несколько человек, и они могли продержаться дольше. Но понемногу и их силы стали слабеть. Шведские рапиры не раз попадали в Кмицица, и он стал истекать кровью. Глаза его точно подернулись мглою, дыхание остановилося в груди. Он чувствовал приближение смерти и хотел только дорого продать свою жизнь.
«Еще хоть одного!» — повторял он про себя и, ударив саблей по голове или по шее ближайшего рейтара, снова бросался на других.
Но шведам, когда они опомнились от первоначального испуга, по-видимому, стало стыдно, что четыре человека могли их задержать так долго, и они набросились на них с бешенством; одной тяжестью людей и лошадей они оттолкнули их назад и отталкивали все дальше и дальше.
Вдруг лошадь Кмицица упала, и волна шведов залила всадников.
Кемличи боролись еще некоторое время, как пловцы, которые, видя, что тонут, стараются держать голову как можно дольше на поверхности воды, но вскоре пали и они…
Шведы как вихрь налетели на королевский отряд.
Тизенгауз со своими людьми бросился им навстречу, и они столкнулись так, что грохот раздался в горах.
Но что значила эта горсточка Тизенгаузовых людей в сравнении с отрядом из трехсот человек! Не было никакого сомнения, что для короля и его спутников настал роковой час гибели или неволи.
Ян Казимир, по-видимому предпочитая гибель, освободил наконец поводья из рук епископов и помчался за Тизенгаузом.
Вдруг он остановился как вкопанный.
Случилось что-то сверхъестественное. Казалось, что горы пришли на помощь законному королю и государю.
Склоны скалистых стен дрогнули, точно мир рушился. Сверху летели стволы деревьев, глыбы снега, льда, камни, обломки скал и валились со страшным грохотом на узкое дно ущелья, на шведские ряды; по обеим сторонам оврага вверху раздался нечеловеческий вой.
А внизу, в рядах шведов, поднялась неслыханная паника. Шведам казалось, что горы рухнули и валятся на них. Слышались крики, стоны раненых, отчаянные крики о помощи, визг лошадей и страшный звон камней о панцири.
Наконец, люди и лошади образовали сплошную массу, которая конвульсивно вздрагивала, клубилась, стонала…
А камни и обломки скал все еще валились неумолимо на эту бесформенную массу лошадиных и человеческих тел.
— Горцы! Горцы! — крикнул кто-то в королевском отряде.
— Чупагами их, чертовых детей! — раздались голоса вверху.
И в ту же минуту на склонах скалистых стен показались какие-то длинноволосые люди, одетые в круглые кожаные шляпы, и несколько сот каких-то странных фигур стали спускаться вниз по снежным склонам.
Черные и белые накидки, поднимавшиеся на ветру у них за спиной, делали их похожими на каких-то страшных хищных птиц. Они спустились в одно мгновение; свист топоров зловеще завторил их диким крикам и стонам избиваемых шведов. Сам король хотел остановить эту резню; некоторые из рейтар, еще живые, бросались на колени, поднимали вверх руки и умоляли о пощаде. Но все было напрасно — ничто не удержало мстительных топоров, и через четверть часа в ущелье не было ни одного живого шведа.
Потом горцы, забрызганные кровью, стали тесниться у королевского отряда.
Нунций с изумлением смотрел на этих неведомых ему доселе людей, рослых, сильных, одетых в овечьи шкуры и размахивавших еще дымившимися топорами.
При виде епископа они обнажили головы. Многие из них опустились на колени.
Епископ краковский поднял к небу залитое слезами лицо.
— Вот помощь Господня, вот промысл Божий, охраняющий помазанников!
Потом он обратился к горцам и сказал:
— Люди, кто вы такие?
— Здешние, — ответили в толпе.
— Вы знаете, кому вы пришли на помощь?.. Вот король и государь ваш, которого вы спасли!
В толпе раздались крики:
— Король! Король! Господи боже, король!
Верные горцы стали тесниться вокруг государя. С плачем окружили они его со всех сторон, с плачем целовали его ноги, стремена, даже копыта его лошади. Все кричали и рыдали в каком-то порыве, так что епископам, из опасения за особу короля, пришлось сдерживать этот пыл.
А король стоял среди этого верного люда, как пастырь среди овец, и крупные, светлые слезы, как жемчужины, стекали по его лицу.
Потом лицо его прояснилось, точно какая-то перемена произошла вдруг в его душе, точно какая-то новая великая мысль, посланная ему с неба, зародилась у него в голове, — он поднял руку в знак того, что хочет говорить, и, когда утихло, сказал громким голосом так, чтобы его слышали все в толпе:
— Боже, спасший меня руками простого народа, клянусь и обещаюсь крестными муками и смертью Сына твоего, что отныне я буду народу отцом!
— Аминь! — закончили епископы.
И некоторое время царило торжественное молчание, потом снова наступил взрыв радости. Горцев стали расспрашивать, откуда они взялись в ущелье и как могли так вовремя прийти королю на помощь.
Оказалось, что большие шведские отряды кружили вокруг Чорштына и, не осаждая самого замка, казалось, чего-то искали и ждали. Горцы слышали также о битве, которая произошла у этих отрядов с каким-то войском, в котором должен был находиться сам король. Тогда они решили заманить шведов в западню и, подослав к ним ложных проводников, завели их в это ущелье.
— Мы видели, — говорили горцы, — как четыре рыцаря бросились на этих чертей, хотели прийти на помощь, но боялись их слишком рано спугнуть.
Тут король схватился за голову.
— Матерь Божья, — крикнул он, — искать Бабинича! Мы хоть похороним его как надо! И этого человека, который первый пролил за нас кровь, считали изменником!!
— Я провинился перед ним, ваше величество, — сказал Тизенгауз.
— Искать его, искать! — воскликнул король. — Я не уеду отсюда, пока не взгляну ему в лицо и не попрощаюсь с ним.
Солдаты вместе с горцами бросились к тому месту, где дрался Кмициц, и вскоре из горы лошадиных и человеческих трупов вытащили пана Андрея. Лицо его было бледно, все забрызгано кровью, которая застыла у него на усах; глаза его были прикрыты, панцирь продавлен в нескольких местах от ударов мечей и лошадиных копыт. Но именно этот панцирь спас ему жизнь, и солдату, который его поднял, показалось, что он слышит тихий стон.
— Господи боже, жив! — крикнул он.
— Снять панцирь! — кричали другие.
Разрезали ремни.
Кмициц вздохнул глубже.
— Дышит, дышит! Жив! — повторило несколько голосов.
А он лежал некоторое время неподвижно, потом открыл глаза. Тогда один из солдат влил ему в рот немного водки, а другие подняли за руки.
В эту минуту подъехал король, который услышал вдруг крики вокруг Бабинича.
Солдаты поднесли к нему пана Андрея, который не мог стоять на ногах. При виде короля сознание вернулось к нему на минуту, почти детская улыбка мелькнула у него на лице, а бледные губы явственно прошептали:
— Король мой, государь мой… Жив!.. Свободен!..
И слезы блеснули у него в глазах.
— Бабинич! Бабинич! Чем мне тебя наградить! — воскликнул король.
— Я не Бабинич, я Кмициц… — шепнул рыцарь. И он, как мертвый, повис на руках солдата.
