— Бродячие псы. Стая бродячих псов. Я полагаю, их там может быть много. Несколько десятков.
— А при чем здесь бродячие собаки? — Сосед все еще не мог до конца понять, что же происходит. — Это тоже для романа?
— Нет, Сереж. Это не для романа. Смотрите внимательнее по сторонам. Если они уже научились охотиться, то вы их не услышите, пока они не подкрадутся достаточно близко.
— Близко для чего? — совсем тихо спросил Сергей.
— Для прыжка. — Гордеев продолжал пробираться вперед, время от времени оскальзываясь на раскисших буераках. — Дикие звери, Сережа, не издают звуков, пока не подкрадутся на расстояние прыжка. И лишь непосредственно в момент броска они издают рычание. Из-за резкого выброса адреналина в кровь жертва некоторое время не может двинуться с места. Она остается парализованной доли секунды, но, как правило, этого достаточно, чтобы хищник настиг ее.
— А при чем тут собаки? — Сергей быстро оглянулся, описывая фонарем круг. Ему вновь показалось, что он заметил тень, движущуюся следом. А может быть, и не одну. Но они мгновенно отпрянули в темноту, стоило обернуться. Сергей несколько секунд напряженно вглядывался в дождь, но так и не смог понять, что же это было. Тем не менее от рассказа Гордеева ему стало не по себе. По его спине и лицу пополз неприятный липкий пот. — Собаки — это… Это же всего-навсего собаки.
— Сережа, а что такое бродячая собака, по-вашему? — быстро поинтересовался Гордеев, взбираясь на высокий холм и с его вершины освещая подлесок.
— Ну, собака — это… Черт! — Он снова соскользнул в лужу. При весьма скромном диаметре лужа оказалась на удивление глубокой, и Сергей провалился едва ли не по колено. — Это такое домашнее животное. Четыре лапы, хвост, уши. Бродячая еще и грязная.
— Насчет хвоста, лап и ушей вы правы. Насчет грязи — тоже. Но с чего вы взяли, будто бродячая собака и «домашнее животное» — одно и то же?
— Ну как же, в школе учили. В книжках, опять же, написано. Собака — четвероногое домашнее животное…
— Сережа, запомните на всю оставшуюся жизнь: собаки от природы — хищные стайные животные. Хищные, Сережа! А насчет книг… Книги, Сережа, пишут не собаки. Книги пишут люди. И в школе преподают тоже люди. Что вы от них хотите? И то, и другое они делают, сообразуясь с собственным представлением о природе вещей. Только собакам плевать на это. Они вообще не знают, что люди о них думают. Просто живут по своим законам, — Гордеев на мгновение замер, вглядываясь в темную стену деревьев. — Слева, видите?
Сергей тоже вгляделся в точку, которую освещал тускловатый уже луч фонарика, подсветил своим и наконец заметил странное, бесформенное светлое пятно, явно выпадающее из общего черно-мокрого пейзажа.
— Что это? — спросил он.
— Не знаю пока, — ответил Гордеев. — Пойдемте посмотрим.
Они направились к лесу. Сергей то и дело оглядывался. Спина и руки у него покрылись гусиной кожей, и, несмотря на холод, глаза заливал пот. Холмы и буераки закончились резко, словно кто-то обрезал их ножом. Полоса травы стала жидкой, а затем и вовсе перешла в сплошной лиственно-хвойный ковер. Влага хлюпала под ногами, но явных луж не было — кроны деревьев рассеивали дождевые капли. Гордеев удерживал белое пятно в луче фонаря. Не дойдя до него метров пяти, они оба уже поняли, что это.
На куче отсыревшего сушняка, присыпанные местами черной жирной землей, висели останки человека. Судя по комплекции и белизне кожи, это была женщина, причем женщина в годах. Видимо, раньше на ней было платье, рейтузы и пальто. На ногах сапоги. Один сохранился до сих пор. Одежда же превратилась в лохмотья. Сергей огляделся. Женщину явно убили не здесь. И одежду рвали тоже в другом месте. Сюда притащили уже труп. Притащили и бросили… Тело погибшей представляло собой ужасающее зрелище. Кое-где еще сохранился кожный покров, но по большей части он отсутствовал. Плоть была располосована, словно изрезана ножом. На боках, плечах, ягодицах и бедрах вырваны или вырезаны целые куски. Правая рука отсутствовала, на левой не было кисти. Голени и бедра женщины тоже изрядно пострадали. На фоне черной земли отчетливо выделялась белая, сморщенная половина голой истерзанной ступни — правый сапог, видимо, остался там, где погибшая встретила смерть.
