— Ну что ж! Пойдем домой. Без пищи побольше надо сидеть, — сказал Ваамчо и медленно стал подниматься. — Голодному надо поменьше ходить.
Заметив логовище, собаки побежали вперед.
«Не надо было выезжать на охоту, — думал Ваамчо. — Тридцать дней нельзя охотиться, когда умирает человек в яранге. А мать Илинеут замерзла двадцать шесть дней тому назад. Вот нарушил закон — и подстерегли злые духи. Но как же без еды? Без еды и в яранге пропадешь. А здесь, может быть, и не пропаду. Ведь не один я здесь!»
Прошло два дня. Полынья исчезла в последнюю ночь. Было сжатие льдов. Хотелось есть, а тюленей не было.
— Чегыт, придется съесть одну собаку, — сказал Ваамчо, словно советуясь с вожаком. — Можно бы подождать еще, но голодный человек скоро совсем замерзнет.
Ваамчо посмотрел на лежавшего здесь же Милютальгына, и ему стало жалко собаку. «Трудно зарезать друга-собаку, которая столько времени служила тебе», — рассуждал Ваамчо, с грустью глядя на обреченного Милютальгына.
Он быстро вскочил, взял за ошейник Милютальгына и повел его за льдину. Ваамчо так быстро вонзил в его сердце нож, что Милютальгын не успел взвизгнуть.
Ваамчо жадно напился горячей крови и наелся теплого мяса. Вернулся в жилище, накормил собак. В эту ночь он спал крепко, укрывшись собачьей шкурой.
К утру, когда лучи бледной луны проникли в щель, Ваамчо вскочил. Он сильно ударил ногой в «дверь» — и льдина отвалилась. Ваамчо вышел и огляделся кругом. Совсем рядом образовалась новая полынья. Море было спокойно, ветер стих, и только от легкой зыби льды чуть-чуть покачивались.
Вдруг совсем близко Ваамчо увидел плывущего тюленя. Он вскинул ружье и почти в упор застрелил его.
— Сколько еды! — вскрикнул от радости Ваамчо.
Тюлени показывались часто, и Ваамчо за короткое время убил пять штук и всех достал.
— Чегыт, видишь, сколько еды! А мы закололи Милютальгына. Надо было подождать. Жалко собаку!
Ваамчо нанизал тюленей на ремень и волоком потащил к своей берлоге. Собаки облизывались, жадно пожирали снег, пропитанный кровью тюленей.
«Сколько мяса и жира! — думал Ваамчо, свежуя туши. — А если у человека много мяса и жира, тогда у него сердце поет».
Ваамчо решил развести костер. Он взял тюленьи косточки, тщательно соскоблил с них мясо, расщепил их и, искусно перекладывая собачьей шерстью, смазанной тюленьим жиром, стал раздувать огонь.
Было очень весело глядеть на язычки пламени.
— Сколько дней, Чегыт, мы не смеялись? А вот теперь и смех пришел. Он всегда приходит вместе с едой. Желудок, набитый тюленьим мясом и наполненный горячей водой, веселит человека. Это совсем не то, когда в кишках гуляет один воздух!
Железная коробочка из-под табака заменила чайную чашку, и Ваамчо с наслаждением пил горячую воду.
— Все может быть, Чегыт, и белый медведь придет. О-о! Тогда мы заживем, как в яранге!
Глава пятнадцатая
Неисчислимы стада оленей Эчавто, Несметны богатства его. За три теплых лета не вырастает ягель там, где пройдут стада его оленей. Олени разбиты на десять стад. В каждом стаде двадцать по двадцать, еще раз и еще раз двадцать по двадцать — тысяча двести голов в каждом стаде, — вот сколько оленей у старого Эчавто! В одном не удержишь: сохнуть станут от недостатка ягеля, разбегутся.
Велики стада его. В каждом стаде до десятка шатров, в которых живут пастухи со своими семьями. Свыше сотни человек кормится около Эчавто.
Каждому пастуху хозяин Эчавто позволяет заводить немного и своих оленей. Тогда пастух считает себя маленьким хозяином и до изнеможения бегает, заодно охраняя и все большое, стадо Эчавто.
Как же? Разве не хозяин он своих оленей? Конечно, хозяин! И пастух не спит в пургу, зорко сторожит стадо.
Ему что, этому богачу Эчавто? Если волк и задерет оленей двадцать это не более чувствительно, чем укус комара. А вот если под волчьи клыки подвернется свой пяток оленей, тогда опять много лет надо ждать увеличения поголовья…
Так думает каждый пастух.
Третий день гонится Алитет за стадами Эчавто. На своих быстроногих собаках он рыщет то среди ущелий и гор, то среди бескрайней ровной тундры. Не имея звериного чутья, стада эти не найдешь никогда.
Гуляет в тундре ветер. Скрылись звезды и луна. Надо бы переждать пургу где-нибудь в снегу, но у Алитета нет корма. Нельзя позволить себе блаженствовать в снегу. Нужно ехать и ехать. Ведь на нарте остались лишь товары и ни кусочка мяса. Пурга удлинила путь.
Воет в тундре ветер. Валит с ног собак. Алитет останавливает упряжку, бросается наземь и ползает около нарты. Что он обнюхивает? Он распознает местность в этом снежном океане. Наконец он вскакивает, садится на нарту и не спеша рассматривает олений помет. Находка должна рассказать, когда здесь прошли стада оленей. Алитет тормозом долбит снег, достает мох, травку, листочки ивняка: они должны рассказать, в какую сторону прошли стада оленей.
И наперерез ветру мчится упряжка. Наконец вожак улавливает запах жилья, круто берет влево и, напрягая силы, рвется вперед. Зорко всматриваясь во мрак ночи, Алитет не мешает думать вожаку.
Нарта наскочила на человека. Остановилась.
— Человек, кто ты? — крикнул Алитет.
Человек узнает Алитета, подходит к нему ближе и приветствует его.
— Алите-е-т?
— Да, это я, Алитет. Откуда ты?
— Я пастух Ренто из стойбища Эчавто. Видишь, какая плохая ночь. Волчья ночь. Худо. Не могу спать. Может, людям трудно охранять стадо, иду помочь им. Ведь в стаде и мои восемь оленей.
— Далеко стадо?
— Близко. Бегом бежать — два раза вспотеешь. Только.
— А яранги где стоят?
— Вот здесь рядом. Я покажу тебе.
И пастух побежал впереди собак.
— Ты хорошо бегаешь, — сказал Алитет, въехав в стойбище.
— Да, я хорошо бегаю, — польщенный похвалой, ответил Ренто.
— Эчавто в этом стойбище?
— Нет. В другом. Переночуй здесь. Может, завтра пурга стихнет. Сейчас зачем из тепла уезжать? Вот яранги. Мужчины в стаде, женщины позаботятся о тебе.
— Разве есть здесь человек, который вволю накормит моих собак?
Пастух Ренто промолчал.
— Далеко другое стадо Эчавто?
— Близко. Бегом бежать — наверное, десять раз вспотеешь. Оставайся до завтра.
— Нет. Беги вперед, я поеду за тобой.
— Эгей! — безропотно согласился Ренто и, положив палку на спину, побежал от жилья в холодную снежную пустыню.
Ренто скрылся из виду, и только вожак Чарли держит его след.
Изредка пастух останавливается и громко кричит:
