волейбольная площадка. Слева был гараж с черепичной крышей.
Рю оказался человеком высокого роста, лет пятидесяти, в темном костюме, при галстуке. С улыбкой спустился с невысокого крыльца, тепло, как с давним приятелем, поздоровался с Борисом, кивнул сопровождающим его «кандидатам». Пригласил в дом.
– Не в наших традициях, – заметил, – пускать в жилище неродственников. Обычно мы встречаемся в общественных местах… Но в исключительных случаях позволяется нарушить покой домашних духов.
– Есть поверье, что гости тревожат духов, и те разрушают уют, – добавил один из сопровождающих.
Уселись в глубокие кресла. Жена инакомыслящего, немолодая, но очень миловидная женщина, одетая как светская англичанка, подала зеленый чай, поставила на столик вазу с фруктами и тоже устроилась в кресле.
– Я – руководитель Демократической партии. – Рю очень хорошо говорил по-английски. – Наша партия была создана в год провозглашения независимости страны и с тех пор находится в жесткой оппозиции к правящему режиму.
Он посмотрел на Бориса. Тот покачивал головой, судя по всему, ошарашенный столь неожиданной встречей, и не мог собраться с мыслями. Чтобы как-то его поддержать, хозяин спросил:
– Какие вопросы вас интересуют? Задавайте любые, даже самые острые.
– Гм… – Взгляд журналиста нашел хрустальную пепельницу. – Простите, можно ли закурить?
По закону курение в стране было строго ограничено. Иностранцам разрешалось курить в специально отведенных местах, а гражданам не разрешалось вовсе – табак приравнивался к наркотикам.
Хозяин неожиданно обрадовался просьбе Бориса:
– О! С удовольствием! Я и сам подымлю. Дорогая…
Жена поднялась и сняла с полки коробку с сигарами. Лидер демократов умело откусил конец сигары щипчиками и раскурил ее от красивой зажигалки.
– Но ведь курение запрещено, – напомнил Борис.
– Мы не признаем этот запрет, – мужественно ответил Рю. – Меня могут упрятать за решетку, могут отправить в трудовой лагерь… Наша партия с тревогой следит за ущемлением прав курильщиков в Америке, Франции. Это – бесчеловечно… Впрочем, здоровье нации оправдывает любые запреты…
– Товарищ, – перебил Борис, и хозяин от этого слова подскочил в кресле:
– Господин! Требую называть меня – господин!
– Простите, но ведь в вашей стране все должны называть друг друга товарищ…
Рю сморщился:
– Это отвратительно. Я не переношу это слово. Оно ассоциируется у меня с теми ужасными процессами, которые происходили в мире. Социализм, коммунизм – страшные эксперименты.
Борис поерзал в кресле, глубоко затянулся сигаретой и затушил ее. Он наконец был готов к серьезному и откровенному разговору.
– Видите ли, господин Рю, в мире давно утвердилось мнение, что в вашей стране отсутствует демократия. Что ваш президент… Гм… Думаю, вам известно, что его считают диктатором. И для меня откровением стало, что здесь действительно существует многопартийная система, есть люди, открыто высказывающиеся против… Я очень рад нашей встрече. Но почему о вас ничего не известно в Европе?
– Ничего не известно? – удивился лидер демократов. – Я часто бываю за рубежом, выступаю на конференциях, симпозиумах. У меня есть книги, изданные в Париже. Впрочем… – Он задумался и горестно покачал головой, и Борис заметил, как напряглись сопровождающие его молодые люди. – Да, вы правы, мой друг, обо мне, и моей партии, и о партии Небесного пути, которая отстаивает интересы верующих в национальных богов, – о нас знают очень немногие. Во-первых, западным демократиям невыгодно представлять нашу страну как страну с твердой демократической основой – им выгодно иметь пугало, которым можно останавливать укрепление какого-либо государственного руководителя. Выгодно поддерживать страх скатывания к тоталитаризму… А во-вторых, мы, как это ни грустно признать, не пользуемся поддержкой народа. Даже самой малой его части. Мы, – господин Рю качнулся к столику, бережно сбил с сигары пепел, – мы принимаем участие в выборах, имеем возможность свободно агитировать, озвучивать свою программу, мы, никого не боясь, критикуем действующий режим, но все бесполезно. Народ не желает идти за нами. В предыдущем парламенте мы имели трех депутатов, в этом – всего одного… Это я. У партии Небесного пути положение чуть лучше… Надо признать – народ не с нами.
