Я покраснел еще сильнее:
– Мне сорок лет, и только две недели назад я узнал, что мой отец не Константин Арбатов, а Дмитрий Спирин.
Отец поднял указательный палец к потолку и назидательно произнес:
– И этим ты можешь гордиться, потому что генерала Дмитрия Спирина знают не только в России, но и за рубежом, а Костик Арбатов был серой тенью, которая исчезла из жизни, так ничего и не создав. Он не оставил после себя даже одного ребенка, а у меня двести сорок восемь детей, кстати, твой номер седьмой, ты вошел в первую десятку. И всех вас я помню по именам и фамилиям, потому что у меня феноменальная память, вот тебя, к примеру, я не видел тридцать восемь лет и почти сразу узнал.
Я заулыбался:
– Ну, в этом нет ничего удивительного, мы же с вами очень похожи внешне, мама называла такую внешность симпатичным уродством.
Отец сморщил лоб и признался:
– Вот за это я и выгнал Марию из моего дома, с ее самомнением трудно смириться, вернее, даже не самомнением, а самодурством. Ставлю сто против одного, что она тебя лупила в детстве, как сидорову козу. Я прав?
Я, не переставая улыбаться, кивнул:
– Вы выиграли, генерал, мама и сейчас иногда дерется, но я ей это прощаю, потому что она мама. Простите, а с другими своими детьми вы встречаетесь или нет?
– И не собираюсь это делать, – ответил отец. – Возня с детьми – это для среднеразвитого человека, а я стою на высшей ступени развития, у меня есть дело моей жизни, а это главнее отцовских инстинктов.
Я предположил:
– И в этом деле вы уже генерал.
Отец махнул рукой:
– А вот и не угадал, генерал – это для зарабатывания денег, ведь рядовой, как много бы он не работал, никогда не заработает даже на жизнь среднего уровня, а я человек высшего уровня во всех проявлениях.
Я нахально спросил:
– И поэтому вы грабите банки?
Отец нахмурился и проворчал:
– Вообще-то, если быть точным, то банк ограбила ваша банда, а я не стал вам мешать за некоторое вознаграждение, потому что на генеральскую зарплату нормально не проживешь, на нее можно только два раза в месяц купить валютную проститутку, а мне требуется каждый день по два раза, ведь я еще молодой мужчина шестидесяти восьми лет, вот поэтому я и держу под контролем господина Клюквина и его банду. Кстати, а как ты вышел на Клюквина, он же со стороны никого не берет?
Я подумал и сказал:
– Мама какое-то время была его женой.
Отец осуждающе покачал головой:
– Мария всегда была авантюристкой, а мне это тоже не нравилось, ведь я скромный и порядочный человек.
Взгляд отца опустился на уровень моего «божественного молотка». С минуту он молча его рассматривал, потом взглянул мне в глаза и сказал:
– Сын, природа-мать подарила тебе то, что она по праву должна была подарить мне, это же не член, это настоящий Моби Дик, ты читал «Моби Дика»?
– Читал, – ответил я, – и это название мне нравится не меньше «божественного молотка».
Отец заинтересовался:
– Что еще за «божественный молоток»?
Я покраснел и проговорил:
– Так его называет моя любимая женщина.
Отец огорченно признался:
– А мои любимые женщины, увидев моего малыша, часто после этого сбегают.
Отец выдвинул ящик стола, достал оттуда фотоаппарат и попросил меня:
– Сын, встань, пожалуйста, на стул, я должен
Я удивился:
– А почему же мы больше не увидимся?
Отец искренне ответил:
– Я не терплю людей, хоть в чем-то меня превосходящих. В психологическом смысле ты, конечно же, моральный урод, Клюквин с другими не работает, но в физическом плане ты великан, а я карлик, и это ощущение может вызвать у меня дискомфорт, а дискомфорт помешает моему делу жизни.
Я полюбопытствовал:
– И чем же вы занимаетесь? Если это не секрет, конечно.
Отец ответил:
– Мне нечего стесняться, я пишу детективы о блистательном сыщике Шерлоке Холмсе и его друге доверчивом докторе Ватсоне, под псевдонимом Конан Дойль, и мои книги очень хорошо покупают во всем мире. Гордись, сын, твой отец – знаменитый писатель, вот только сегодня дописал очередной рассказ с таинственным названием «Пляшущие человечки», мне кажется, что это очень ново и чертовски увлекательно. А ты, сын, читал мои вещи?
Взгляд отца был таким серьезным и сосредоточенным, что я не стал иронизировать и честно признался:
– Ну конечно, читал, еще в пятом классе я встретился с твоими героями, и до сих пор они производят на меня яркое впечатление.
Отец кивнул шишковатой головой:
– Теперь ты наверняка уже догадался, что я не имею права останавливаться. Сын, бог дал мне талант, и я должен его раскрыть на полную катушку, что я и делаю – любую свободную минутку я посвящаю священному труду писателя, а это невозможно совместить с воспитанием детей, поэтому я никого из своих двухсот сорока восьми детей не подпускал к себе близко, ведь это может помешать моему подвигу. Сын, встань, пожалуйста, на стул, я должен его сфотографировать.
Я не мог ослушаться великого писателя, поэтому залез на стул, повернулся к отцу передом и постоял минуты три, пока он щелкал фотоаппаратом со вспышкой.
В кабинете было четыре двери – одна черная, через которую я вошел, и три белых. Одна из белых дверей отворилась, и вошла чрезмерно длинная такса, она посмотрела на меня, завиляла хвостом и улыбнулась, показав красивые белые человеческие зубы. Потом она неторопливо дотащилась до отца, схватилась зубами за его халат и начала мотать головой, и только сейчас я сообразил, что отец был одет в белый махровый халат, который не очень подходил этому официальному кабинету и генеральскому чину отца, впрочем, возможно, в Большом доме и котировалась такая форма, ведь я никогда здесь прежде не был.
Отец перестал фотографировать, погладил собаку и сказал:
– Здравствуй, Гинденбург, здравствуй, ты опять проголодался, сейчас я позову Толика, и он все устроит.
Отец снял телефонную трубку и властно приказал:
– Майор, захватите меню, Гинденбург проснулся и хочет кушать.
Через минуту черная дверь распахнулась, в кабинет стремительно вошел уже знакомый мне огромный и лысый майор с большой белой папкой в руках. Печатая, как на параде, шаг, он подошел к столу и положил папку перед генералом. Тот раскрыл ее, достал с десяток листов, внимательно их прочитал и спросил:
– А почему здесь нет печени месячных ягнят под винным соусом? Гинденбург не уснет, если не отведает этого блюда. Вы что, опять хотите десять ударов по заднице?
Майор побледнел и ответил:
– Никак нет, товарищ генерал, штрафных ударов я не желаю, сегодня провинился шеф-повар Хренов,
