развитая и самая большая проказница.
Тает-Хема охотно вошла в учительскую и села на стул, с интересом ожидая вопроса. Каждый раз, когда с ней происходила беседа один на один, она была очень довольна. Тает-Хема знала, что школьники толпятся около двери и с большим нетерпением ожидают ее возвращения. Конечно, ей решать — рассказать или не рассказать про разговор. Некоторое время она будет молчать, испытывая их терпение, а потом расскажет подробно, со своими добавлениями.
Тает-Хема с самым серьезным выражением лица сидит и молчит. Она сгорает от любопытства: зачем ее позвали, какой будет разговор?
— Ну, что же ты ничего не спрашиваешь? — говорит она наконец, не в силах совладать со своим любопытством.
— Сейчас, сейчас, Тает-Хема! Вот напишу записку, тогда поговорим.
— Спрашивай же скорей! — нетерпеливо говорит она.
Но я намеренно медлю.
— Расскажи, Тает-Хема: отчего так часто бьются у нас в школе ламповые стекла?
Тает-Хема делает лукавые глаза и смеется.
— Наверно, «келе» делает дырочки в стеклах. Он всегда что-нибудь портит.
На лице у нее появляется таинственное выражение. Она поднимается со стула и, погрозив мне пальцем, шепчет:
— Подожди немножко!
На цыпочках она подбегает к двери и смотрит в замочную скважину.
— Здесь всегда смотрят, — говорит она и вешает на ручку двери свой носовой платок. — Еще смотрят в гвоздевую дырочку.
Тает-Хема долго ищет ее, — с этой стороны ей не приходилось подсматривать.
— Вот, вот она! В нее хорошо видно. Ее надо спичкой заткнуть.
— Зачем же подсматривают, Тает-Хема? Ведь это нехорошо.
— Нет, хорошо. Очень интересно.
— Но ты ведь сейчас все закрыла, чтобы никто не смотрел? Значит, подсматривать нельзя, плохо?
— Зачем им смотреть, когда я сама расскажу потом им. Смотреть надо, когда здесь никого нет наших.
— Подсматривать и подслушивать разговоры вообще нехорошо. Так делают только плохие люди.
Тает-Хема немного смущена и молча садится на краешек стула.
— А дырочки в стеклах делать тоже нехорошо? — спрашивает она и, не дожидаясь ответа, говорит: — Это мальчики делают. Они плюют в ламповое стекло — и там делается дырочка. Таютэгин хорошо плюет сквозь зубы. У других так не получается, у них только трещины.
— Конечно, нехорошо, так же как и ручки у чашек отбивать. Это все равно как если бы я подошел к байдаре и вырезал ножом дырочку в дне.
— Нет, там нельзя. Тогда в байдару польется вода и на ней нельзя будет ездить по морю. Затонуть может.
— Но ведь и лампа коптит, когда в стекле сделана дырочка. А кроме того, у нас скоро стекол не будет. На складе их осталось очень мало. Тогда придется жить в темноте.
— Скоро придет большое солнце, и без лампы всю ночь будет светло, — говорит она.
— Нет, Тает-Хема, большого солнца еще долго ждать.
— А кто делает стекла, из чего их делают?
— Ламповые стекла делают русские рабочие.
— О, здесь много русских! Пусть они сделают. Ребята все хотят посмотреть, как делают стекла.
Так неожиданно выяснилась необходимость беседы со всеми учениками о ламповых стеклах, о том, как их делают, где их можно сделать и почему нельзя «устраивать» на них дырочки.
Происшествие было исчерпано. Лятуге больше не пришлось ходить на склад за ламповыми стеклами.
Почти два с половиной месяца существует наша школа. Дежурства ребята несут превосходно. Работу выполняют довольно аккуратно. Каждый старается заслужить всеобщее одобрение.
В обязанности дежурных входит также и доставка льда с реки на кухню. Лед, нарубленный взрослыми, они с удовольствием подвозят на нарте к школе. Жаль все же, что мы лишены настоящей воды. Наша река промерзла до дна. Из льда или снега вода получается, как говорит доктор, почти дестиллированной [30].
Сегодня произошел необыкновенный случай: ученик Таютэгин и двое его поддежурных не доставили на кухню лед. Воды не хватило. После обеда детям не пришлось пить чай, который они очень любят. Это событие вызвало большое недовольство.
— Вы почему же не привезли лед? Может быть, вам тяжело было? — спросила я дежурных.
Все ребята засмеялись, а один из них сказал:
— Таютэгин самый большой мальчик у нас. Он может тащить сразу двух тюленей! Лед так близко от нас находится, что и устать не успеешь.
— Выходит, что вчерашние дежурные привозили Таютэгину воду, и он пил чай, а сегодня для них он не захотел привезти? — продолжала я.
Таютэгин молчал, понурив голову.
— Ну что же, придется мне сейчас привезти лед. Кто пойдет со мной?
Изъявили согласие почти все ребята. Я отобрала троих. Не успели мы подъехать к реке, как подбежал Таютэгин и виновато сказал:
— Пусть я буду привозить лед каждый день. Я был немножко сердит и поэтому не захотел привезти лед. Теперь я хочу. — И он с необыкновенным усердием принялся за работу.
С большим трудом отстранили его от этой работы в последующие дни, когда дежурили другие.
По-видимому, наш дневной рацион мало удовлетворяет детей. Правда, в меню очень много мясных блюд: из моржатины, нерпы, заячьего мяса, куропаток, уток — словом, всего того, к чему с раннего детства привык организм наших школьников. Все же дети этим не удовлетворяются. Они часто вспоминают яранги, где можно вволю поесть сырого мяса.
Вечером Мэри в сопровождении ватаги школьников пробежала с каким-то свертком к нашей «классной даме» Панай. Войдя следом в комнату, я заметила, что Мэри засунула сверток под матрац старушки. Когда я подошла к кровати, Мэри уже сидела на ней и, смущаясь, закрывала глаза руками. Школьники тихонько посмеивались.
Меня заинтересовало: что же это могло быть?
Выпроводив детей, я заглянула под матрац. Там оказался кусок сырого моржового мяса, завернутый в грязную тряпку.
«Бедные дети! — подумала я. — Этот грязный кусок они расценивают как драгоценное лакомство, которое мы не можем им дать, так как возражает врач. Выходит, я им помешала полакомиться».
Меня больше всего удивляет Мэри. Ведь она дочь Магомета, который побывал в Европе, Америке. Должно быть, и в семье Магомета едят сырое мясо.
В школе у нас сырого мяса есть нельзя. Об этом знают и родители. Они этого не могут понять и мясо все же привозят, давая его детям украдкой. И дети съедают его, забравшись в укромный уголок, подальше от учителя.
Видимо, организм их настолько привык к сырому мясу, что отсутствие его сказывается даже на настроении детей.
Не лучше ли разрешить им есть сырое мясо, но хорошо промытое, чистое?
