— Так почему же ты не знаешь, какой след оставляет заяц?
— Я никогда не занимался охотой.
— А теперь будешь знать?
Мы ушли в сторону, и вдруг я наткнулся на новый след. Я был уверен, что это след песца. Желая проэкзаменовать самого себя, я позвал Таграя и уверенно сказал:
— Вот, смотри, песец пробежал.
Таграй взглянул на след, потом на меня и расхохотался.
— Со-па-ка! — протянул он медленно.
Я не выдержал экзамена: то был действительно след собаки.
— Собаки бегают в тундру ловить полевых мышей. Мыши для них — все равно что для нас сахар, — пояснил Таграй.
Мы вернулись к нартам и тронулись в путь. Собаки взбежали на склон горы. Вдали нашим глазам представились остроконечные пики Анадырского хребта. Невообразимые нагромождения сопок! Все было покрыто снегом. Стояла извечная тишина. Хотелось крикнуть на собак, хотя в этом не было никакой надобности: вниз по крутому склону они мчались стрелой.
Таграй ловко чертил своим остолом корку снежного покрова, и позади его нарты поднимался столбик снежной пыли. Остол он крепко держал в руках, нажимая на него ногой.
«Вот он, властелин Чукотской земли!» — подумал я, глядя на его быстро несущуюся нарту.
Между тем мои двенадцать псов совсем одурели. Они опередили Таграя и, высунув языки, мчались вниз. От сильного торможения у меня онемела рука. Выхватив остол, я перекинул его в другую руку. В это время нарта наскочила на заднюю пару собак, и они, свалившись почти под самые полозья, с визгом волочились спиной по снегу. Но вот остол снова опущен в снег; секундная задержка нарты — и собаки мигом вскочили на ноги.
Быстро скатились мы в долину. Остановились. Таграй подходит ко мне и говорит:
— С горы быстро едешь ты.
И, осмелев, он опять начинает учить меня.
— Одной рукой тормозить очень трудно. Надо еще ногой держать остол. Нога стоит на полозе и очень крепко держит. Она сильнее руки. — И, усаживаясь на мою нарту, он берет остол, запускает его между копыльями возле самой ноги, коленом стукает об остол и говорит: — Вот так. Нога очень сильная. Так нужно тормозить.
Распутав сбившихся собак, Таграй направился к своей нарте, но вдруг он остановился и быстро вернулся ко мне.
— Смотри, малютальгын (заяц). Застрели его! — таинственно прошептал он.
Вдали, на холмике, действительно сидел заяц. Я взял с нарты винчестер и потихоньку направился к нему.
— Только ближе подходи и стреляй с колена, а то промахнешься, — шепчет Таграй.
Пройдя немного, я оглянулся. Таграй машет мне рукой: дескать, ближе подходи. Я пошел дальше. Оглянулся — и опять Таграй машет. Заяц был уже на расстоянии ружейного выстрела. Согнув колено, я прицелился. В этот момент «заяц», взмахнув крыльями, медленно тяжело взлетел. В недоумении я оглянулся на нарты. Таграй стоял около них и, схватившись за живот, громко хохотал. Когда я подошел к нему, он от смеха свалился на нарту. Сквозь слезы он проговорил:
— Что такое? Еще никогда я не видел и не слыхал, чтобы малютальгын летал. Наверно, я шаман, раз заставил бегающего летать. Ведь это была сова! Я думал, ты узнаешь, а ты не узнал!
Видя мое смущение, Таграй перестал смеяться и серьезным тоном добавил:
— Я не обманывать тебя хотел. Я хотел, чтобы ты научился распознавать и отличать сову от зайца.
В селение мы прибыли к вечеру. Все взрослые охотники были еще в море. Они уехали на собаках километров за двадцать на промысел тюленя. Вскоре мы заметили пять возвращающихся нарт охотников. Они одна за другой ехали но льду, и черная движущаяся полоска нарт, змеей извиваясь по ледовым торосам, заметно приближалась к селению.
Зоркие глаза чукотских ребятишек еще издали заметили, что промысел был удачный. Они стояли и говорили, что на той нарте лежат три тюленя, на другой — два, на последней — четыре. Я старался увидеть хоть одного тюленя, но, кроме движущихся нарт, ничего не мог заметить.
На улице толпилось много ребятишек дошкольного возраста. Они изредка пробегали мимо меня и издали кричали:
— И мы хотим кэлиткоран[32]!
Таграй сидел в яранге и ел тюленье мясо. Он уже рассказал новости. Около моей нарты столпились ребята и оживленно беседовали о «живых чертиках», которые были «заперты» в железных ящиках. Эти дети еще не видели кинокартин, но они много слышали о них и теперь настолько были заинтересованы, что не отходили от кинопередвижки, хотя в селение и въезжали уже нарты охотников.
— О, ты приехал! — кричали подъехавшие охотники.
Удачный промысел, хорошее настроение у чукчей — все благоприятствовало нам. Женщины суетились около нарт, стаскивая тюленей. Тюлени не успели еще замерзнуть, и женщины точили о камни круглые ножи для разделки туш.
Тюленей было много, но это нисколько не задержало нас. Женщины с исключительной сноровкой занялись разделкой.
Наевшись тюленьего мяса, охотники заспешили в ярангу смотреть кино.
НЕОБЫЧАЙНОЕ ОТКРЫТИЕ
Таграй трудился до изнеможения. Я предложил ему отдохнуть, но он сказал:
— Нет, я не устал. Ты иди в другую ярангу, а я буду крутить кино. Ты ложись спать.
Кроме меня, в яранге, куда я пришел, никого не было. Я очень скоро крепко заснул. Вдруг в полумраке яранги кто-то сильно начал тормошить меня за плечо. Я вскочил, и увидел Таграя с совершенно изменившимся лицом.
— Что такое, Таграй?
— Вставай, скорей вставай! Кино получилось на яранге.
Спросонья я не мог понять, о чем говорит Таграй.
— Что получилось на яранге?
— Картины показались на яранге.
— Ну и что же? Я знаю, что ты показываешь картины в яранге.
— Нет, нет! Не в яранге, а на яранге. Когда я кончил показывать картины, люди захотели, чтобы я им рассказал, отчего они получаются. И, чтобы все могли слушать, я решил рассказывать на улице. Поставил передвижку, динамку и говорю: «Вот так она крутится». Вдруг на соседней яранге показалась наша картина. Пойдем скорей. О-о-очень большие картины! Совсем не то, что на платочке!
Мы вышли из яранги, и Таграй побежал к кинопередвижке, где толпились люди.
И когда Таграй привел в действие аппарат, я увидел на изгибе покрытого парусиной купола яранги картину огромных размеров. Однако изображение искажалось.
— О, это замечательно, Таграй! Скажи, чтобы нам дали парус от байдары, мачты, — и мы сейчас натянем прекрасный экран.
Быстро установили на улице экран-парус, и вот это была картина!
Таких хороших картин не видели даже и на культбазе. Картину смотрели и с той и с другой стороны экрана. Но самое главное заключалось в том, что теперь картины можно было смотреть сразу всем людям стойбища.
— Молодец, Таграй! — сказал я ему.
