X
Небо расчистилось, и уже издалека можно было разглядеть почти весь Париж.
Даниель Лорансон набрал номер отеля в Асконе, поглядывая в окно гостиной. Где это? Кажется, у Гюго: «…и равнина упирается в Молиньон и Сен-Лё». Там еще что-то было о «голубом небе»…
И здесь в окне голубело декабрьское небо. Как у Виктора Гюго. Далеко простирались точеные профили парижских дворцов, Сакре-Кёр белел как сахарная голова, а серый раструб Эйфелевой башни лениво уходил в вышину.
Аскона откликнулась женским голосом с жестковатым немецко-швейцарским акцентом. Он попросил к аппарату Жюльена Сергэ. Ему ответили, что господин Сергэ ожидал звонка и его сейчас пригласят.
Цюрихский акцент — это серьезно!
Сергей Геннадиевич Нечаев прибыл в Цюрих весной 1872 года. Он приехал из Парижа, где жил во время франко-прусской войны на улице Жардине и в доме на Сент-Андре-дез-Ар… Когда он приехал в Швейцарию, в руках у него был только небольшой чемоданчик и две книги: «Исповедь» Жан-Жака Руссо и «Подлинные мемуары» Робеспьера. Потрясающее начало для какого-нибудь романа!
Его попросили не класть трубку. Господин Сергэ сейчас подойдет.
Он поднял глаза и увидел, что в комнату вошла Вероника. Кажется, сиделку или компаньонку его матери звали именно так. Когда он полчаса назад зашел к ним, она сразу отнеслась к нему с отчетливым недоверием. И вот сейчас заявилась в комнату, где стоит телефон, и копается в ящиках, напустив на себя таинственность и делая вид, будто разыскивает что-то, по-видимому, несуществующее. Она явно следила за ним.
— Мадемуазель, — вежливо обратился он к ней, — не могли бы вы оставить меня одного? У меня приватный разговор…
Она подняла на него глаза и испепелила его взором.
— Приватный? Что вы имеете в виду? Сдается мне, вы не у себя дома…
Даниель как можно радушнее улыбнулся ей.
— Вы ошибаетесь, — мягко возразил он. — Вернее, вы не совсем правы… Мадам Марру — моя мать… Ведь она вам сказала это, не так ли?
Да, действительно, она об этом говорила.
По правде говоря, она встретила сына без особого удивления: «Я же знала, Даниель, что ты вернулся! А мне никто никогда не верит!»
— Уйдите! — неожиданно резко приказал Веронике Даниель.
Она заколебалась, попробовала возразить. Тогда он вытащил из кобуры свой «магнум» и направил на нее.
— Вы уберетесь или нет? — рявкнул он.
Что ей оставалась делать? Она ретировалась.
— Жюльен? — спросил он в трубку.
Да, это Жюльен. Каким-то странно болезненным голосом он спросил Даниеля, когда его ожидать…
— Я не приеду, — отрезал Лорансон.
Но почему, ведь еще вчера они обо всем договорились, что же могло случиться…
Даниель снова прервал его:
— Ты там в Асконе со своей любимой женщиной?
— Да, черт возьми! — воскликнул Жюльен. — С двумя сразу. С любимой женщиной и лучшей подругой любимой женщины… Такое со мной впервые.
Даниель засмеялся. Смех был холоден как лед.
— Так пользуйся, Жужу. Может быть, это последняя возможность! Насколько я понял, ты не знаешь самых свежих новостей?
Он рассказал Жюльену о Луисе Сапате. Объяснил, что ему слишком поздно ехать в Швейцарию, поскольку те что-то замышляют: тут чувствуется новая стратегия. Похоже, будет продолжение. Еще вчера все было очень хорошо. А теперь — война. Натянуть им нос можно, только если не терять ни минуты.
В общем, прощай, Жюльен. Почти наверняка прощай. Лучше бы Сапата прикончил его тогда, двенадцать лет назад.
