нужнее твои полки, чем ты сам при его штаб-квартире. Да и твои полковники лучше подчиняются русским генералам, когда ты от них подальше и не потакаешь их гордыне.
Конечно, о своих немощах ты привираешь, ежели судить по тому, что завел себе молоденькую любовницу, но твоя истинная причина не покидать Батурин и Борзну Петру тоже известна и понятна. Боишься, что у Кочубея и Искры были сообщники, которые в твое отсутствие на Украине могут учинить любую смуту, что тебе крайне нежелательно. Ну и сиди в свое удовольствие на Гетманщине — боясь за свою власть, ты оберегаешь и власть царя Петра.
Но хватит о старике-гетмане и его маленьких хитростях — имеются дела куда важнее. А самое главное из них — не позволить корпусу Левенгаупта соединиться с армией короля Карла.
3
Константин Гордиенко расправил свернутый в трубочку маленький листок тонкой бумаги, пробежал по нему напоследок глазами, усмехнулся. Присев на корточки у небольшого костерка, горевшего на берегу заросшего камышом степного озерца, порвал листок на мелкие кусочки, швырнул их в пламя. Дождался, когда все они сгорят, для верности смешал кончиком сабли их пепел с золой костра и только после этого опустился на брошенный у огня жупан.
Ай да старый хитрец Мазепа, опять замыслил очередную интригу! И какую — вышвырнуть за пределы Гетманщины русские войска и вместе с Польшей и Литвой признать над собой протекцию шведского короля Карла, что сейчас движется со своей армией на Москву. Конечно, прямо об этом он не пишет, но Костя неплохо изучил своего бывшего друга-сечевика Мазепу да и понимать то, что открыто не пишется и не говорится, но имеется в виду, он научился со времен бурсачества, постигая перипетии Жития святых и вникая в тайны Священного писания. А писать, пан гетман, ты непревзойденный мастак, не знающий тебя человек может иметь глупость поверить, что ты действительно скорбишь о незавидной доле нынешнего украинского казачества и запорожского лыцарства и принимаешь близко к сердцу беды неньки-Украйны, терзаемой двумя хищницами-соседками — Речью Посполитой и Россией. Хорошо пишешь, хорошо.
Ну как не прошибет слеза кошевого атамана Запорожской Сечи Костю Гордиенко, участника стольких славных походов против недругов Украины, когда ты вспоминаешь о великих делах прежних кошевых и гетманов и говоришь о никчемности тех суетных дел, в которых погрязли сегодня казачество Гетманщины и Запорожской Сечи? Да, были времена, когда казачество чувствовало себя не только хозяином неньки- Украйны, но и своей саблей вершило судьбы соседних народов, а к его кошевым и гетманам не считали зазорным обращаться володари, короли, ханы.
Как не вспомнить гетмана Ивана Сверчевского и атамана Ивана Подкову, которые в шестнадцатом веке при помощи запорожцев свергали и возводили на престол молдавских господарей, а Подкова сам был им два года? А стоит ли забывать Тимофея Хмельницкого, чье слово, подкрепленное силой казачьих полков его отца-гетмана, являлось решающим в спорах о дележе власти в Молдавии и Валахии?
А разве не вмешивались запорожцы и украинские казаки в дела Крыма, чему примером не столь давний случай, когда по просьбе хана Шагин Гирея, решившего отделиться от Турции, ему на помощь весной 1628 года двинулись запорожцы с кошевым атаманом Иваном Кулагой и Правобережные казаки во главе с гетманом Михаилом Дорошенко? Это они разгромили под Бахчисараем объединенное войско турецкого султана и его крымского ставленника Джанибек Гирея и направились на Кафу освобождать христиан-невольников. Однако их союзник Шагин Гирей, используя плоды казачьих побед, смог договориться на выгодных для себя условиях с турками, и преданным казакам пришлось с боями прорываться из Крыма, потеряв в новом сражении под Бахчисараем гетмана Михаила Дорошенко [15].
А что делали бы без казаков вы, спесивые полячишки? Ведь со времен Сигизмунда Августа и Стефана Батория не было войны, в которой в составе войск Речи Посполитой не присутствовало бы казаков. Вздумали однажды померяться с турками силой без казаков в ноябре 1620 года под Цецорой и потерпели жесточайшее поражение, потеряв при этом убитым самого коронного гетмана Жолкевского. А вот когда через полтора года ваш Сейм обратился к казакам за помощью, и те к польским 25-и тысячам сабель прибавили свои 47 тысяч, турецкая трехсоттысячная армия не смогла победить вас под Хотином, хотя в этом сражении погиб от ран 10-го апреля 1622 года гетман Сагайдачный. А разве не искали поддержки казаков претенденты на польский королевский престол, а разве не использовали казаков короли для обуздания вконец обнаглевшей шляхты или мечтающих сравниться с ними властью магнатов?
