— Нам эти ср…е бумажки ни к чему. Не в сортире же ими подтираться. Все. Будь. Да, в качестве подарка. Твой драгоценный отпрыск жив и здоров. Мы отпустили его. Он уже должен быть дома. Позвони, порадуйся. Пока. И смотри, без фокусов. Если надумаешь шутить с нами, акций не увидишь.
В трубке запищали истеричные гудки. Константин Георгиевич несколько секунд смотрел на нее, затем медленно положил на рычаг, отодвинул в сторону бутылку и стакан, вдавил клавишу переговорного устройства.
На интеркоме замигал сигнал вызова. Олялин нажал нужную клавишу.
— Слушаю.
— Зайди немедленно, — возник в динамике голос Фролова.
— Иду, — ответил Олялин.
Он открыл вмонтированный в стену кабинета сейф, где хранил деньги на непредвиденные расходы, и принялся доставать тугие бандерольки. Деньги Олялин укладывал в «дипломат». Действовал он быстро и целенаправленно. В движениях его сквозило злое напряжение. Взяв со стола фотографию в рамке, вытащил её, разорвал на две половины, одну из которых также положил в чемоданчик. Затем из верхнего ящика стола достал несколько карточек, заготовленных им заранее, выбрал две и кинул поверх обрывка. Закрыв крышку «дипломата», поставил его к столу, поправил пиджак и зашагал к двери.
«Я успел увидеть, как упал Олег. Словно кукла. Просто рухнул на асфальт, под ноги зевакам, и они кольцом сомкнулись над ним. Не опустились на корточки, не попытались помочь. Просто стояли и обсуждали его смерть, как… результат футбольного матча, например. В этом их плотоядном интересе было что-то ужасное, наводящее на мысль о стервятниках. Вот именно. На стервятников-то они и были похожи.
Фонг! — пуля с жестяным стуком продырявила водосточную трубу и ушла куда-то к „Макдональдсу“.
Этот выстрел и привел меня в чувство. Я повернулся и побежал со всех ног, уже не оглядываясь. Слева рычали машины, за спиной топотал Стас.
С платной стоянки выползал черный „Мерседес“. Я налетел прямо на него, споткнулся и силой инерции перекатился через капот. Никогда не понимал, как это проделывают герои боевиков, а тут — на тебе. Приземлился на ноги, но потерял равновесие и шлепнулся на пятую точку. Немного зашиб плечо, но в целом ничего страшного. До свадьбы, конечно, заживет. Если мне самому посчастливится до нее дотянуть.
Хлопнула дверца.
— Ты чё, мужик, о…л? — заорал, вылезая из салона, парнишка лет двадцати. Признаться, немного да, того самого. В голове маленько звенит. — Блин, лезет под колёса, как к себе в квартиру, на фиг!
Я торопливо поднялся.
— Извини, брат.
Стас был уже метрах в семи. Дышал он легко и ровно, словно и не бежал за нами от самой „Маяковки“. Мне вдруг стало ясно, что до трагического финиша этого марафона осталось совсем чуть-чуть. Ну, метров сто — сто пятьдесят я, наверное, еще протяну, а больше — нет. Вот что значит сидячий образ жизни. Спортом надо было заниматься. Бегом на длинные дистанции.
Я затравленно озирался по сторонам. Как сказал один из великих: „Умный всегда найдет выход из безвыходной ситуации“. Правда, еще он добавил: „А мудрый в нее не попадет“. Это уже не про меня. Это про кого-то другого.
Неужели я позволю им убить себя? Такой день. Люди вокруг. Соберутся кружком и станут обсуждать мою смерть, как только что обсуждали смерть Олега. С хищным интересом шакалов. Не хочется, честно говоря.
Я пулей пролетел мимо газетного ларька и остановился на ступенях перед фонтаном. Может, рвануть по бульварному кольцу? Всё равно Стас меня догонит. Позвать на помощь? Кто подойдёт-то? Разбегутся все, как муравьи под дождем.
Внизу, у подножия лестницы, спортивного вида девица усаживала на замученного пони мальчугана лет двух с половиной. Тот ревел и отчаянно сопротивлялся. Рядом суетились фотограф и счастливые родители. А в паре метров переминался с ноги на ногу старый коняга. Наверное, пожалели отправлять на колбасу, дали шанс самому заработать на пропитание. Это и было мое спасение. Когда-то в институте нас несколько раз возили в манеж, учили держаться в седле. За эти три несчастных занятия профессионального жокея из меня, конечно, не сделали, но с лошади, во всяком случае, я падать перестал. И потом у меня все равно не было выбора.
