Потоп

— Пусть же я и каюсь! Покарай меня, Боже, не по тяжкой вине моей, но по беспредельной благости Твоей!.. Но чтобы подписать смертный приговор этой голубке…

Кмициц закрыл руками глаза.

— Спасите меня, святые угодники! Никогда! Никогда!! — воскликнул он.

— Свершилось, — сказал Володыевский. Пан Андрей достал из-за пазухи бумаги:

— Посмотри, Михал, вот что у меня есть! Это приказ Саковичу, всем офицерам и шведским комендантам. Он подписал, хотя едва владеет рукой. Сам князь-кравчий настоял на этом. Вот ее свобода и безопасность! Клянусь Богом, что я целый год каждый день ничком лежать буду, прикажу бичевать себя, построю новую церковь, но жизнью ее не пожертвую. У меня душа не римлянина… хорошо! Я не Катон, как Скшетуский… хорошо! Но я не пожертвую ее жизнью! Не пожертвую!! Пусть меня черти в аду на рожне…

Он не докончил, так как Володыевский зажал ему рот рукой и громко воскликнул:

— Не кощунствуй, не то и на нее навлечешь гнев Божий! Бей себя в грудь! Скорей! Скорей!

И Кмициц стал ударять себя в грудь, повторяя:

— Меа culpa! Mea culpa! Mea maxima culpa!

Наконец зарыдал страшно, ибо сам не знал, что ему делать. Володыевский дал ему выплакаться и, когда он успокоился, спросил:

— Что же ты намерен теперь предпринять?

— Пойду далеко, к Биржам, куда меня посылают с чамбулом. Пусть только люди и лошади отдохнут. По дороге, если можно будет, пролью еще крови еретиков во славу Божью.

— И это зачтется тебе! Не падай духом, Ендрек, Бог милостив!

— Пойду прямо. Теперь дорога в Пруссию — настежь. Кое-где лишь попадутся небольшие гарнизоны.

Пан Михал вздохнул:

— Эх, пошел бы и я с тобой, но здесь оставаться надо! Счастлив ты, что командуешь волонтерами… Слушай, Ендрек, брат милый! Если их обеих найдешь, позаботься и о той, чтобы с ней ничего дурного не случилось… Бог весть, может, она — моя суженая…

И с этими словами маленький рыцарь бросился в объятия пана Кмицица.

XXVI

Оленька и Ануся, выбравшись из Таурог под охраной Брауна, благополучно добрались до «партии» мечника, который стоял в это время под Ольшей, не очень далеко от Таурог.

Увидев их здравыми и невредимыми, старый шляхтич сперва не верил своим глазам, потом заплакал от радости, наконец, пришел в такое воинственное настроение, что никаких опасностей для него уже не существовало. Напади на него не только Богуслав, но и сам шведский король — мечник и тогда стал бы защищать обеих девушек против всякого врага.

— Скорее погибну, — говорил он, — чем один волос упадет у вас с головы! Я уже не тот, каким вы знали меня в Таурогах, и полагаю, что шведы долго будут помнить Гирляколы, Ясвойну и то поражение, какое я нанес им под самыми Россиенами. Правда, этот изменник Сакович неожиданно напал на нас и рассеял, но вот к моим услугам опять несколько сот сабель!

Пан мечник не очень преувеличивал: действительно, в нем трудно было узнать прежнего, павшего духом, таурогского пленника. Теперь он был другой; ожила его энергия; в поле, на коне, он был в своей стихии и действительно несколько раз сильно потрепал шведов. А так как он пользовался уважением во всей округе, то к нему охотно шли шляхта и крестьяне, а из более отдаленных поветов то и дело кто-нибудь из Биллевичей приводил ему своих — человек по пятьдесят.

Отряд мечника состоял из трехсот человек пехоты, из крестьян, и пятисот всадников. В пехоте лишь у немногих были ружья, большинство было вооружено вилами да косами, конницу составляла зажиточная шляхта, которая ушла в леса со своей челядью. Она была вооружена лучше пехоты, хотя крайне разнообразно. У иных простые колья заменяли пики, у некоторых было богатое фамильное вооружение, но только прошлого века; лошади разных пород и разной выносливости были мало пригодны для правильного строя.

