Ленусь, кидай им тапочки… Сейчас-то уже нормально с автобусами, а вот когда мы сюда переехали, ну, в начале семидесятых, вот уж была морока! От «Варшавской» только один автобус ходил. У него там конечная была, но в очереди всё равно отстаивать приходилось минут по тридцать. Двери в автобусах не закрывались вообще, потому что народ висел там гроздьями. А прямо у метро автобус разворачивался и накренялся при этом на ту сторону, где двери, так, что люди едва не срывались, но никто никогда не отступал, не прыгал. Так и ехали. А что делать? Домой-то всем надо… Теперь просто рай, а не дорога. Я привык, да и недалеко мне. А вот Ленке тяжело до института добираться.
– Ой, вы не представляете, что иногда на дорогах творится! – воскликнула почти с восторгом девушка, ведя гостей в комнату. – Я недавно ехала утром, а всё обледенело. И на Балаклавском автобус остановился. Там подъём, весь транспорт и в хорошую погоду едва плетётся, а тут автобус и вовсе замер. Постоял, постоял и медленно стал ползти назад. Шум поднялся жуткий! Женщины визжат, кричат: «Караул!» – а водитель ничего сделать не может. Нас стало медленно разворачивать, а мы всё ползём назад… Шмякнули чуточку пару машин и остановились. Народ так и посыпал из дверей. И только, знаете, на проезжую часть кто-нибудь выпрыгнет, так тут же падает, потому что лёд ужасный…
– Ничего, – обнадежил Борис, – мы скоро на Ленинский переберёмся. Ленуськины предки в долгосрочку уезжают, так что мы на той квартире на несколько лет обоснуемся. Там и с городским транспортом полегче, и машину они нам оставляют.
– А твоих родителей сейчас нет дома? – спросила Вера.
– Они решили нам не мешать и укатили в гости… Располагайтесь, Лена всякой вкуснятины сварганила… Как на службе-то? Витя, ты чего отмалчиваешься?
– Всё в порядке.
– В уголовном розыске-то всё в порядке? Проблем, что ли, нет?
– Проблем полным-полно, но всё в пределах естественного русла.
– Красиво сказал. Проблемы в пределах естественного русла…
Виктор давно не проводил время в такой дружеской компании. Настроение поднялось, на душе сделалось уютно. Из кассетного магнитофона негромко лилась джазовая музыка, но вскоре к ней примешались хорошо слышимые звуки пианино, доносившиеся из соседней квартиры.
– Пожалуй, надо магнитофон выключить. – Лена поднялась из-за стола, – а то какая-то каша вместо музыки. Звукоизоляция здесь ужасная. Снизу на аккордеоне какой-то любитель регулярно разминается, а сверху два-три раза в неделю кто-то на пианино учится.
– И долго они будут тренькать? – поинтересовался Виктор.
– Минут тридцать поупражняются. Если б от меня зависело, так я запретил бы пользоваться дома музыкальными инструментами. Хочешь учиться – отправляйся в предназначенное для этого заведение, а в обычном жилом доме это всем мешает. – Борис встал. – Вить, может, покурим? Пойдём на кухню?..
Когда они возвратились, девушки оживлённо обсуждали кого-то из общих знакомых.
– Вот уж у кого жизнь безмятежная, – говорила Вера. – Но у каждого своя судьба.
– Судьба? – Борис немедленно включился в разговор. – Мне кажется, что чаще всего судьба складывается удачно, когда дети идут по стопам своих родителей. Дорожка накатана, проверена, гарантировано, что мин нигде нет, носом землю рыть не надо. Может, это и не яркая жизнь, зато благополучная… Я вижу, ты не согласен, Вить?
– Мне трудно судить. – Смеляков пожал плечами. – Я сам себе дорогу прокладываю. Наверное, со связями-то легче было бы. Хотя вряд ли связи помогают в становлении профессионала. Нужен собственный опыт и хорошие учителя…
– Опыт – сын ошибок трудных! – провозгласил Борис.
– Конечно, – продолжал Виктор, – карьеру со связями сделать легко, но лично мне хочется овладеть профессией. Ты правильно сказал, Боря… Благополучная жизнь, но не яркая. Я бы добавил ещё, что и скучная жизнь… Профессию нужно познать от А до Я, тогда она становится частью жизни, тогда она нравится. Но для этого надо вложить в неё себя, соединиться с нею, слиться. Вот тебе нравится твоя работа? Борис пожал плечами.
