чтобы при каждой новой операции вводить в нее ранее не использовавшихся в этом районе связников или содержателей явок. Агентуру из других мест здесь не используешь: всякий новый человек сразу окажется на виду и вся его жизнь длительный срок будет проходить под неусыпным наблюдением десятков любопытствующих, зачастую неблагожелательных глаз. Вот поэтому, товарищи чекисты, вам придется постоянно прибегать к услугам своих местных помощников. И если с помощью мнимого сына полковника Чумарзина ваш связник или содержатель явки попадет в поле зрения Шершня, никуда ему после этого от глаз СБ не скрыться. Тогда, товарищи чекисты, слетайтесь, как глупые мотыльки на огонь, к нему сами или шлите своих помощничков!
А на своих людей ты, неудавшийся Владимир Чумарзин, Шершня выведешь. Обязательно выведешь! Причем он уже знает, как заставить тебя сделать это! Нет, он не прикажет ни тянуть из тебя жилы, ни срезать до костей пластинами мясо, ни жарить тебя на медленном огне. Не прикажет потому, что не первый раз встречается с вашей чекистской породой и знает, что ничего этим не добьется. Он придет к своей цели совсем другим путем… Вот почему с таким нетерпением ждет он сейчас оберштурмбанфюрера Штольце, который обещал быть у него сегодня в четырнадцать часов. А до его прихода он еще раз побеседует с тобой и окончательно убедится, кто ты есть…
Поздоровавшись и предложив мнимому Владимиру Чумарзину табурет, Шершень тяжело вздохнул, скривил лицо.
— Завидую тебе, друже. Молодой, красивый, здоровый… А тут без малого пять десятков и хвороб полно, да еще из-за чужих хлопот спать не всегда приходится. — Он улыбнулся, подмигнул собеседнику. — О тебе говорю, о твоих хлопотах. Или не ты просил меня помочь тебе связаться с полковником Суховым? А?
На лице задержанного расплылась радостная улыбка.
— Помню, что просил. Однако не думал, что сможешь так быстро помочь. Неужто разыскал полковника?
— Разыскал, друже, разыскал, покуда ты сладкие сны глядел. Ох и любите вы, молодые, поспать. Может, признаешься, что снилось? Небось батько с матерью, спаленная немцами родная усадьба?.. Эх, не то сказал. Какая же она тебе родная? Так, купленная по случаю. Родной, мыслю, до сей поры считаешь ту, в России, где родился и которую у вас большевички отобрали? Говорят, твой батько в своих краях большим человеком был? Грамотным, ученым, с положением… Между прочим, это правда, что ваш отец вывез из России большую библиотеку?
С последней фразой Шершень впился глазами в лицо собеседника. Произнесенная им часть пароля, однако, не произвела на того никакого впечатления. А может, гестаповский агент просто хорошо владеет собой?
— Библиотеку? — невозмутимо спросил задержанный. — Враки это, друже. Не до библиотеки было тогда отцу, едва семью сумел от красных спасти. Лишь фамильные драгоценности успели с собой захватить, причем это заслуга матери, а не отца.
Вот и поставлена точка в нашем знакомстве, товарищ чекист! А раз так, пора приступать к делу.
Шершень медленно снял с запястья часы, положил их между собой и чекистом. До прихода Штольце оставалось двадцать минут, и за это время он должен был успеть закончить подготовительную часть задуманной им операции.
— Теперь, друже, поговорим начистоту, — тихо заговорил эсбист. — Как мыслишь, из-за чего я стал тратить свое времечко на тебя и какого-то полковника Сухова?
С лица задержанного сбежала улыбка, взгляд из беспечного стал напряженным. Молодец чекист, сразу понял, что игра закончилась и начинается серьезный разговор.
— Из-за чего же? — прозвучал его вопрос.
— Оттого что полковник сейчас заправляет большими делами в наших лесах. И не один, а вкупе с немцами, что тыл Красной Армии тревожат. О «Вервольфе» слышал?
— Немного.