Сергэ пробовал настоять на своем, приводил какие-то аргументы, просил не бросать трубку, пытаясь с ее помощью удержать его на поверхности, словно утопающего, которому бросили конец веревки. Только вот кто же сейчас тонул? Нечаев или сам Жюльен Сергэ?
Даниель Лорансон повесил трубку.
Чуть ранее, распив бутылку шампанского с Иридой и Агатой и пригласив их обеих встретиться за ужином — сегодня его грядущее было перенаселено ожидающими его женщинами, — Даниель отправился пешком на улицу Альма.
Ему требовалась машина, чтобы поехать в Сен-Лё. Он отнюдь не обманывал себя относительно этого желания, внезапно охватившего его с небывалой силой. Он понимал, что посещение матери — своего рода предлог, чтобы почувствовать себя хоть чуточку ближе к отчиму, Роже Марру. Даниель это прекрасно понимал. Хотя никогда в этом не признался бы.
Неподалеку от улицы Альма, у магазина дорогой одежды какая-то женщина молча, не глядя, протянула руку с ключами от машины. Мальчишка-грум кинулся к ней и взял ключи тоже молча, не поднимая глаз. Наверно, надеется на крупные чаевые. Женщина отвернулась и вошла в магазин.
Мальчишка юркнул в машину, чтобы припарковать ее.
Даниель почувствовал, что сейчас лопнет от ярости. Словно его только что вырвало желчью, и едкий привкус так и остался во рту. Все это происходило около улицы Альма, там, где ее пересекает проспект Президента Вильсона, около поворота в маленький проулок, спускающийся к набережной Сены.
Вызывающее безразличие женской протянутой руки и взгляд, уже направленный в сторону модного магазина… Женщина была красива: с тонкой талией, плотно затянутой в коричневую с красно-золотым отливом юбку, и крепкой грудью под бежевой кашемировой блузкой. Через витрину можно было разглядеть ее силуэт в полураспахнутом меховом манто.
Она повернулась к нему спиной. Даниель поглядел на ее длинные ноги в дымчатых нейлоновых чулках.
И с шумом втянул в легкие воздух. Вот ее бы в постель вместо Агаты! Выхватить бы сейчас пистолет, ткнуть в живот элегантной нахалке… Впрочем, что это он? Надо поостыть.
Мальчишка возвратился, пристроив автомобиль красавицы чуть поодаль. Пальцы сжимали ключи. По правде сказать, выглядел он неважнецки. Голова с редкими, словно побитыми молью волосенками, худенькое, жалкое крысиное личико. Небось по вечерам бродит по улицам в женских нарядах. Да, с такими не возродишь классовую борьбу.
Он громко рассмеялся и заступил груму дорогу. Вырвал из дрожащих рук ключи и за ворот потащил к автомобилю магазинной клиентки. Тот, объятый ужасом, не издал ни звука. Когда Даниель нажал на газ, парень только растерянно разевал рот, видно, голос еще не вернулся к нему.
Бак полон, машина только что с заправки. Он погнал ее на север, выскочил на шоссе А-15, потом свернул на объездную дорогу А-115, с которой съехал на развилке у Плесси-Бушар-Гро-Нуайе. Затем помчался прямиком к Сен-При и, свернув налево по улице Огюста Рея, повел машину к Сен-Лё.
Это должно быть где-то здесь. Так оно и есть.
Ему открыла Вероника и попыталась не впустить в квартиру. Когда Даниель выяснил, что Жюльетта одна и сегодня очень беспокойна, потому что ей приснился кошмар по поводу ее исчезнувшего сына, он оборвал разглагольствования компаньонки.
Исчезнувшего? Как бы не так.
Отстранив ее, он вошел в дом и стал искать комнату матери.
Та сидела довольно спокойно, вовсе не казалась возбужденной и смотрела на лесной пейзаж за