– Но ведь народ, – попытался поспорить Борис, – как говорят, да и я сам это заметил, живет очень… – Он не смог подобрать нужное слово. – Люди даже одеты, как солдаты.
– Да, люди живут сурово. Сурово… Рабочий день составляет двенадцать часов, один выходной день, досуг не очень разнообразен. У нас нет ночных клубов, казино, рестораны закрываются в восемь часов вечера… Но, с другой стороны, у нас нет проституции, нет блудоманов, пьяных хулиганов, спекулянтов. Мы – маленькая страна, мы живем за счет собственных сил, без чужих капиталов. Мы должны неустанно работать. Наш народ любит работать. Труд всегда был у нас не обязанностью, а почетным долгом. Так повелось издревле… Конечно, существуют недостатки, имеются даже факты преступной деятельности, мешающей народу идти по прямому пути побед, но с ними борются, виновных сурово наказывает суд.
Борис кивнул:
– Я слышал, что у вас очень много заключенных.
– Заключенные есть, – горестно покачал головой господин Рю. – В любом государстве есть те, кто нарушает закон.
– И, как пишут в западной прессе, их используют как рабскую силу.
– М-м? Рабскую силу?.. Я знаю, что заключенные действительно трудятся, и они рады тому, что им позволяют трудиться. Пребывание в тюремной камере – это намного страшнее, чем трудовой лагерь. Отбыв срок, человек получает не только права гражданина, но и сумму денег… Понимаете, – встрепенулся инакомыслящий, – о нашей стране распространяется много лжи. Я читал чудовищные вещи: что у нас запрещена всякая оппозиция, что народ голодает!..
– Я тоже об этом читал.
– Эта ложь опутала весь мир. Но вот – я перед вами. Я самый радикальный диссидент в стране. И я на свободе, я могу говорить. А что касается голода… Вы были в продуктовых магазинах?
– Да, мне показали…
– И что? Есть в них еда?
– О, даже крабы! Но я не видел, чтобы кто-либо делал покупки.
– Когда вы посетили магазин?
– Часа три назад.
Господин Рю слегка иронически усмехнулся:
– В это время все находятся на рабочих местах. У нашего народа органически стальная дисциплина… Да и разве, – он вставил потухшую сигару в ложбинку пепельницы, – разве, если бы люди голодали, они могли бы совершать такие подвиги?! Вот пример: один рабочий из южной провинции проработал без сна и отдыха двадцать девять часов, перетаскал пятьсот восемьдесят мешков с песком, чтобы уложить дамбу, и справился с задачей за пять дней, а не за двадцать, как предполагалось планом. Это поразительно!.. И разве бы вообще наш свободолюбивый народ стал терпеть какую-либо несправедливость со стороны руководства?! Тем более голод! Наш народ, который сотни лет держали впроголодь иноземные изверги! Да он бы в едином порыве смел такое руководство. Вы разделяете мою убежденность, мой друг?
Борис как-то механически покивал.
– Но есть еще проблемы, – вздохнул господин Рю, – много недоработок, перегибов. И с ними мы беспощадно боремся. Нас никто не заставит молчать. Меня и мою партию! Наш народ достоин того, чтобы жить еще лучше.
Вскоре беседа стала угасать. Инакомыслящий раскурил свою сигару и, посасывая ее, время от времени повторял:
– Я горжусь моим народом! Горжусь!..
Напоследок Борис спросил:
– Скажите, а вы давно занимаете пост лидера Демократической партии?