– Мне нравится юриспруденция, но меня воротит от той работы, которой я занимаюсь.
– Как так? – удивился Смеляков. – Ты же работаешь во внешнеторговом объединении. Разве там скучно?
– Давайте-ка выпьем. – Борис налил всем вина. – Видишь ли, Вить, не может быть никакого интереса в работе, где всё распланировано как минимум на пять лет вперёд. Всё у нас ровненько, финансовые неурядицы решаются взаимозачётами и так далее. Все мои знания вроде как и не нужны…
– Не понимаю.
– И не поймёшь. Внешторг, как и все прочие наши министерства, – сборище бездельников. За неделю можно выполнить все дела на два-три месяца вперёд. А дальше чем себя занимать? Нельзя же тупо сидеть за своим столом и с важным видом смотреть в одну и ту же бумагу. Вот и ходим друг к другу в гости, гуляем по кабинетам, выпиваем помаленьку. Некоторые к концу дня набираются так, что языком ворочать не в силах.
– Брось ты! Не может быть! – не поверил Виктор.
– Может, может. Я и сам, когда спросил, проходя практику в «Медэкспорте», чем там занимаются, и услышал в ответ: «Ничем. Чай целый день пьём», – не поверил. Решил, что это шутка такая. Оказалось, что вовсе не шутка. Сначала я в юридическом отделе работал, а потом меня на фирму перевели юристом. Тут я и соприкоснулся вплотную с настоящей конторской жизнью, увидел, как люди тихо и незаметно спиваются. У нас там подавляющее большинство пьёт по-чёрному. И я их понимаю. Тоска, порождённая беспросветным бездельем, кого угодно вгонит в алкоголизм.
– Что-то мне трудно поверить в такое, – неуверенно проговорил Смеляков. – У меня дел столько, что продохнуть не успеваю, а у вас народ от безделья изнывает. Странно…
– Потому что мы подписываем контракт на пять лет вперёд, и больше от нас ничего не требуется. Ну, скажем, пару приложений к этому контракту ещё сварганить за год; это можно за день провернуть… Нет, конечно, есть у нас люди очень деятельные, но это всё игра. Они активны, изображают из себя деловых, всё время по телефону треплются с фирмачами, на переговоры бегают, пред светлые очи начальства с докладами предстают ежедневно… Тьфу! Но мне-то хочется настоящего дела.
– Иди к нам, в прокуратуру, – серьёзно сказала Вера. – Мало не покажется.
– Не мой профиль.
– А твой какой?
– Не знаю. Если честно, мне кажется, в нашей стране для меня нет нужной ниши.
– В Америку захотелось? – Вера иронично улыбнулась.
– Плевал я на Америку! Там всё давно расхватано… Да и они ничуть не лучше нас. Такие же бюрократы и лентяи, сияют, конечно, скалятся, мол, всё у них о’кей… Нет, братцы, мне бы в настоящем деле поучаствовать, развернуться так, чтобы дух захватило от возможностей…
– И чтобы срок за это схлопотать? – уточнила Вера всё так же иронично.
– Да не стану я сомнительным ничем заниматься, Ве-рунчик. И вообще я всегда веду себя тише воды. Я не бунтарь. У меня отец – чекист, и уж я-то знаю, что у нас почём… Это я просто мечтаю. Есть люди, которые рискуют и даже в СССР умудряются нажить миллионы. Но за это их рано или поздно ставят к стенке… Нет, в нашей стране надо выбрать единственно верный путь.
– Какой?
– Делать карьеру по партийной линии, плыть по течению, и тогда судьба смилостивится, особенно если есть хоть малая поддержка со стороны влиятельных товарищей. Кстати, братцы, давайте-ка выпьем. Есть отличный повод. Меня приняли в кандидаты,[7] так что в скором будущем собираться будем в связи с появлением нового члена КПСС!
– За это – обязательно! Поздравляем!
Дружно дзынькнули рюмки.
– А вот мой брат без всякой поддержки живёт, – включилась в разговор Лена, – и ни на что не жалуется.
– Таких, как твой Сашка, можно по пальцам пересчитать, – сказал Борис. – У него есть призвание. А большинство – серая масса.
