– Три года и восемь месяцев.
– А что стало с вашим предшественником?
– Он находится в заключении.
– Да? – Борис почувствовал, как натянулось что-то в груди, даже дышать стало трудно.
– Да, – спокойно подтвердил господин Рю. – Мой предшественник призвал к насильственному изменению государственного строя, он хотел вывести людей на улицы. Хотел пролития крови. Крови моего народа! И я считаю, он получил по заслугам. Как бы мы ни были несогласны с отдельными процессами, но экстремизм – недопустим. Да!.. Думаю, и в вашем государстве, где торжествует демократия, с ним поступили бы так же. Или я не прав?
Борис снова покивал, не совсем уверенно, но – покивал…
– И, – господин Рю приблизил лицо к его уху, – хочется дать вам совет, мой друг. Не нужно лить грязь на наш народ. Нам, как это ни покажется, может быть, странно, доступна любая пресса, издающаяся на планете. Любой злобный выпад обнаруживается. Многие журналисты-лжецы уже поплатились за свою клевету. Они вкусно едят у нас в гостях, мягко спят, а потом – лгут, измышляют. Нет, так не пойдет. Понимаете?
Медленно подошли к автомобилю. Господин Рю широко, совсем по-американски, улыбнулся:
– Что ж, очень и очень рад нашему знакомству! Надеюсь, мы еще встретимся, подымим от души. Так, мой друг?
– Думаю, да…
5
На следующее утро Бориса везли в аэропорт. В голове дображивал хмель выпитой накануне национальной водки, а телу было легко, кровь живо бежала по артериям, казалось, организм переполнен кислородом… Наверное, морепродукты так влияли. Крабовое мясо, акульи плавники, свежие мидии, живые устрицы, салаты из водорослей… При воспоминании о том, что скоро опять будет жевать разогретые в микроволновой печи сандвичи, картофель-фри, жирные бифштексы, подташнивало.
Борис смотрел в тонированное окно автомобиля. По тротуарам плотным потоком шли на работу мужчины и женщины в почти одинаковой светло-серой одежде. Невысокие, как один сухощавые, со строгими лицами… Сейчас займут свои места и будут выполнять почетную обязанность двенадцать часов подряд, а вечером так же дружно направятся домой. И не было в этой простой схеме места заходу в магазин, покупке продуктов, приготовлению полезных и сложных блюд, какими пять дней потчевали Бориса…
Нет, не нужно пока задаваться сложными вопросами. Он устал. Не физически, а иначе. Очень много впечатлений… Потом всё обдумает… Сейчас – сесть в самолет, расслабиться в удобном кресле, закрыть глаза… А ведь еще пересадки, ожидания нужных рейсов в аэропортах, расписания, визовые контроли, предпосадочные боксы, взлеты, приземления…
На родине навалились дела; статью о поездке у Бориса не требовали, а он даже не делал попыток ее написать. В профессиональном плане командировка не дала результатов.
Борис не знал, что целый отдел специальной службы страны на протяжении нескольких месяцев пристально следил за ним, изучал каждую его новую публикацию. На полуострове ждали, как он опишет то, что увидел, как передаст свою беседу с лидером оппозиции. Был даже продуман план его ликвидации в том случае, если бы он слишком очернил страну. Такие формы кары иностранцев, да и своих перебежчиков применялись нередко: или укол медленно действующего яда в людном месте, или сбрасывание с виадука, замаскированное под самоубийство, или сбивание автомобилем… Но Борис молчал, и в конце концов слежка за ним была ослаблена.
Борис потерял интерес к далекой стране. Своей цели – убедиться или разувериться в существовании древней империи – он не достиг (раскопки, музейные экспонаты, лекции все-таки вызывали у него большие сомнения); он не увидел тех ужасов, о которых иногда говорили побывавшие на полуострове или сбежавшие оттуда, но и не поверил, что люди живут счастливо, как одна крепкая семья…
Однажды ему случайно попалась заметка о международном конгрессе по детскому образованию. В перечне участников он увидел: «Господин Па, руководитель Демократической партии». Что случилось с господином Рю, Борис догадался, хотя подтверждения этому не нашел. Да, впрочем, и искал не очень настойчиво.