— Черт, — прошептал Сергей. — Она будто под комбайн попала.
— Хуже, — ответил Гордеев. — Думаю, не ошибусь, если предположу, что над ней потрудились те самые «домашние животные», о которых вы только что так тепло и лестно отзывались.
— Собаки? — шепотом спросил Сергей.
— Да, Сережа, собаки. Целая свора бродячих псов.
— Но не могли же собаки притащить ее сюда?
— Откуда вы знаете, что они могли, а чего не могли? — скептически хмыкнул Гордеев. — Вы что, большой специалист в зоологии?
— Нет, но… Я никогда не слышал о подобном. — Сергея передернуло.
— Вы много о чем не слышали, Сережа, уверяю вас. Здесь поработала стая голов в тридцать. А может, и больше. Очевидно, они настигли жертву там, — Гордеев махнул рукой в глубину пустыря, — загрызли, съели, сколько смогли, а остальное притащили сюда. Про запас. Видите, даже землей присыпали.
Сергей присел на корточки, подсветил себе фонарем. Вокруг тела листва и хвоя были разворошены, словно здесь трудилась бригада землекопов. На почве отчетливо читались следы когтей.
— Собаки… — повторил он. — Никогда бы не подумал.
— В этом и заключается типичная ошибка людей, — заметил Гордеев. — Мы отучились правильно воспринимать то, что происходит вокруг нас. Люди всегда склонны делать выводы, исходя из собственных наблюдений. При этом они начисто отбрасывают возможность, что наблюдения эти далеко не всегда соответствуют истине. Все поведение человека — бесконечная цепочка заблуждений. Одни заблуждения породили другие, те третьи, и так далее. Наша страшная находка — лучшее подтверждение моим словам.
— Надо вызывать группу. — Сергей решительно поднялся. — И ловцов. Пусть прочешут пустырь. Если эти… — Он запнулся, не зная, какое сравнение подобрать к сложившейся ситуации. — В общем, если тело здесь, то, значит, и собаки должны быть где-нибудь неподалеку.
— Это не факт, — покачал головой Гордеев. — Гиены, например, уходят довольно далеко от лежбища. Случается, за несколько сотен километров. Охотничья территория волчьей семьи также исчисляется сотнями квадратных километров. А здесь — не лежбище. Здесь — «склад».
— Но группу-то вызвать все равно надо, — упрямо сказал Сергей. — Труп ведь.
— Да, конечно, — согласился Гордеев. — Вам виднее. Вы — милиционер, не я.
— Пойдемте обратно. Только теперь, Артем Дмитриевич, я пойду впереди. Вдруг они где-нибудь поблизости.
— Хорошо, — кивнул тот.
— Хотя, если бы они были рядом, то, наверное, попытались бы на нас напасть? — спросил Сергей. — Нет?
— Понятия не имею. Возможно, они следят за нами, но не нападают, потому что нас двое. Или они еще не испробовали свои силы в массовой охоте и не рискуют накинуться на более сильную дичь, чем та, с которой им уже приходилось иметь дело. Или просто в этом пока нет необходимости.
— Пока? — уточнил Сергей.
— Вы правильно меня расслышали, Сережа. Именно
Они пустились в обратный путь. Сергей — впереди, Гордеев на шаг позади. На ходу он вытащил из кармана «презент» авиатехника, свинтил с острия защитный колпачок, перехватил оружие поудобнее.
— Знаете, Артем Дмитриевич, о чем я сейчас думаю? — спросил Сергей, когда они одолели половину пути.
— О чем?
— Как же хорошо, что мы не столкнулись с этими тварями. Если бы я знал, что увижу такое, без пулемета на этот пустырь ни за что бы не сунулся.
Гордеев только вздохнул и сказал едва различимо:
