освобождение, которые заканчивались страшной резней и ужесточением ига. В эпоху последнего передела мира, когда империи теряли свои владения на всех континентах, страна стала свободной, впервые получила на политической карте свой особый цвет. Международное сообщество придумало для нее государственные флаг и герб, а молодые национальные поэты и музыканты сочинили гимн. Страну оставили в покое, уверенные, что теперь народ, веками унижаемый, истребляемый, забитый, стал хозяином, может сам выбирать путь, каким развиваться; сам изберет себе главу государства, сам построит систему управления.
На первых порах страна словно бы оцепенела. В ней было тихо, странно тихо, как после бешеной бури. Или как перед бурей… Люди сидели в своих лачугах, глядя на темные витрины магазинов, куда входить имели право лишь иноземцы, на опустевшие отели и пансионаты, где иноземцы больше не жили, на опустевший дворец иноземного управителя. Люди не могли поверить, что теперь все это – их.
Но вот один, другой, третий, осмелев, сначала прикоснулись к стенам, потом вошли внутрь, сели в мягкие кресла, осторожно отпробовали дорогого вина, закурили сигары. И вот тысячи, как муравьи, получившие сигнал, что неподалеку делят гусеницу, ринулись в отели, магазины, дворцы, захватили автомобили, учреждения, склады с оружием… Началась борьба за имущество. Сначала боролись мелкие отряды, потом организовались армии, армиями командовали вожди. Чтобы легче было командовать, один вождь объявил себя и своих подчиненных республиканцами, другой – коммунистами, третий – демократами, четвертый вспомнил о древних национальных богах и защищал веру в них, сражаясь с остальными армиями.
Сражения были непрерывны и жестоки, а страна – маленькой, расположенной на полуострове. Бежать народу от пожара истребления было некуда – единственным соседом являлась бывшая грозная империя, проигравшая в последней большой войне, – и, чтобы спасти людей, сильные государства объявили вождям армий, что введут в страну свои армии, если сражения не прекратятся.
Вожди заключили мир, по примеру сильных написали законы, выбрали президента на семь лет и парламент на четыре, в котором заседали представители бывших армий-партий.
Парламент быстро сделался источником возможной смуты, и президент распорядился арестовать бoльшую часть депутатов. Нескольких казнили, остальных заключили в тюрьму. Новый парламент был уже более послушным президенту, но и в нем появились смутьяны. Их тоже лишили свободы… Иногда в стране происходили стихийные демонстрации и митинги, даже беспорядки, которые сурово подавлялись – зачинщиков прилюдно вешали на крюках. Но до настоящей войны не доходило, и сильные государства, обеспокоенные соблюдением прав человека, свободой волеизъявления, не вмешивались. Наблюдали.
Прошло семь лет управления страной президентом. Его переизбрали на новый срок. Оппозиционеры стали утверждать, что выборы были нечестными, призвали своих сторонников выйти на улицу. На это президент ответил новыми арестами, ужесточением политической жизни. «Пора стать едиными, как сжатые в кулак пальцы!» – провозгласил он.
Каждая волна недовольства политическую жизнь все ужесточала. Ужесточение коснулось общественной, а затем и личной сфер. В конце концов откровенно недовольных не осталось, но спецслужбы находили скрытых и лишали свободы. Заключенных было так много, что не хватало тюрем и были созданы трудовые лагеря. Заключенные добывали серебро – главное природное богатство страны, – собирали автоматы, рыли оросительные каналы, строили заводы.
Первый президент старел, и политические аналитики сильных государств предрекали стране грядущие потрясения. Одна часть сильных государств ждала потрясений с радостным нетерпением, надеясь получить нового сателлита, другая – с опаской потерять стабильного покупателя новых видов оружия, станков, автомобилей.
Но со смертью президента потрясений не произошло – власть как-то естественно перешла к его сыну, который объявил отца вечно живым вождем народа, а себя – его вечным наследником…
Сильные государства следили за тем, что происходит в этой стране, всё менее пристально. Да и ничего особенного не происходило – единение народа упрочилось до однородности, стабильность окаменела.
