— Кто знает, может быть, и до пулеметов дойдет.
Родищев встретился с Посредником в дешевой забегаловке под синим навесом, с пластиковыми окошками и эмблемой пива «Балтика» во всю стену. Кафешка располагалась в двух шагах от метро. Впрочем, в их случае метро играло роль обычного ориентира, не более. Посредник приехал на встречу на «Вольво-940». Загнав иномарку на раскисший газон, он огляделся и направился к кафе.
Родищев медленно попивал пиво из высокого пластикового бокала и наблюдал за Посредником через мутное окно. Ошибиться было невозможно, подобные «орангутанги» встречаются нечасто. Посредник — громадная, необъятная фигура в черном плаще и вполне приличном костюме — остановился на пороге и окинул зал долгим взглядом. За спиной его маячил охранник — вдвое ниже своего босса и в плечах значительно уже. Узкое бесстрастное лицо, глаза цвета спелой вишни. Одет вполне прилично, но свободно, чтобы одежда не сковывала движений.
«Скорее всего, каратист, — подумал Родищев. — Или еще какой-нибудь кунфуист».
Он призывно поднял руку. Не то чтобы Игорь Илларионович хотел, чтобы на него обратили внимание, отнюдь. Но человек, обладающий комплекцией Посредника, сам по себе приковывал взгляд. Первые секунды, наверное, глазеть не будут, так, усмехнутся только, покачают изумленно головой, и все. Но если Посредник так и будет стоять в дверях, как Колосс Родосский, рано или поздно на него обратят внимание все. И, конечно, не преминут проводить взглядом. И уж точно запомнят его, Родищева. Ибо смотрелись бы они довольно карикатурно.
Посредник заметил Родищева, протиснулся между столиками, присел на жалобно заскрипевший пластиковый стул, втиснул могучее тело меж подлокотников, отчего и подлокотники, и спинка выгнулись дугой. Телохранитель остался у двери.
— Уф, — выдохнул Посредник и расплылся в широкой улыбке. — В машине совсем сопрел. На улице холодно, а в салоне — не продохнуть. То ли с движком что-то, то ли с печкой. Не пойму. По-любому, надо будет кондишн поставить. Кстати, подсказали мне тут одну фирму, они из наших рыдванов могут конфетку сделать. И, главное, почти за копейки. Хочешь, могу адресок подкинуть.
— Здравствуй, — ответил Родищев и добавил: — А адрес мне без надобности. Ты, кажется, забыл. Я сваливаю.
— Ах, да. Действительно, забыл, — Посредник засмеялся. Необъятное его тело затряслось, заколыхалось, пошло волнами, как мешок, в который напихали желе. В спинке стула что-то хрустнуло. Посредник попытался было повернуть голову, но не смог. Шея не позволила. Вернее, то, что нависало над воротничком сорочки, в три наката. — Совсем голова стала плохо работать. На покой пора.
«Ну да, — подумал Родищев, улыбаясь. — Расскажи это кому-нибудь другому».
— Палыч, — сказал он, не переставая улыбаться, — пива хочешь?
— Пива? — Посредник оглянулся на прилавок, за которым миловидная, хотя и слегка потасканная уже девица колдовала над красивыми кранами с укрепленными на них значками «Балтика», «Клинское», «Три медведя» и почему-то «Гессер». — Знаешь, Игорь, пивка бы я выпил, конечно. Но тут пиво, поди, дурное. Разбавляют, суки. Они везде разбавляют. — Он не без труда наклонился вперед. — Знаешь, сколько они тут за сезон заколачивают лаве? Тебе и не снилось. И все на пиве. Недолив, перелив, орешки левые, чипсики. Я знаю, у меня один клиент подвизался на этом деле. Три палатки держал. За сезон — машина, квартира, мебель, еще и на «пожить до следующего сезона» осталось. Вот так, Игорек. А ты говоришь: «пивка».
Родищев продолжал внимательно смотреть на него. У Посредника внезапно холодок пошел по спине. Не понравился ему взгляд «клиента». Жутковатый был взгляд. Холодный, цепкий, словно вогнали ему, Посреднику, в лицо два рыболовных крючка. Как ни дергайся — все равно не вырвешься.
— Что это ты так на меня смотришь, Игорек? — спросил он, посерьезнев.
— Как? — Родищев вздернул жидкие пшенично-пепельные брови. — Нормально смотрю. Как на всех.
— Да? А мне показалось, что ты как-то… Особенно смотришь.
