возможным организовать… Конференция, на которой присутствовали бы лишь некоторые из европейских держав и которая имела бы целью не столько обеспечение урегулирования неразрешенных проблем, сколько принятие согласованных действий против агрессии, не обязательно окажет, по мнению правительства Его Величества, благоприятное воздействие на перспективы европейского мира'. (Нота министерства иностранных дел Великобритании полномочному представительству СССР в Великобритании. 'Документы и материалы кануна второй мировой войны 1937–1939', т. 1., стр. 81). В переводе на человеческий язык это означало, что правительство Великобритании не собирается принимать участие в 'согласованных действиях против агрессии' и посему не собирается поддерживать созыв международной конференции, на которой бы принимались решения о таких действиях.
Спокойствие правительства Его Величества понятно и объяснимо. Ведь за несколько месяцев до австрийских событий, в ноябре 1937 года, министр иностранных дел Великобритании лорд Галифакс (в то время — лорд-председатель совета Великобритании) лично встречался с Гитлером и весьма благосклонно выслушал соображения фюрера о перспективах европейского урегулирования. А основой этого урегулирования были, по всей видимости, вот такие гитлеровские мысли: 'Два реалистических народа, германский и английский, не должны поддаваться влиянию страха перед катастрофой. Всегда говорят, что если не произойдет того или другого, то Европа пойдет навстречу катастрофе. Единственной катастрофой является большевизм'. (Запись беседы А. Гитлера с лордом-председателем совета Великобритании Э. Галифаксом. 19 ноября 1937 г., 'Документы и материалы кануна второй мировой войны 1937–1939', т. 1, стр.45).
Словом, Австрию Гитлеру тоже «подарили». И конечно, если верить Суворову, этот «подарок» сделал все тот же Сталин. Но на этот раз — руками правительства Его Величества. Правда, британский Кабинет особенно кичился своим антибольшевизмом (но это, конечно же, в целях глубокой конспирации!). Когда- нибудь писатель Виктор Суворов выпустит очередную книжку, в которой разоблачит как тайного агента Коминтерна сиятельного лорда Галифакса со всеми его подельниками — ну, то есть — с его коллегами- министрами. Такая книжка стала бы настоящей сенсацией не то, что повторение геббельсовскиих рассказов про превентивность нападения на Советский Союз!
Присоединение Австрии означало, что гитлеровская Германия уже готова принять 'в подарок' почти всю Европу. Оставались формальности. Приближался Мюнхен.
Глава 4
Мюнхенская Голгофа Чехословакии
1.
Пакт Молотова-Риббентропа упоминается в книгах Суворова несчетное количество раз. В одном только «Ледоколе» — не менее тридцати упоминаний. А вот Мюнхенское соглашение сей пытливый исследователь вспомнил только два раза. Подчеркиваю — ТОЛЬКО ДВА РАЗА В ПЯТИ КНИГАХ. Оба раза — нехотя, как бы извиняясь. Когда речь идет про Риббентропа с Молотовым, наш сочинитель предельно категоричен — 'этот пакт был ключом к началу Второй мировой войны' ('Самоубийство', глава 'Кого бы нам повесить?'). Ну, а Мюнхен? А что Мюнхен? Мюнхенское соглашение Суворов тоже не одобряет. Но так по-доброму, с легкой укоризной: 'Дипломатическая стратегия многих стран в 30-х годах сводилась к позиции: вы воюйте с Германией, а я постараюсь остаться в стороне. Мюнхен-38 — это яркий образец такой философии'. ('Ледокол', глава 'Отчего Сталин не верил Черчиллю?'). Ну, конечно, философия не очень хорошая, но даже непонятно, отчего понятие 'Мюнхенский сговор' стало синонимом позора, символом подлого и самоубийственного предательства. Но ведь стало. Потому что в Мюнхене Англия и Франция, лидеры демократической Европы, предали и отдали на растерзание Гитлеру Чехословацкую республику своего верного, преданного и в военном отношении чрезвычайно полезного союзника.
2.
