по воле Государя-Самодержца? А разве не поддерживал Мазепа жесткую позицию Петра в отношении Запорожской Сечи, которая по условиям Андрусовского 1667 года перемирия с Польшей находилась под совместным управлением России и Польши, что было закреплено и «Вечным миром» между ними в 1686 году, но кошевые атаманы Сечи одинаково не признавали ни польского короля, ни московского царя?
Какой стороны деятельности Мазепы не коснись, он во всем был послушен России, отчего и смог просидеть в гетманской резиденции в Батурине бессменно двадцать лет.
Конечно, у гетмана много недоброжелателей, как явных, так и тайных. Но Петр во время противоборства со своей сестрой Софьей сполна узнал, что значат происки интриганов, а потому не давал верного Мазепу в обиду. Защитил он его от ложного доноса Кочубея и Искры, решивших свести с гетманом личные счеты руками Петра, принял сторону Мазепы во время его схватки с хвастовским полковником «тогобочной Украины» [14] Семеном Палием, слава которого гремела по всей Украине и по сравнению с которым Мазепа выглядел не казацким гетманом и защитником интересов своего народа, а послушным московским приспешником.
Ах, Палий, Палий, отчаянный ты был вояка да никудышный политик! Мало тебе было славы хвастовского полковника, героя нескольких удачных набегов на Крым, в одном из которых тебе удалось даже пленить Крымского хана Осман Гирея? Нет, потянуло сравняться подвигами с самим гетманом Хмельницким и довершить начатое им дело, освободив от поляков днепровское Правобережье, остававшееся под властью Речи Посполитой. Святое дело, только нужно понимать, когда такое дело начинать и на какой его исход рассчитывать. Ну как можно было поднимать казаков в 1701 году на восстание против Польши и пытаться начать переговоры с Россией о слиянии Правобережья Днепра и Гетманщины в единую казачью державу под покровительством России, когда та зализывала раны после поражения под Нарвой, а польский король, он же курфюрст Саксонии, после разгрома Швецией Дании оставался единственным союзником России в Европе?
Крепко ты прижал панов на Украине, лихо твои атаманы Самусь, Искра, Абазин громили шляхетские войска, не понимая, что ослабляют этим одновременно русского союзника Августа. А думал ли ты, что случилось бы, вздумай Россия взять под свое крыло украинское Правобережье, как взяла когда-то Гетманщину? Да это же война с Польшей! Война с союзником, когда все силы России брошены на борьбу со шведским королем, заявившим, что он заключит мир с царем Петром только в Москве после ее захвата.
Вот почему, хвастовский полковник Палий, не нашел ты поддержки у России, а заставил Петра, не желавшего обострения отношений с прорусски настроенной частью польской шляхты, велеть гетману Мазепе вступить с тобой в тайные переговоры и заманить на Гетманщину. Старый хитрец прекрасно справился с заданием, и когда Палий оказался на днепропетровском Левобережье, он тут же очутился в руках русских властей.
Однако Петр не выдал тебя ни полякам, на чем те настаивали, не отрубил голову, что советовал сделать Мазепа, люто ненавидевший своего возможного конкурента на гетманскую булаву. Он отправил тебя кандальником в Енисейск, понимая, что при сложившемся в Польше положении, когда шляхта расколота на два примерно равных по силе лагеря — прорусский и прошведский, — ты со своей популярностью среди казачества и селянства польской Украины можешь сослужить неоценимую для России службу. Пусть только шляхта попробует убрать с трона Августа, посадить на его место шведского ставленника и объявить войну России! Вот тогда настанет твой час появиться на Украине и, не теряя времени, взяться за шляхту от Белой Церкви до Львова и Хелма, а Петр велит гетману Мазепе помочь тебе на первых порах тройкой-пятеркой полков своих реестровиков.
Хотя сейчас половина Польши поддерживает короля Карла, однако с 15-тысячным войском «великопольской конфедерации» успешно справляется гетман Сенявский, так что твой час, бывший хвастовский полковник, еще не наступил. Ведь когда запылают панские маетки, а твои казаченьки начнут вырубать под корень подряд всю шляхту, не разбираясь, кто из них к какой конфедерации принадлежит, вся шляхта забудет внутренние распри и единым фронтом двинется на восставших, а поддержку ей наверняка окажет шведский король, чем привлечет на свою сторону и бывших сторонников России. Нет уж, пусть пока дерутся между собой, а результат войны России со Швецией покажет, кому быть польским королем — Августу Второму или Станиславу Лещинскому.
