– Сейчас?
– Да. Именно сейчас. Я понял это сразу, как только в первый раз поцеловал тебя.
В Николь проснулось любопытство.
– Понял что?
– Что я знаю это.
Николь изучала его лицо, стараясь угадать, что означает это выражение. Или она ничего в людях не понимает, или он сейчас скажет ей правду. Чистую, ничем не запятнанную правду.
– Так что же ты знаешь?
– Что это ты, мисс Николь Уайтейкер, – ты моя единственная.
Николь уставилась на него, не в состоянии сообразить, о чем это он.
Единственная? Она не могла думать о значениях слов, сейчас она могла только чувствовать. Беспомощно отдаваться древнему инстинктивному ритму, возникающему, когда бедра касаются бедер, плоть добирается до плоти, мужчина – до женщины.
Слова эти продолжали звучать в ее голове, пока они поднимались и опускались, взбираясь все выше на американских горках, о которых мечтали с самой первой встречи, с первого момента, когда увидели друг друга. Быстрее, сильнее! Повторяя ее имя, Квин подбадривал ее, а она крепче оплела его ногами и поцеловала разгоряченную потную кожу.
Николь вонзила зубы в твердое мужское плечо, выворачиваемая наизнанку желанием. Мучительная, жгучая потребность уничтожила все остальное. Николь была не в состоянии ни видеть, ни слышать, ни ощущать запахи, ни дышать – ни остановиться. Только погружения в нее, ведущие, влекущие к краю наслаждения – и к освобождению, к долгому, и сладкому, и ничем не омраченному счастью.
И когда счастье это было достигнуто, они могли только произнести имена друг друга и обменяться бессильным поцелуем. Кровь вновь потекла по положенным жилам, дыхание начало выравниваться.
Нарушив молчание, Мак нежно тронул губами ее висок.
– Это все-таки ты.
И она знала сейчас, знала в точности, что он имеет в виду. Глубокое удовлетворение, усталость и расслабленность не впускали застарелый страх в ее душу.
Казалось, что они лежат так, не двигаясь, долгие часы, измученные и удовлетворенные; но Квин знал, что прошли минуты. Он чувствовал биение ее сердца, замечал, как пленка пота начинает высыхать. Кондиционер хоть и неуверенно, но все же работал.
– Мак?
Он улыбнулся:
– Знаешь, так меня зовут только товарищи по бейсбольной команде и кое-кто из бывших со мной в колледже студентов.
– Ты назвался этим именем, когда мы в первый раз встретились, и теперь я думаю о тебе как о «Маке». – Она повернулась к нему. – Играешь в бейсбол?
– В городской команде. Ничего серьезного: обманутые в надеждах менеджеры, которым бы хотелось иметь талант.
– А я думала, большие шишки из корпораций общаются только за коктейлями.
– Это во вкусе моего шефа. Он псих и работает двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. – Прижимая женское тело к себе, Квин вдруг подумал, что было бы неплохо, если бы она увидела, как он играет. А он бы мог посмотреть на трибуны и увидеть ее там, среди подружек... и жен. – Мне нравится бывать на воздухе. Камерон, мой брат, тоже играет. Больше для того, чтобы выпустить пар.
– Ты хороший игрок?
– В принципе да. – Он провел пальцем по ее ключице и подмигнул. – Могу подбираться сбоку, могу атаковать прямо.
– Можешь, точно. – Николь погладила его мускулистый живот. – У тебя тело бейсболиста. Сильное, твердое и...
– Ну?
– ...чудесное.
– А у тебя тело для журнальной фотографии, для центрального разворота. Пышное, совершенное и... – он взял в ладонь нежную грудь, – фантастическое. Как это тебе так повезло?
– Не повезло, лучше сказать.
– Шутишь? – Он отодвинулся, чтобы отчетливей видеть ее лицо. – Женщины тратят квартальную зарплату, чтобы увеличить себе кое-какие места, а тебе все это подарила природа.
– Лучше бы у меня хорошо закрывались окна и на каждом балконе были решетки.
Квина укололо чувство вины.
– Знать бы, как много это значит для тебя, я бы и не подумал...
– Подумал бы, – мягко прервала Николь. – Это твоя работа. Даже большее – твоя карьера, твое партнерство. Жизнь, можно сказать.
Он бы тоже так рассуждал раньше. Но сейчас это показалось ему идиотизмом.
– Моя жизнь не вся заключается в этом.
– Ясно, что нет, – шутливо согласилась она. – Есть еще бейсбольная команда.
– Наш уровень не слишком высок. Если и выигрываем, хватает только выпить пива.
– А деньги для тебя важны.
– Не так уж, – защитился он от мягкого упрека в ее голосе.
– Ну, значит, честолюбие. Успех. Высокое положение. Авторитетное звание.
– Так вот как я выгляжу со стороны?
– У тебя шило в одном месте, Квин. – (Он отметил, что Николь назвала его по имени, но предоставил ей продолжать.) – Я видела, как ты вел себя на той встрече, где еще был Норткот. Уверена, что ты умеешь из каждой сделки выжать максимум.
– Умею, Николь. Я хорошо умею делать свою работу. – Подперев голову рукой, Квин глядел на нее сверху вниз. – Это не вполне то, чем бы я предпочел заниматься, но так уж вышло. Не скажу, что я всегда прав. И мне жаль, что моя карьера мешает нам сейчас. Мешает этому, – он провел рукой по гладкой коже ее бедра. – Но моя карьера – это не жизнь. Это способ зарабатывать на жизнь.
– Как ты оказался в торговле недвижимостью?
Лучше спроси, как я мог там не оказаться.
– Ну, я говорил уже, папа всех нас загнал, так сказать, силой в самую конторскую из конторских работ. Престижные колледжи, ученые степени, все такое. – Она промолчала, и Квин почувствовал, что должен сказать больше. Объясниться. Кинуться в пропасть безоглядного доверия. – Пойми меня, – продолжил он. – Отец оказался прав. С деньгами и с уважением людей жить легче. А для него это было вообще все на свете.
– Почему?
Вопрос серьезен, это читается в ее глазах. С любой другой женщиной Квин отделался бы шуткой. Но не с Николь.
– Мои родители развелись, Колин тогда был еще маленький. Мама... ей хотелось большего. Прочла, понимаешь, книжку о женской эмансипации, решила, что мужчин ненавидит и заботиться о трех пацанах не для нее, ну, и уехала в Вайоминг. – Он ощутил волну сочувствия и благодарно сжал Николь в ответ. – Растила нас бабушка – самый лучший человек на свете.
– Как же вы все пережили это?
– Обошлись, каждый на свой манер. Кам стал крутым, Колин – необузданным.
– А Квин?
– Шутником.
Николь только улыбнулась в ответ, и опять осталось ощущение, что она ждет большего. Почему бы нет? Если она – та самая, единственная, ей надо знать о нем все.
– Даже под чутким руководством бабушки отцу тяжело было удерживать нас вместе как семью. И хотя он и купил себе со временем собственную фирму и на грузовиках появилось его имя, он оставался