«Жить, жить…»
Еще не так давно в районе станции метро «Новокузнецкая» была целая россыпь дешевых кафе и пельменных, в которых можно было выпить и закусить от души, не боясь, что этим нанесешь непоправимый урон своему и своей семьи материальному положению. Теперь же от того изобилия осталась лишь рюмочная «Второе дыхание», которую вообще-то стоило бы закрыть первой. Тесный, душный подвальчик с несколькими липкими, «стоячими» столиками, такая же липкая стойка бара, железные пивные бочонки у стен, скудное меню: суховатые бутерброды, пельмени с искусственным мясом, креветки, почему-то всегда подкисшие… Впрочем, в рюмочных и не должна быть изысканная закуска. Рюмочные существуют, чтобы забежать в них, хлопнуть скорее сто граммов и бежать дальше по жизни, но на самом деле большинство посетителей спускаются сюда надолго, маются за высокими столиками часами, а то и днями, морщась, пьют гадкую водку и заедают ее такой же гадкой закуской…
Прошедшей весной почему-то именно «Второе дыхание» стало тем местом, где я проводил свои дни. Чаще всего – с приятелем Володей. У обоих нас не клеилась семейная жизнь (вроде бы есть жены и дети, но на самом деле они нечто отдельное, почти враждебное), на работе еще осенью, из-за этого мирового кризиса, возникла неопределенность (вроде бы числишься и даже зарплату получаешь, хотя и пониженную раза в три, но зато туда можно вообще не ходить, и начальство даже радо, что не ходишь)… Как-то все совсем мрачно было прошлой весной, и мы с Володей встречались на «Новокузнецкой» с утра, в начале рабочего дня, и спускались во «Второе дыхание».
Тем для разговоров особых не возникало; были мы с Володей знакомы лет двадцать, вместе учились в институте, работали в одной сфере, часто пересекались, то похваляясь успехами, то жалуясь на трудности. И вот теперь, не очень уже молодыми (под сорок), оказались на грани пропасти – попадем под сокращение, и что тогда? Куда? Таких, как мы, востребованных все девяностые и почти все нулевые, было навалом, все мы были при деле и вдруг стали лишними. Оставалось гадать, на время лишними или… Нет, профессия, конечно, стала такой на время, а вот мы конкретно, тридцативосьмилетние, уставшие, не очень уже креативные Роман и Владимир?..
– В Сети вчера вечером прочитал, – грустно-иронично делился Володя. – Из Питера целая группа рекламщиков типа нас подалась в фермеры. Прикинь, им какой-то бизнесмен дал безвозмездно гектары, которые не использовал. Мол, стройтесь, засевайте, свиней разводите…
Я зевнул, но не сонно, а нервно:
– И что?
– Да ничто. Начали строиться. Планы у них.
– Я лучше в дворники соглашусь, чем крестьянином…
– Кто тебя возьмет в дворники? Это таджикская мафия или какая там… Сторожа – ментовская. Это раньше можно было в дворники и сторожа, а теперь – хрен-то там. – Владимир приподнял пластиковый стаканчик с водкой, покрутил и поставил обратно на стол. – Теперь и в грузчики не устроишься. Нету нам места…
– Тогда повешусь. Мне давно все надоело.
Владимир пристально посмотрел на меня; отозвался не как обычно, с иронией, а серьезно:
– Лучше не вешаться, а отравиться. Ноотропил знаешь? Говорят, шесть таблеток – и всё. Даже не успеешь помучиться. Паралич сердца.
– Мда, – покивал я, – травануться неплохо… Хотя сейчас модно под поезда бросаться. На днях в Германии какой-то бывший миллиардер под поезд бросился. В Штатах тоже масса случаев.
– Не знаю. – Володя поморщился. – Под поезд, это как-то… Наверно, лень просто было готовиться, а людям потом эти куски… Я бы лучше отравился все-таки… Что ж, давай пропустим по капле…
Так обычно мы беседовали в рюмочной «Второе дыхание». Как жить в Москве, чем заняться, если уволят, как прокормиться, не представляли. Иногда то я, то Володя приносили с собой журнал «Вакансии» и листали его, читали объявления, выбирали, а в итоге неизменно приходили к выводу, что все эти вакансии
