окном. Окна ее комнаты глядели не на Париж, а в противоположную сторону. Она неторопливо листала семейный фотоальбом. Большую часть его занимали фотографии Даниеля. Тех времен, когда он еще не был связан с «Пролетарским авангардом» и позволял себя фотографировать.
— А, Даниель, как мило с твоей стороны, что ты не забыл обо мне. Я же знала, что ты вернулся, но никто не желает мне верить.
Она обернулась к Веронике, которая проследовала за Даниелем в ее комнату.
— Вы видите, что я была права? — торжествующе обратилась она к несколько встревоженной компаньонке.
Та кивнула. Но ее тревога отнюдь не улетучилась. У нее не было оснований радоваться появлению призрака того, кто умер в Гватемале двенадцать лет назад.
Она подумала, что хорошо бы незаметно улизнуть в другую комнату и позвонить комиссару Марру.
Но едва она сделала два шага к порогу, как ее плечо стиснула рука Даниеля.
— Надеюсь, мадемуазель, никто не будет делать глупости? Не надо звонить комиссару… По крайней мере, прямо сейчас…
Он вернул Веронику в спальню Жюльетты Бленвиль. Под его ледяным взглядом молодая женщина не смела шелохнуться.
Некоторое время они с матерью предавались воспоминаниям. Таким незначительным, но рвущим сердце. И вот наступило пять часов. Пришло время звонить Жюльену.
Он повесил трубку как раз вовремя, чтобы перехватить Веронику у входной двери. Она украдкой надела пальто и намеревалась выскользнуть из дома.
— Как, — иронически осведомился Даниель, — мы покидаем нашу больную? Это некрасиво, мадемуазель!
Она глядела на него с упрямой решимостью.
— Мне необходимо предупредить комиссара. В конце концов, имеет он право знать, что творится в его доме?.. Он считал вас мертвым, а вы вернулись… Вы не думаете, что его надо известить?
Ну, если на то пошло, он уже обо всем знает, подумал Даниель. Меня бы очень удивило, если бы Сапата, эта старая лиса, не оставил где-нибудь следов нашей встречи. Быть может, специальное сообщение для комиссара. Если вспомнить, что они были друзьями…
Тут в дверь позвонили.
— Откройте, — прошептал Даниель. — И пожалуйста, без глупостей! Если вздумаете выкинуть что- нибудь, обещаю, что сначала сломаю вам одну ногу, а потом другую.
Для убедительности он снова вытащил «магнум». Вероника смертельно побледнела: похоже, что он не шутит.
Она открыла: это была Фабьена Дюбрей.
Конечно, в первый момент ни сиделка, ни Даниель еще не знали, кто перед ними. Увидели только молодую женщину, которая спросила, дома ли Роже Марру.
Но тут она заметила Даниеля, державшегося в темном углу прихожей.
Изумленная, она тихонько вскрикнула и произнесла нечто, совершенно Веронике непонятное:
— Ой, когда же вы успели сбрить усы?
Это даже не удивило Лорансона, просто у него опустились руки. В конце концов, куда он попал? Что это за мир, где все всё знают? Вчера в «Нью морнинг» прямо перед его носом вынырнул Жюльен Сергэ со словами: «Привет, Нечаев!» Как будто вчера расстались! А сегодня мать говорила с ним так, будто они и вовсе не расставались. И эта желторотая пигалица — притом, боже милостивый, как хороша! — нахально толкует про его усы, словно они полжизни мозолили ей глаза!
Есть от чего свихнуться, право слово.
Но он сдержался и ответил самым естественным тоном:
— Разумеется, сегодня утром! А где вы меня видели в последний раз при усах?
Она сделала несколько шагов, чтобы закрыть за собой дверь, на улице было холодно.
— Это не я… Это фотоаппарат! Но фотографа вы знаете… Пьер Кенуа, приятель Сергэ… Мы все работаем в «Аксьон».
Затем Фабьена представилась и назвала свое имя.
Почему Жюльен ничего ему не сказал про эти фотоснимки? Это его заинтриговало. И где, черт побери, они умудрились их сделать?
Впрочем, последний вопрос ему задать не пришлось. Фабьена его опередила:
— Пьер сделал их вчера в баре «Атенея»… Совершенно случайно… Он подстерегал там вовсе не вас, а одного саудовского набоба. А вы, господин Лашеноз, оказались на них случайно. На заднем плане.
Он тихо присвистнул.
— Вы начинаете меня интересовать, — улыбнулся он.
В нескольких словах она рассказала ему обо всем, что знала. И о том, что Сергэ не в курсе, что она пыталась только совсем недавно дозвониться ему в Тичино, но ей это не удалось, что около полудня она пробовала найти его в Женеве — тоже безрезультатно.
— Я только что говорил с ним, — невозмутимо сообщил Даниель. — Он в Асконе. И кажется, у него на шее сразу две женщины… Любимая женщина и лучшая подруга любимой женщины… О таком нормальный мужчина может только мечтать. Но голос у него был измученный, с чего бы это?
Фабьена Дюбрей стояла с разинутым ртом в совершеннейшем ошеломлении.
Он рассказал ей все, что счел нужным. О вчерашней встрече. О предложении Сергэ укрыться в Швейцарии.
Занятые разговором, они даже не заметили исчезновения Вероники. Но тут она вернулась в прихожую с довольным видом, сложив губки бантиком:
— Господин Лорансон, комиссар хотел бы с вами переговорить!
Даниель жестом показал, что не желает, но Фабьена удержала его руку и с жаром попросила:
— Послушайте, поговорите с ним! О вашем теперешнем положении!
Даниель с раздражением взглянул на нее. Что она понимает в его положении? Но все-таки подошел к телефону.
— Привет, — буркнул он, взяв трубку.
— Знаешь, я нашел тот красный блокнот, — начал Марру, сразу приступив к делу.
А голос у него не изменился, отметил Лорансон. Голос, к которому он так привык в детстве: чуть наставительный, терпеливый, пронизанный неподдельной теплотой — одним словом, отцовский. Как раз за это он его потом и возненавидел. Именно за то, что он оставался терпеливым и родительски- внимательным.
— В Сан-Франсиско-эль-Альто?
— Да, но только обнаружил, что я забыл его у Зильберберга на бульваре Пор-Рояль, — продолжал Марру. — Я прихватил его с собой, когда мне сообщили о смерти Сапаты…
«Но почему он говорит об этом? — подумал Даниель. — Как Марру узнал, что у них с Сапатой вчера заходила речь о блокноте?»
— Если я тебя правильно понял, — сказал он в трубку, — Сапата оставил тебе какое-то сообщение…
— Он оставил мне все, Даниель! И среди прочего запись вашего вчерашнего разговора…
Лорансон рассмеялся:
— Я так и думал, что он меня подловит! — воскликнул он. — Но так даже лучше: это сэкономит немало времени. Итак, теперь тебе все известно…
— Почти все, — своим хорошо поставленным голосом уточнил Роже Марру.
— Почти?
— Я не знаю твоих намерений, Даниель! Нам надо встретиться и поговорить… Ты не подождешь меня в Сен-Лё? Если поднажать, я буду не позднее чем через полчаса…
Даниель улыбнулся.
— Через полчаса? Я уже уйду, старичок!