Доходили слухи, что большая часть народа живет впроголодь, но от голода массово не умирают, что ученые вроде бы создают ядерное оружие, но до создания еще десятки лет, что периодически происходят репрессии, но не столь массовые, чтобы потребовалось вмешательство мирового сообщества.
Дипломатические отношения страна имела почти со всеми государствами планеты, иностранные послы, правда, кроме министерства иностранных дел и центральных улиц столицы, почти нигде не бывали, ничего не видели, а послы страны в других государствах вели себя так, что их называли живыми роботами – ни одного лишнего слова, ни одного двусмысленного жеста, никаких намеков.
Поразительно, что и редкие граждане страны, сумевшие убежать с родины, внятно о происходящем там рассказать не могли. Они тоже очень походили на роботов, но роботов сломавшихся, зараженных каким-то вирусом… Из сбивчивых свидетельств создавалась картина реализованного на практике государства из известной антиутопии англичанина Оруэлла.
Журналистов эта страна – фактически белое пятно на современной карте мира – интересовала много больше политиков. Материалы оттуда ценились высоко, хотя все они, как правило, ничем серьезно не отличались от официальных статей и телероликов, распространяемых отделом внешней информации: все спокойно, граждане сдержанны, на улицах порядок, на спортивных площадках – подвижные игры. Правда, нет привычной пестроты рекламных щитов, но без этого даже лучше, люди, как один, сухощавы, но от истощения не падают, на удачные удары волейболистов болельщики реагируют короткими аплодисментами, зато нет заливающих мировые стадионы агрессивных фанатов и полуголых девиц, танцующих в проходах.
Журналисты, которым удавалось побывать в стране, возвращались чаще всего восторженными, некоторые становились пропагандистами увиденного порядка, а в узком кругу подолгу и подробно рассказывали об обедах, которые давались в их честь, о вкуснейших блюдах, тихих санаториях на побережье океана… Когда же им задавали вопросы: а вы беседовали с простыми людьми, бывали в их жилищах? – журналисты пожимали плечами: там это не принято. На вопрос: встречали ли вы местных инакомыслящих? – утвердительно кивали: конечно. И добавляли: но там инакомыслие не имеет смысла, так как весь народ уверен, что создал идеальное общество. И это было, кажется, недалеко от истины…
Иногда инакомыслящие выступали на международных конференциях и очень смущали борцов за демократию, обличавших президента-наследника за репрессии и прочие преступления против своих граждан.
2
Борис давно добивался командировки в эту страну. Дело в том, что его отец, историк, занимался Дальним Востоком и много внимания уделял именно этой стране на полуострове. О ее далеком прошлом почти ничего не было известно. В некоторых источниках сообщалось, что именно там находилась столица империи, владевшей более четырех тысяч лет назад четвертью евроазиатского континента, но названия и самой империи, и ее столицы не сохранились. Отец Бориса пытался отыскать документы, установить историческую справедливость.
С детства Борис помнил толстенькие журналы об этой стране, которые выписывал отец. Иллюстрации были в основном красного цвета от обилия флагов и транспарантов: на каждой странице помещалось фото парада, праздничного шествия, юбилейного митинга. И так из номера в номер, из года в год. Отец все искал статьи о древности, исследования и факты, но находил лишь фразы о том, что у страны «великая история». Без подробностей и документальных подтверждений. Так он и умер, не собрав сколько-нибудь достоверных сведений о том, что же было на полуострове четыре тысячи лет назад.
В Борисе жило, не давало ему покоя это несбывшееся желание отца. Не желание, точнее, а нереализованная цель. И хотелось или доказать, что существование империи со столицей на полуострове – обман, или все же найти хоть какое-то достоверное подтверждение…
Тянуло съездить и любопытство. Повсюду красный цвет менялся на другие цвета, повсюду открывались границы, происходили послабления и реформы, а на полуострове все оставалось, как и полвека назад, словно мир нисколько не изменился. Но действительно ли оставалось? Может, все же и там есть перемены? Да и так ли суров в действительности режим?
То государство, в котором жил Борис, никогда не числилось ни в друзьях, ни во врагах этой страны. Находились они далеко друг от друга, торговых связей не имели, общих политических интересов тоже;
