– Как тебя зовут?
Я взял бутылку и ответил:
– Александр О`Бухарь из десятого «Б», – сказал я, допил вино из бутылки и швырнул ее за борт.
Через пятнадцать минут подошла моя очередь. Голая Магда лежала спиной на столе, бесстыдно раскинув толстоватые ноги, и была пьяна до невменяемости. Она кричала:
– Братья гномы, полюбите свою Белоснежку, как следует полюбите, а то я никогда не узнаю настоящего мужского члена!
Когда я должен был в нее войти, мой возбужденный член взял и опал. Увидев это, Магда завопила еще громче:
– Негодяй! Двоечник! Зря я поставила тебе «три», ничтожный О`Бухарь!
Я отошел в сторону, и мое место занял учитель истории. Он вытащил из расстегнутой ширинки свой фаллос, и Магда сразу притихла, потому что тот был огромным. Маленький учитель истории обладал могучим членом, размером со среднюю мужскую руку от кулака до локтя. Историк прицелился и вогнал его в Магду. Та громко пукнула. Выпускники, стоявшие в очередь за историком, зааплодировали. А Иосиф, начавший положенные ему движения бедрами, обернулся к своим бывшим ученикам и гордо сказал:
– За мной можете не занимать, пацаны, я в пьяном состоянии гоняю своего молодца не менее сорока минут, и на эти сорок минут Магда – моя женщина, а я – ее мужчина.
Оказывается, береза пахнет женщиной, сосна – церковью, дуб – коньяком, а селедка – нестиранными женскими трусами.
Если бы на Титанике плыли депутаты Государственной Думы, они бы не утонули.
Вспомнив историю о путешествии по Неве, я улыбнулся и повторил еще раз: – Ее боится вся школа; вот женщина, которая выбрала свою дорогу, но ее пока еще не до конца оценили, а когда оценят, тогда она будет на своей яхте бороздить океанские просторы и пить коллекционные вина.
– Да, катание на теплоходе по Неве – это незабываемое впечатление.
Мальвина глотнула водки и сказала:
– Александр, если тебе так понравилось это маленькое путешествие по Неве, то я приглашаю тебя на теплоход вместе со мной, будешь моим бойфрендом, кстати, а где ты работаешь?
– Нигде, я безработный, но я пишу роман и, хотя на самом деле это образ жизни, но одновременно это можно назвать и работой.
– О, дак ты писатель, с писателями я еще мне спала, с художниками – спала, с музыкантами – спала, с пожарниками спала, а вот с писателями еще нет. Мои подруги будут мне завидовать, ни одна из них не спала с писателем.
Мы допили водку, вышли из кафе и направились в сторону Дворцовой площади. Солнце уже скрылось, и в Петербурге начиналась белая ночь. По Невскому еще шлялось много народа. Мальвина взяла меня под руку, а я спросил:
– Давно ли ты пьешь, Солнышко? Ты выпила полбутылки водки, а по тебе это совершенно не заметно.
Мальвина улыбнулась:
– С восьмого класса нас учили правильно пить и правильно трахаться.
Я чрезвычайно удивился и спросил:
– Вас этому обучали в школе?
– Да, и каждые полгода мы сдавали экзамены, а я по всем предметам была отличницей.
Мальвина прижалась упругой грудью к моей руке и, улыбаясь, сказала:
– Ты не пожалеешь, что стал моим бойфрендом.
Вообще-то я такого согласия не давал, но девушка казалась такой светлой и непорочно-красивой, что я подумал: «А почему бы и нет, побуду ее бойфрендом до приезда Дианы, а потом уйду в отставку или скажу, сколько мне лет, и она сама от меня отстанет».
Мы шли по набережной Невы, и недалеко от Зимнего дворца я увидел толпу молодых радостных людей. Они заполняли теплоход. В конце очереди я увидел знакомую до боли фигуру. Да это же постаревший на двадцать лет учитель истории Иосиф! Я спросил у Мальвины:
– А какой номер у твоей школы?
– Семьдесят шестой.
– Да это же моя бывшая школа, Солнышко, мы с тобой учились в одной школе!
Мы подходим к толпе, я хлопаю маленького облысевшего историка по плечу и радостно восклицаю:
– Здравствуйте, Иосиф Альбертович.
Историк оборачивается, подслеповато смотрит на меня и говорит:
– Здравствуй, О`Бухарь, двадцать лет я не слышал твоего гнусного голоса, и опять ты свалился на мою умную голову.
Я удивляюсь:
– Иосиф Альбертович, а как вы узнали меня, я же сильно изменился?
– У меня феноменальная память, я мог бы стать выдающимся шахматистом, но стал выдающимся педагогом.
Вмешалась Мальвина:
– Представляете, Иосиф Альбертович, Алекс пишет романы, он мой бойфренд.
Истерик заржал:
– Ха-ха-ха! О`Бухарь пишет романы! Но он же был полудебилом! А чтобы писать романы нужно быть полным дебилом! Ха-ха-ха!
Мальвина обиделась за меня:
– Какая разница: дебил или полудебил, лишь бы трахался хорошо.
Иосиф снова заржал:
– Ха-ха-ха! Но он же и трахаться не умел, только пил «Агдам» на «отлично» и все! Полный ноль! Ха-ха- ха! Полный ноль!
Я достал из сумки бутылку водки, которую мы купили по дороге, и предложил Иосифу:
– Пить будете?
Иосиф опасливо посмотрел по сторонам и ответил:
– Буду, но не сейчас, моя жена Магда наблюдает за нами с теплохода.
– Но у вас же была жена Татьяна, – вспомнил я.
– Татьяна умерла девятнадцать лет назад, кто-то в школьной столовой насыпал ей в кофе мышьяка, а теперь мою жену зовут Магда, она директор школы.
– Это она преподавала химию?
– Она, но теперь уже не преподает, теперь она директор, Юлий Цезарь в юбке; способна стать и министром, очень выдающаяся женщина.
Мальвина вставила:
He зарубай на носу, можешь его повредить.
В это время мы прошли на теплоход. Матрос закрыл за нами металлическую калитку, и теплоход отвалил от деревянного пирса. Возбужденные, явно нетрезвые выпускники перемещались по теплоходу, пили водку, запивая пивом, выбрасывали пустые бутылки за борт и хором пели песню, каждый свою. Боже мой, неужели я тоже был таким уродом? Ни одного нормального лица. Может быть, в таком возрасте и не бывает нормальных лиц? Учителя от бывших учеников ничем не отличались, они тоже пили водку и запивали пивом (а может, наоборот). В мое время учителя пили сухое вино, а мы, выпускники, – портвейн «Агдам». И в этом было наше коренное отличие. А сегодня и учителя и выпускники пили одинаковые напитки, и те, и другие были похожи, как две сопли из одного носа. Дебилы-учителя создали дебилов-учеников и других вырастить они просто не в состоянии. Себя, кстати, я совершенно от них не отделяю. После окончания школы я был таким же дебилом. Это потом жизнь взяла и ударила меня дубиной по башке. И только после этого удара я понял, что просто обязан коренным образом изменить себя, в противном случае я бы погиб, как и большинство моих приятелей-собутыльников.
Оказывается, русский царь Петр Первый не страдал от похмелья, как все нормальные люди. После многодневных пьянок с друзьями он просыпался утром свежим, бодрым, веселым и бежал на работу. А в это