Я скатился со ступенек, сунул девице стодолларовую купюру и потрусил к коню. Здесь, внизу, Бесцветный меня не видел и стрелять не мог. Более того, убийцы вполне могут решить, будто я повернул на бульвар, перестроятся в правый ряд, свёрнут, и… счастливого пути. Разворот только у Арбата. А верхом оторваться от Стаса мне раз плюнуть.
Я полез на лошадь. Лошади это явно не понравилось. Она попыталась убежать, но я железной хваткой умирающего ковбоя вцепился в узду и волей-неволей побежал следом, чмокая губами, успокаивая упрямое животное. Народ вокруг начал откровенно веселиться. Даже стоящий на ступеньках Стас улыбнулся. Наверное, со стороны это выглядело забавно. Впереди бодрой будённовской рысью мчимся мы с лошадью, за нами бежит девица, выкрикивая:
— Гражданин, вы куда? Гражданин!
Я куда? Спросила бы лучше у лошади. Она меня волокла, а не наоборот. Проклятое четвероногое нарезало круги вокруг фонтана с таким апломбом и прытью, словно участвовало в скачках и норовило взять первый приз. При этом оно мотало головой, стараясь отделаться от меня, а я, соответственно, волочился сзади. Девица остановилась, подождала, пока мы с лошадью завершим очередной круг, и ловко поймала узду. Лошадь, очевидно, признав хозяйку, встала как вкопанная. Но я-то встать не успел и поэтому налетел на девицу со скоростью курьерского поезда. Врезался так, что дыхание перехватило, и рухнул на землю, подняв облако бежевой пыли.
Когда мы поднялись, Бесцветный уже стоял рядом со Стасом и смотрел на меня. Народ вокруг хохотал, даже пацана под шумок усадили на пони, а вот мне было совсем не до смеха. Надежды мои не оправдались. Оранжевая крыша „Нивы“ маячила над лестницей. Почему-то эти ребята спокойно припарковались в неположенном месте, а гаишник не сказал им ни слова. Именно данный факт, а вовсе не то, что они позволяли себе стрелять по толпе, окончательно убедил меня в могуществе этих людей. Кто те двое, что едут в машине? Тайное подразделение, работающее на правительство? Но какое отношение имею к ним я и тем более „взломщики“? Мафия? Ерунда. Тимофей предупредил бы нас. Да и не похожи они на мафию. Фасон не тот.
— Гражданин, вы слышите меня? — орала девица мне в ухо.
— Да-да, слышу. Разумеется, — рассеянно ответил я, наблюдая за убийцами.
Стас с Бесцветным переглянулись и начали спускаться по ступенькам. Не торопясь, спокойно. Убьют прямо тут, на глазах у трех десятков свидетелей? Или оттащат куда-нибудь? А если я не пойду? Нет ничего проще. Объявят меня психопатом. Вон как за лошадью носился. Разве здоровый так станет бегать?
— Что же вы в седло пытаетесь сесть, раз ездить не умеете?
— Да умею я, умею. Раньше здорово катался. Просто не практиковался давно. Поможете?
— Ставьте ногу в стремя, — скомандовала с тяжким вздохом девица.
В её облике отчетливо читалось безграничное презрение ко всем, кто не умеет даже поставить ногу в стремя.
Я, словно бы между делом, обошел конягу так, чтобы она оказалась между мной и убийцами.
— В стремя? Сейчас. Это мы запросто.
— Лучше с этой стороны, — сказала девица, глядя на меня, как на полного кретина.
— Да нет, уж лучше тут. Я… ногу зашиб, когда падал.
— Я тоже. — Она вдруг улыбнулась. — Ставьте правую в стремя. Та-ак. Не бойтесь, уверенней. Ласточка у нас вообще-то смирная. Не знаю даже, что это с ней сегодня случилось. — Зато я знал точно. Если бы мне кто-нибудь попробовал на спину запрыгнуть, я бы тоже взбесился, хоть и не буйный. — Хорошо, — продолжала командовать девица. — А теперь левую перебрасывайте через спину.
Правое колено прострелило болью. Я едва не рухнул. Убийцы остановились в паре метров и
