— Дай-ка бинокль, я посмотрю, — сказал Русаков.
Милиционер даже и не заметил, как около него появились Русаков и Дворкин.
— Ах, гады! Под монастырь меня подвели, язви их в душу! — по-сибирски ругался милиционер. — Хватит глядеть на них! Надо догонять скорей, сказал он Русакову.
— По-о-о-дожди! Не-е-е во-о-о-олнуйся. На двух ве-е-еслах да-а-алеко не уедут. На вельботе до-о- огоним. Пла-ан какой у тебя? — спросил Русаков.
— Живьем надо взять. На вельботе нельзя. Надо на байдаре. Видел, как она лупит у вас передом.
— Ну-у, пошли.
Лёк ел вяленую рыбину, держа ее в обеих руках.
— Лёк, — сказал Русаков, — это лю-ю-юди в море обманули Ло-о-ося. Их надо догнать и до-о- оставить в ревком.
— Попьем чайку и догоним. Никуда не денутся.
— У них собаки в вельботе и нарта, — рассматривая в бинокль, сказал учитель.
— Ножниц ни у кого нет? — тревожно спросил Хохлов.
— Зачем они тебе понадобились?
— Прическу чукотскую сделать. Вот как у Лёка.
Старик Лёк удивленно посмотрел на милиционера и, попивая чай, сказал:
— Если хочешь, я тебе прическу ножом сделаю.
— Давай, Лёк. Делай, только поскорей.
— Что ты выдумал? — спросил учитель.
— План есть, — ответил Хохлов.
Лёк наточил нож и быстро сбрил ему макушку, а концы волос зачесал на лоб. В такой прическе Хохлов вызвал смех даже у Тани. Впрочем, она этому очень обрадовалась: теперь ее супруг, безусловно, походил на настоящего человека.
Хохлов посмотрел на высокого Омрытагена и сказал:
— Дай-ка, друг, мне твою кухлянку.
Хохлов обрядился в нее и стал настоящим чукчей.
— Хо-о-о-орош план! — догадался Русаков.
А милиционер распоряжался:
— Ты, Дворкин, ляжешь на дно байдары. Как только мы подойдем к вельботу борт к борту, брошусь на американца, ты выскакивай — и на помощь мне. А ты, Русаков, получай мой наган — тоже выскочишь со дна байдары и Саблеру наставишь в лоб. Он плюгавенький и трус — сразу поднимет руки.
— Пра-а-авильный план! Поехали, Лёк! — весело сказал Русаков.
— Я тоже с вами поеду, — сказал Ваамчо.
— Тэвлянкау, ты оставайся здесь. И если услышишь выстрел, заводи мотор — и к нам, — распорядился Русаков.
— Поехали на охоту, — улыбаясь, проговорил Лёк.
Байдара, подняв нос, понеслась, по спокойному морю к кромке льда.
В, байдаре все молчали. Лёк сидел на корме у руля. Около ног его лежал Русаков, изредка регулируя мотор. Хохлов без шапки сидел вдоль борта, упираясь ногами в спину Дворкина. Ваамчо, Анчоу и Омрытаген сидели в центре байдары.
Когда вельбот беглецов был уже виден простым глазом, Лёк сказал:
— Они бросили грести. Остановился их вельбот. Один человек смотрит на нас в одноглазую трубу.
Байдара быстро шла на сближение с вельботом, Хохлов уже хорошо различал, где находится американец. Саблер и его жена сидели рядом, держа в руках весла, а Ник стоя смотрел в подзорную трубу. Наконец он сел на корму, убрали весла и Саблер с женой. По всему было видно, что они не беспокоились; Саблер даже замахал шапкой.
Лёк с ходу направил байдару вдоль борта вельбота, толкнул ногой Русакова в живот — условный знак, — и мотор заглох.
Хохлов ухватился за борт вельбота, и байдара остановилась. В один миг Хохлов набросился на Ника, вскочил и Дворкин.
— Ру-у-уки вверх! — крикнул Русаков, направляя наган на Саблеров.
Ник хрипел и силился вырваться, но Хохлов и Дворкин прочно придавили его к днищу вельбота. Ваамчо и Анчоу связывали руки Саблеру и его жене.
Хохлов, тяжело дыша, сел на зеленый сундук и злобно смотрел на Саблера:
— Вот, язви тебя в душу! Улизнуть хотел? Под монастырь чуть не подвел меня!
Саблер сидел со связанными руками и, казалось, был очень спокоен.
— В чем дело? — спросил он. — Я ведь и направляюсь в ревком. Что вы от меня хотите? Мистер Ник хотел завести меня по пути.
Мистер Ник лежал около кормы и рассматривал милиционера Хохлова, его необыкновенную для белых людей прическу. Ник молчал и наконец заносчиво проговорил:
— Вы не имеете права так обращаться со мной! Я гражданин Североамериканских Соединенных Штатов. Я нахожусь в экстерриториальных водах!
— Не разговаривать! — крикнул милиционер. — Ишь ты, воды. Рядом у берега.
Байдара тащила вельбот на буксире. Лёк сидел на корме ее. Ваамчо следил за мотором.
«Враждуют белолицые люди», — думал Лёк.
Русаков крикнул Лёку, чтобы он остановил байдару, и сказал Хохлову:
— Пе-е-ересади этого Саблера на байдару, чтобы не пе-е-ереговаривались.
Когда Саблера высаживали на байдару, Валентина Юрьевна тряслась от страха.
Вскоре они прибыли к палатке милиционера и, не задерживаясь, направились в ревком. Байдара Лёка шла впереди; на ней были Саблер, Русаков и милиционер, на вельботе Тэвлянкау — жена Саблера, а на буксире захваченный вельбот и в нем один мистер Ник. Флотилию замыкал вельбот Ваамчо с учителем Дворкиным.
Хохлов торжествовал:
«Вот гады! Все-таки попались мне!»
Глава седьмая
В ревкоме все было готово к встрече делегатов конференции. В просторном зале стояли в ряд самодельные длинные скамейки и на маленьком возвышении — стол президиума, накрытый кумачом. На стене портрет Ленина, красные полотнища, и, хотя не ожидалось делегатов, понимающих русскую грамоту, на них большими буквами были написаны лозунги: «Да здравствует Советская власть!», «Да здравствует дружба народов!».
Над ревкомом развевался новый большой флаг и шелестел, словно зазывая людей в этот большой дом.
На берегу в ряд, перевернутые вверх килем, лежали десять вельботов, на которых прибыли из разных стойбищ делегаты. Делегаты разместились в ярангах и делились новостями. Еще никогда не было здесь такого скопления людей со всего побережья.
Лось сидел у себя в кабинете и в последний раз просматривал свой доклад «Родовые советы и национальный вопрос». Удивительная история! Лось сам поймал себя на мысли, что он волнуется. Все казалось предельно ясным, и все же он думал, что в докладе чего-то не хватает. Огорчало его и то что ни один делегат из кочевий еще не прибыл, вероятно и не прибудет.
Он взял протоколы родовых советов и снова стал просматривать их. И вдруг то, на что он раньше не обратил особого внимания, сейчас ему показалось особенно важным: это был протокол Энмакайского родового совета о запрещении выбрасывать в стойбище дохлых собак.
