась сидеть на своём стуле и довольно долгое время не двигалась с места. Вдвоём с Плещеевым они были единственные в Питере люди, доподлинно знавшие, КТО. Плещееву, правда, в отличие от тёти Фиры, оставалось лишь гадать, ПОЧЕМУ. Зато он знал о готовящемся убийстве заранее – и не только не выполнил свой прямой долг по предотвращению преступления, но даже сделал обратное: помог его совершить. Тётя Фира наверняка пожалела бы шефа «Эгиды» и пришла бы к выводу, что ей всё- таки легче.
Сначала ей казалось, что она так и просидит здесь, в кухне, целую ночь, потому что не соберётся с силами встать. Потом задела локтем завёрнутый чугунок, и новое беспокойство отодвинуло все прочие горести: каша-то!.. Остывает!.. Этого никак нельзя было допустить. Эсфирь Самуиловна поднялась на ноги, взяла чугунок и пошла в свою комнату. Чувствовала она себя так, как будто ей исполнилось не семьдесят семь лет, а все девяносто девять.
Ночью она, естественно, не спала. Даже не ложилась в постель. Прислушивалась ко всем шорохам и даже несколько раз выходила в коридор – караулить, возле входной двери. Минула половина третьего, памятная ей по
В современных боевичках про наёмных убийц, несколько штук из которых она тайком прочитала в чисто познавательных целях, описывались ночные клубы, роскошные рестораны, дорогостоящие любовницы… Бог