— Нормально, — повторил Игорь Илларионович и отвел взгляд. Посредник сразу оплыл в кресле, словно бы кто-то невидимый держал его за воротник, а теперь отпустил. — Значит, пиво ты не будешь? Напрасно, между прочим. Неплохое пиво. Если и разбавленное, то я не заметил. Могу взять стаканчик, попробуешь. Не понравится — оставишь. За мой счет пойдет. Понравится — потом деньги отдашь.
— Да? — Посредник снова оглянулся на прилавок. — Я же за рулем… А, впрочем, черт с ним. Возьми. Только наше не бери. Возьми «Гессер». И сухариков тогда уж захвати. Или орешков, что ли?
— Как скажешь.
Игорь Илларионович выбрался из-за стола, направился к стойке. Он взял маленький бокал «Гессера» — возьми он большой, Посредник мог бы и встревожиться. Все-таки не только Игорь Илларионович знал его натуру, но и тот знал, что «клиент» деньгами не разбрасывается. Кроме пива он взял еще и пакет «копченых» сухариков. Они острые, соленые и напрочь отбивают вкус чего бы то ни было.
Стоя у прилавка в ожидании пива, Родищев достал из кармана пакетик с транквилизатором. Препарат был мощный. Разумеется, чтобы «выключить» такую тушу сразу и надолго, понадобилась бы лошадиная доза, но Игорь Илларионович и не ставил себе подобной задачи.
— Девушка, пены чуть-чуть напустите, — попросил он. — Мой приятель пену уважает.
— Хорошо, — пожала плечами «девушка».
Ей, в общем-то, было все равно. И даже еще лучше. Хочет клиент пены — на здоровье. Больше пены — меньше пива.
Она придвинула Родищеву бокальчик, картонную тарелочку и пакетик сухариков. Тот протянул крупную купюру и, пока барменша отсчитывала сдачу, ловко высыпал транквилизатор в бокал. Бело-желтый мелкий порошок смешался, осел в пене. Игорь Илларионович подхватил бокал, пакетик и тарелочку и зашагал к столику. Посредник не обращал на него внимания. Крутил головой, рассматривая посетителей.
— А что? — сказал он, когда Родищев поставил перед ним заказ. — Хоть и грязновато, но неплохо. Публика вроде спокойная, цивильно все. — Он сгреб огромной, как весло, ладонью бокал, сделал пару мощных глотков, почмокал губами. — Хм… Вкус вроде нормальный. Что-то… — Он снова почмокал. — Нет, не разбавленное. А пены много. Я же тебе говорил? Если и не разбавят, то пены напустят. — Посредник разорвал пакетик, высыпал сухарики на тарелку, зацепил половину, отправил в рот. Принялся жевать, ожесточенно перемалывая сухарики крепкими зубами. — Ничего так.
— Не разбавленные? — поинтересовался Родищев.
— Что? — Собеседник вскинул брови. — Ты о чем?
— О сухариках. Не разбавленные?
Посредник вновь засмеялся, и тело его опять студенисто заколыхалось. «Осторожнее, жирный боров, — захотелось сказать Родищеву. — Лопнешь, половину зала зальешь». Но он лишь улыбнулся. Посредник потряс пальцем, затем огляделся.
— А салфетки они принципиально не подают? Чем руки-то вытирать?
— У стойки, — кивнул Родищев. — Потом возьмем. Ну, Палыч, я тебя порадовал, теперь порадуй ты меня. Что с документами?
Прежде чем ответить, Посредник задумчиво догрыз сухарики, допил пиво и переставил пустой бокал и тарелочку на соседний, пустующий столик. Затем он наклонился вперед, облизнул верхнюю губу, над которой еще белела узкая полоска то ли пены, то ли транквилизатора.
— Понимаешь, Игорек. Радовать-то мне тебя особенно нечем. То есть «корочки»-то есть. Но стоят таких лаве, — он вытянул губы трубочкой, присвистнул и закатил глаза. — Ты упадешь, если скажу. Вот я и подумал: если недельку подождать, можно будет взять не хуже, зато вдвое, а то и втрое дешевле.
Родищев ни на секунду не усомнился в том, что Посредник его «разводит». И ненависть к толстяку вспыхнула в нем с жуткой силой. Она кипела, как раскаленная магма внутри пробуждающегося вулкана. На секунду Родищев увидел себя как бы со стороны. Вот он берет бокал, поднимает и, ласково улыбаясь, впечатывает его Посреднику в лицо. Тот отшатывается. Спинка, не выдержав натиска полуторацентнерного тела, лопается, и Посредник опрокидывается на грязный пол. Родищев встает, поднимает свой стул и начинает что было сил охаживать ненавистного ублюдка, трясущегося у его ног, закрывающего голову руками. Он бьет до тех пор, пока руки Посредника не превращаются в размозженные лепешки, а лицо — в