С таким отрядом мечник мог преграждать путь шведским патрулям, разбивать небольшие отряды конницы и очищать леса от разбойничьих шаек, состоявших из беглых шведских и прусских солдат и местных бродяг. Но напасть на какой-либо город мечник не мог.

Но и шведы уже поумнели. В начале восстания во всей Литве и Жмуди перерезаны были все мелкие шведские отряды, разбросанные по отдельным квартирам или стоявшие по деревням. Те, что уцелели, наскоро укрепились в городах и выходили оттуда лишь в экспедиции. Таким образом, поля, леса, деревни и маленькие местечки были в руках поляков, но все большие города были заняты шведами, и выгнать их оттуда было невозможно.

Отряд мечника был одним из лучших; другие могли сделать еще меньше. На границе Инфляндии мятежники, правда, так осмелели, что два раза осаждали Биржи, которым во второй раз пришлось сдаться. Но эта удача объяснялась тем, что Понтус де ла Гарди отозвал из соседних с Инфляндией поветов все войска для защиты Риги против царских войск.

Но его блестящие и редкие в истории победы заставляли думать, что эта война скоро кончится и что Жмудь снова займут упоенные победой шведские войска. Но пока в лесах было довольно безопасно, и многочисленные «партии» повстанцев могли быть спокойны, что неприятель не будет искать их в лесных чащах.

Поэтому мечник бросил мысль искать убежища в Беловежской пуще, тем более что она была далеко, а по дороге лежало много городов с сильными гарнизонами.

— Господь послал нам сухую осень, — говорил он девушкам, — я прикажу устроить для вас шатер, дам бабу для услуг, и вы останетесь в лагере. Теперь в лесах самое надежное убежище. Мои Биллевичи сожжены дотла; на усадьбы нападают бродяги, а порой и шведские отряды. Где же вам преклонить голову, как не у меня? В моем распоряжении несколько сот сабель. А когда настанет слякоть, я подыщу для вас какую-нибудь избенку в лесной чаще.

Этот план очень понравился панне Божобогатой, так как в «партии» мечника было несколько молодых Биллевичей, учтивых кавалеров, и, кроме того, ходили слухи, что Бабинич идет в эти края.

Ануся надеялась, что, как только Бабинич явится, он вмиг разобьет шведов, а потом… потом будет, что Бог даст. Оленька тоже думала, что в лесу безопаснее всего, и хотела лишь быть как можно дальше от Таурог, опасаясь преследований Саковича.

— Пойдемте к Водоктам, — сказала она, — там мы будем среди своих. Если даже Водокты сожжены, то есть еще Митруны и все окрестные «застенки». Не может быть, чтобы весь край превратился в пустыню. В случае опасности ляуданцы нас защитят.

— Да ведь все ляуданцы ушли с Володыевским, — возразил молодой Юрий Биллевич.

— Остались старики и подростки; впрочем, и женщины тамошние умеют защищаться, если понадобится. Леса там больше здешних. Домашевичи-охотники или Госцевичи-смолокуры проведут нас в Роговскую пущу, где ни один неприятель нас не найдет.

— А я укреплю лагерь и, поместив вас в безопасном месте, буду на шведов нападать и истреблять тех, которые осмелятся подойти к окраинам пущи, — сказал мечник. — Это великолепная мысль, там можно поработать на славу!

Кто знает, быть может, мечник ухватился за мысль Оленьки, потому что сам он немного побаивался Саковича, который, будучи доведен до отчаяния, мог быть страшен.

Но совет действительно был хорош и потому всем пришелся по душе; мечник еще в тот же день отправил пехоту под начальством Юрия Биллевича, поручив ей пробраться через леса к Кракинову; а сам он с конницей выступил дня через два, собрав предварительно точные сведения, не вышли ли из Кейдан или из Россией, мимо которых ему надо было проходить, какие-нибудь значительные шведские отряды.

Отряд мечника подвигался медленно и осторожно. Девушки ехали в крестьянской телеге, а по