— Многого о нем никто не знает, — усмехнулся Шершень. — Так вот, полковник Сухов из этой компании. Занятная компания, не правда ли? Германец и москаль обосновались на украинской земле, вершат на ней свои тайные делишки. А меня, хозяина этой земли, ни во что не ставят, к своим секретам не допускают. Обидно это мне, друже, ох как обидно! Вот и хочу знать об этом «Вервольфе» побольше. И ты можешь и должен мне подмогу оказать. Понимаешь, к чему клоню?
— Покуда не очень.
— Все очень просто. Полковник Сухов не только тебе, но и мне потребен. За то, что я тебя с ним сведу, ты станешь при нем мой интерес блюсти. Теперь понятно?
— Понятно. Только не совсем, друже: ты и Сухов оба боретесь с большевиками, и ты же предлагаешь мне шпионить против своего союзника.
— Это уже не твоего ума дело, хлопче. Тебе надобно запомнить одно: все, что узнаешь от полковника Сухова или его дружков, передавай мне. И только.
— А не рановато ли ты начал командовать, друже? — с ехидцей спросил чекист. — В твои шпионы я еще не записался.
Справедливое замечание: уж слишком быстро начал он брать быка за рога. Почему быстро? Это при обычной вербовке будущего агента нужно обхаживать как дивчину-недотрогу, умело играть на его слабостях и применять к нему политику кнута и пряника. А в данном случае вербовкой и не пахнет: он предлагает советскому контрразведчику сделать то, от чего тот не может никак отказаться. Не может никак, ибо тогда не выполнит порученного ему задания проникнуть в «Вервольф».
Шершень поманил собеседника к себе согнутым пальцем, и когда тот приблизил к нему лицо, заговорил громким шепотом:
— Нет, хлопче, не рановато. Понимаешь, нет у тебя иного выхода? Почему? Очень просто… Кто ты для меня? Клятый москаль, который вкупе с ляхами и австрияками столько веков измывался над ненькой- Украиной. Твой батько, царский полковник, небось до своей кончины звал нас не иначе как малороссиянами, не знал, кто такие Котляревский и Шевченко, и причислял Гоголя и Короленко к русским писателям. Одна дорожка тебе за это, любый хлопче, — на тот свет. Коли не пожелаешь искупить провину своих сородичей- москалей перед Украиной, сегодня же отправишься к господу.
Шершень взглянул на часы, подвинул их ближе к собеседнику.
— Значит, так. Через двенадцать минут у меня будет начальник Сухова — офицер от СС Штольце, который верховодит здешним «Вервольфом». Не думай, что открываю тебе по своей дурости великую тайну: станешь работать на меня — узнаешь об этом и сам, откажешься — унесешь мои слова в могилу. С этим Штольце тебе надлежит отправиться сегодня вечером к Сухову со своими делами и моим заданием. А чтоб тебе не казалось, что я дюже тороплю тебя, даю пять минут на раздумье…
Грызлов опустил на грудь голову, сделал вид, что задумался. Смотри, дело оборачивается не так уж плохо! Прямо удача, что его угораздило попасть в руки главаря здешних эсбистов, любителя иметь свой глаз где только можно. Не верь после этого в слепой случай!.. А знаменитый Шершень сегодня что-то подкачал: не вербовка, а примитив и дилетантщина или, как выражается один из друзей капитана, сплошная порнография».
Но так ли это, если хорошенько подумать? Пожалуй, нет, скорее, это работа специалиста экстра- класса. Десять минут, столько же фраз, и вербуемый загнан в угол, откуда единственный выход — туда, куда его толкают. Теперь Шершню осталось лишь припугнуть нового агента карами, которые падут на его голову в случае, если он попытается даже в мыслях обмануть хозяина, — и дело сделано.
Шершень протянул руку, взял с крышки стола часы, стал надевать их на руку. Сгорбившегося на табурете собеседника он даже не удостоил взглядом.
— Пять минут пролетели, хлопче. Что мне делать: считать тебя моим человеком или кликнуть боевиков с лопатами?
— А если полковник Сухов не введет меня в курс своих дел? — не поднимая головы, тихо спросил Грызлов.
— Всеми «если» предоставь заниматься мне, — сказал Шершень. — Привыкай сразу: от тебя требуются не рассуждения, а выполнение приказов.