нам убийцами, как они…
- Не станем, — прошептал Солнышкин, — но и пощады врагам не дадим! — он застонал и медленно осел… как бы уходя в здоровый сон после тяжелой болезни.
Мошняков и Егор едва успели подхватить грузное тело Солнышкина и мягко опустили на плащ- палатку.
- Душа намучилась у него, — кивнул Селянинов со вздохом на здоровяка. Потом как-то по-мужицки просто и укорно сказал: — Хватит митинговать-то, хоронить человека надо…
Двое бельцов молча понесли за ним убитого в кусты.
Где-то недалеко за лесом в деревне вовсю наяривала гармонь и доплывали раздольные русские песни. Видимо, гуляли на встрече фронтовиков; а еще ближе страдальный голос завел одинокую песню, блуждающую по лесам. Вдовья печаль и слезная тоска слышались в ней. Высокий женский голос ворожил:
Все заслушались, только пугающий хряск саперной лопатки из густых кустов, безжалостно режущей корни трав и молодого подроста, мешал внимать…
* * *
Они безотдыхно шли всю ночь в район запасного сосредоточения разведшколы. Солнышкин уже сам передвигался, но временами его опять насильно укладывали на плащ- палатку и несли. Вел Мошняков, изредка сверяясь по компасу. Остановились на дневку и тут услышали гул самолетов, они низко летали над лесом, и Окаемов с печалью сказал Егору:
- Так же нас нащупывали в Полесье. Где же нам опять сыскать Княжий остров спасения? Летчики не ведают, что творят… исполняют приказ главного охотника…
- Как бы до Ирины не добрались, — высказал вслух свои мысли Егор.
- Кроме Лебедева и тебя об их местонахождении никто не знает, а генерал наш — кремень. Жив ли он? Как его не хватает сейчас! Как несправедливо! Все празднуют победу, а мы, вложившие столько сил в нее, вынуждены скрываться. Не дрогнули бы ребята, у них тоже невесты, матери и отцы ждут. Столько слез теперь в их домах и столь ожидания… Разберемся, а потом выдадим настоящие документы и отпустим на побывку. Нельзя сердца родных терзать…
- Я думаю, что бельцы не отступятся, но отдохнуть им надо. Мне бы тоже к Ирине наведаться, пешком бы ушел, так соскучился.
- Сходишь, сходишь… Только бы не обнаружили полуторку сверху и не пустили собак по нашему следу, тогда могут раскрыть базу…
- Чтобы сбить собак, надо или водой уходить, или на товарняке пару разъездов проскочить, — вмешался в разговор Мошняков. — Хоть бы табак был, присыпать следы, да никто не курит. Илий отучил… Он меня разок и увидал с цигаркой в монастырском саду, да так ласково гутариг: «Радость моя, что же ты грязный палец дьявола сосешь? Ить он тебя когтем проткнет мерзким…» Я как представил это! Как рукой сняло курево, — Мошняков обеспокоенно вслушался и проговорил: — Малость передохнули и айда! Если тут настигнут — худо…
— Что ж, пошли, — вздохнул Окаемов.
Они осторожно двигались лесом, всякий раз маскируясь, когда налетал самолет, и к вечеру вышли к железнодорожной ветке. Затаились в кустах у разъезда и в потемках забрались на остановившийся товарняк. Эшелон катил без остановки, вырвал их за сотню километров из зоны поиска. К базе пришлось немного возвращаться, на рассвете третьего дня вышли к условленному месту.
В тайнике нашли пакет. Окаемов разорвал его и сразу угадал руку Лебедева, его стиль письма, хоть оно было отпечатано на машинке. Выстроил людей и зачитал приказ. Всем надлежало выехать на родину и отдыхать до определенного времени, ждать особых распоряжений. В пакете лежали искусно выполненные документы на каждого бельца, наконец-то с подлинной фамилией; четко расписано, где воевал, с печатями и штампами частей. Документы были умело состарены, не вызывали никаких подозрений. Лебедев и его помощники знали свое дело крепко. Окаемов раздал документы, ордена и медали, велел сделать нашивки о ранениях. В приказе предписывалось не являться на базу для ее сохранности и чтобы не вывести на нее чужих. На всякий случай был указан схорон с продуктами и оружием, недалеко, в сосновом бору. Илья Иванович немедленно этим воспользовался, чтобы люди передохнули.
Они отыскали тщательно замаскированный дерном люк на холме и опустились в глубокое сухое подземелье. Вдоль стен помещений тянулись общие широкие нары, укрытые матрацами и солдатскими одеялами. Стены подземного блиндажа из трех больших комнат забраны сплошь бревнами и толстым накатом. У длинного стола коробки свечей, ящиков консервов, солонина в бочках, сухари в металлических коробках и иные припасы. Прямо в блиндаж выведен откуда-то водопровод, а в долгом отвилке отрыт и закрыт плотно дверью гальюн. Мошняков быстро все обследовал и довольно промолвил:
— Тут полгода можно отлеживаться.
- Три дня на отдых, а потом начнем выходить и рассредотачиваться. А сейчас праздничный обед и спать. Все же победа! — проговорил Окаемов, зажигая свечи. Когда быстро накрыли стол, он поднялся во главе его и сказал: — Помянем наших друзей, павших в боях и убиенных в монастыре, пусть земля им станет пухом… Это жертвенное заклание сынов русской православной армии дорого обойдется нашим гугнивым врагам… На войне было проще, был явный противник, но не менее страшны для России ее внутренние недруги и свои предатели… — Он запел «Вечная па-а-амять», а бельцы подхватили…
Они спали в земле, как и последний не состоявшийся выпуск разведшколы, спали до поры, до времени своего пробуждения и воскресения… Тягучая мгла окутывала их, словно тьма уже одолела, уже низвергла их души, уже затмила солнце и небо, но это был только отдых в начале нового Пути неведомого ей…
Егор долго лежал с открытыми глазами, думая об Ирине, Васеньке и Маше. Сердце его исходило долготерпимой печалью о них и радостью скорой встречи. Он готов был идти хоть сейчас, сквозь любые заслоны и беды, только бы увидеть краем глаза свою любимую, прижаться к ней, обнять и поцеловать желанные губы, подержать на руках Машеньку, поиграть с Васей. Он раз за разом читал молитву Богородице, просил охранить их, молил Спасителя помочь им в ожидании. И когда уснул в этом молитвенном напряжении, пришло знамение, необычайно яркое.
…Он вел за собой бельцов и сотни благих людей вверх по склону каких-то высоких гор, и вдруг содрогнулась и закачалась вся земля… все начало рушиться, с грохотом летели камни и скалы ходили ходуном. Пришла ужасная мысль о некой вселенской катастрофе, и Егор ясно увидел всю свою землю, всю Россию… Через ее границы с ревом летели громадные волны грязевого потока, под этим валом исчезали города и леса, пашни и села. Грязь клокотала и катилась подоблачной стеной. Егор знал, что рядом с ним Ирина, Машенька, Васятка и его друзья, и он приказал бежать вверх по склону горы, чтобы спастись на вершинах от потока. Они рванулись вверх навстречу летящим камням, задыхаясь и падая, чуя спиной приближающуюся стихию, и когда выскочили на самую вершину, волна их не достала, а только обдала зловонной пеной и обтекла гору. Они стояли на круглом пятачке, прижавшись друг к другу, и видели