Но если еще не пробил твой час, Палий, то кое-кому из твоих бывших полковников пришло время сменить сибирские просторы на родные степи. Однако не для войны с панами-ляхами, а чтобы поднять против шведов казаков польского Правобережья, которые остаются глухими и к призывам обоих польских королей, и к обращениям русского царя. Действительно, какое им дело до драчек между Россией, Швецией, Польшей, если у них своя незаживающая кровоточащая рана — стремление обрести независимость, а ослабление ненавистной Польши и ведущей по отношению к Украине двурушническую политику России им только на руку.
Но одно дело, когда «тогобочных» казаков против шведов зовет он, царь Петр, и совсем другое, когда это сделает уважаемый ими человек, особенно тот, с кем они уже сражались и снова готовы встать под его пернач. Один из таких людей, бывший палиевский полковник Голота, на днях был возвращен из Лифляндии и по распоряжению Петра направлен к Меншикову. Не царское дело якшаться с бывшими бунтовщиками, ничем не лучшими недавно усмиренных на Дону булавинцев, а посему с ними повозится Алексашка, мечтающий стать после Мазепы гетманом и прежде уже имевший дело с Голотой.
Петр склонился над столом, отыскал среди вороха бумаг нужную, поднес к глазам: «Всемилостивейший государь... в 7-м числе июля приехал к Дерпту на отъезжей караул Швецкой драгун. И караульные Мурзенкова полку того шведа привели к Дерпту, а в распросе сказал, что де Левенгаупт со всем своим корпусом пошел к королю своему, также де протчей Швецкой коннице, которая обреталась в Лифляндах, всей велено итить к королю ж. А Для подлинного известия распросные речи этого шведа послал при сем к вашему величеству, а ево отдал я генерал-порутчику Воруру. Вашего величества нижайший раб Кирило Нарышкин. Июля в 8 день году, из Дерпта».
Это сообщение он получил около месяца назад, но не придал ему особого значения. Мало ли что может наплести пленный швед, возможно, специально подосланный к русским? Правда, потом поступали донесения, что корпус Левенгаупта с обозами действительно направился на восток, однако что могло помешать ему изменить направление и двинуться уже на север к расположившемуся вблизи русской северной столицы шведскому корпусу генерала Либекера? Ничего, особенно если надежно перекрыть подходы к немногочисленным в болотах и лесах дорогам и обезопасить себя от действий разведки противника.
Однако сообщений, что Левенгаупт изменил маршрут следования, не поступало, а несколько дней тому назад его колонны перешли рубеж, когда движение к своим войскам на севере Европы стало бессмысленным. Свой корпус из-под Риги и массу обозов генерал вел к армии короля Карла — в этом теперь не было сомнений. А коли так, Петру становилось известным, где развернутся главные события предстоящей осенней кампании, и он может принять все меры, чтобы ее ход сложился в его пользу. Первым делом он должен усилить собственные войска и не допустить, чтобы армия короля Карла хоть откуда-то получила подкрепления и так необходимые ей продовольствие и фураж.
Петр вскочил из-за стола, принялся быстро ходить по комнате, временами останавливаясь и рубя ладонью правой руки воздух.
Чтобы защитить отвоеванные у шведов в Прибалтике земли, против корпуса Либекера сейчас стоят корпуса Апраксина и Боура. Теперь, когда дополнительно известно, что Левенгаупт движется к армии короля Карла, с четырнадцатью тысячами солдат Либекера, даже усиль он свой корпус частью сил из гарнизонов близ расположенных шведских крепостей, вполне справятся двадцать четыре с половиной тысячи солдат Апраксина. Поэтому шестнадцать тысяч солдат Боура необходимо как можно скорее передвинуть на юг, чтобы они нависли над левым флангом армии короля Карла, а в случае нужды могли быстро соединиться с главными силами самого Петра.
Для исключения возможности оказания помощи королю Карлу из Польши нужно приказать Мазепе усилить своего друга коронного гетмана Адама Сенявского еще несколькими казачьими полками, а свои основные силы сосредоточить у Киева. А первым делом пусть отправит отборный казачий отряд к Пропойску в распоряжение генерал-поручика Соловьева, которому велено «как возможно неприятеля обеспокаивать». А у Пропойска, по всей видимости, скоро должны произойти очень важные события. Так что, Мазепа, ежели тебя настолько одолели хворобы, как ты постоянно о том пишешь, сиди спокойно на Гетманщине — Петру