Все это было, было. И правильно скорбит Мазепа, что измельчало ныне казачество, позволило сесть на шею не только Речи Посполитой, но и России, начавшей притеснять казачество и селянство хуже, чем поляки.
А как не понурить в тоске седую голову сечевику Косте Гордиенко, когда гетман сообщает о стремлении русского царя Петра извести под корень вольнолюбивое казачество, что он уже начал делать на Дону, частью уничтожив братьев-донцов, а частью вынудив их уйти на Кубань? Все так, все так, причем Костя лично беседовал со многими булавинцами и знает об их восстании куда больше гетмана. Конечно, он мог бы спросить у внезапно прозревшего Мазепы, о чем он думал раньше, рьяно помогая царю Петру насаждать на Гетманщине московские порядки или подло выманивая на русское Левобережье полковника Палия, чтобы отдать его в руки царских властей.
Но что толку в его вопросе, если гетман прав в главном — казачество на Гетманщине и на Сечи переживает трудные времена, и им обоим, кошевому атаману сечевиков и гетману реестрового казачества, вскоре придется решать, чью сторону принять в войне России со Швецией. Вопрос этот предстоит решать обязательно. И ответ будет для него, запорожского атамана, не простым, поскольку единой точки зрения среди сечевиков на этот счет нет и вряд ли будет.
За русского царя стоит часть старшины и большинство старых, заслуженных казаков, принадлежащих к «знатному товариществу». Что же касается сечевиков-«гниздюков», обосновавшихся с семьями и другами-побратимами в близи Днепра и на берегах его притоков в своих куренях и на богатых хуторах, откуда они прибывали на Сечь для несения обязательной гарнизонной службы либо участия в походах, то они поголовно на стороне Москвы. Косте понятны их рассуждения, и он, как много поживший и повидавший человек, согласен с ними. Сейчас, когда между Сечью и ее соседями нет незаселенных, как когда-то, земель, когда с неимоверной быстротой обживаются некогда пустынные пространства, именуемые русскими и поляками Дикой степью, а казаками Старым полем, она не может жить сама по себе, кусая подряд всех соседей — то крымского хана, то шляхетскую Польшу, то поставивших на границах Запорожья с Гетманщиной свои крепости русских служивых людей.
Сейчас, чтобы уцелеть, нужно иметь сильного союзника, который мог бы обеспечить спокойный тыл и в случае нужды прийти на помощь. Турки далеко и магометане, поляки утратили свою силу и паписты, а московский царь единоверец и ближайший сосед — протяни руку и вот она, его Гетманщина. И если в союзнике нуждается Сечь, точно так и России необходим надежный союзник на границах с Крымом и Турцией, а им может быть только единокровное и единоверное Запорожье. А за верную службу московский царь сохранит за сечевиками их стародавние вольности, в том числе право на курени и хутора, которыми сейчас они владеют. Так было в Речи Посполитой, где реестровики были приравнены к шляхетскому сословию, так есть на царском Дону, где родовые казаки в почете, а воду мутит бегущая из России мужицкая голь да моль, мечтающая о беззаботной, веселой жизни на казачьих землях.
А что такое смешание истинных казаков со вчерашними селянами-посполитами, пожелавшими именоваться казаками, однако мало пригодными стать ими, запорожцы столкнулись, пожалуй, прежде донцов, и быстро положили этому конец. Когда в 1569 году была подписана Уния об объединении Польши и Великого княжества Литовского в единое государство — Речь Посполитую, польская шляхта получила право приобретать в Литве земли и заселять их своими людьми. В первую очередь это коснулось «пустыни Надднепрянской», как поляки и литовцы именовали граничившие с Запорожской Сечью земли бывшей Киевской Руси, пребывавшие после татарского нашествия свыше двух столетий в полном запустении и разрухе. Получая там фольварки и маетки, польская шляхта переселяла на новые места посполитых из центральной Польши, Мазурщины, Галичины, Волыни, Подолии, которые должны были обжить этот