Я уже упоминал встречу французских и английских руководителей 29–30 ноября 1937 года, на которой британский премьер-министр Невилль Чемберлен предложил 'обсудить обязательства Франции, вытекающие из союза с Чехословакией'. Комментируя несколько странную постановку вопроса, Киссинджер уточняет: 'такого рода мероприятия дипломаты устраивают тогда, когда ищут лазейки, чтобы уйти от выполнения собственных договорных обещаний'. (Генри Киссинджер, «Дипломатия», стр. 276). И действительно: 'Французский министр иностранных дел Дельбос ответил: 'Этот договор [союзный договор между Францией и Чехословакией — В.З.] накладывает обязательства на Францию в том случае, если Чехословакия станет жертвой агрессии. Если же возникнет восстание среди немецкого населения и оно будет поддержано вооруженной интервенцией Германии, то договор обязывает Францию лишь в той степени, какая будет определена в зависимости от тяжести фактов'.
Похоже, даже Генри Киссинджер, многоопытный дипломат, советник многих американских президентов, поработавший госсекретарем (министром иностранных дел) США, до сих пор, через столько десятков лет, никак не может понять, как можно было ТАК ставить проблему. Киссинджер недоумевает: 'Дельбос не обсуждал геополитической важности Чехословакии или того, насколько подорвется вера во Францию, оставившую в беде своего союзника, у других стран Восточной Европы, независимость которых Париж обещал обеспечить. Вместо этого Дельбос подчеркивал, что французские обязательства могут быть как применимы, так и неприменимы к той единственно реально существующей угрозе — беспорядкам среди германского меньшинства в Чехословакии, поддержанным германскими вооруженными силами'. (Там же, стр. 276–277).
Вскоре после этих высокомудрых разговоров Гитлеру была «скормлена» Австрия. Тем не менее, все еще обстояло не так уж и плохо. В конечном счете, и Рейнская область, и Австрия — это были немецкие земли, населенные немцами. Воссоединение ('Аншлюс') Гитлер проводил под лозунгом собирания всех немцев под одной крышей. Население воссоединенных территорий, по многочисленным свидетельствам, в большинстве своем искренне хотело «влиться» в единый Рейх. Совсем другое дело — Чехословакия. Маленькая республика, протянувшаяся узкой полоской через всю Центральную Европу, воссоединяться совсем не хотела. Население там было, главным образом, славянским — чехи, словаки, поляки, закарпатские русины. Кроме того, Чехословакия была, пожалуй, единственным из всех государств Центральной и Восточной Европы, которое можно было без особых натяжек назвать демократическим. Нравы Третьего рейха категорически не соответствовали представлениям граждан Чехословакии о том, как надо строить общественные отношения. Поэтому от Германии Чехословакия предусмотрительно отгородилась мощной линией укреплений, вполне сопоставимой с 'линией Мажино'. Продукция оружейных заводов «Шкода» славилась во всем мире. Чехословацкая армия была небольшой, но хорошо обученной и прекрасно вооруженной.
Правительство Франции еще со времен Клемансо прекрасно отдавало себе отчет в стратегическом значении 'Чехословацкого бастиона' и рассматривало Чехословакию, как ключевое звено в цепи сопротивления потенциальной германской агрессии. Союз с Францией (а значит, и с союзной Франции Великобританией) гарантировал Чехословакии безусловную защиту. Кроме того, 2 мая 1935 года был подписан советско-французский договор о взаимной помощи, а 16 мая аналогичный советско-чехословацкий договор. Правда, в мощной системе союзов, казалось бы, надежно гарантирующих суверенитет и независимость Чехословакии, было несколько слабых звеньев. Главное из них заключалось в следующем: II статья советско-французского договора предусматривала, что, если СССР или Франция подвергнутся нападению со стороны какого-либо европейского государства, то они окажут 'друг другу немедленную помощь и поддержку'. ('Документы и материалы кануна второй мировой войны 1937–1939, т. 1. стр. 282). Однако военное соглашение, которое должно было жестко зафиксировать условия и характер вступления одного из союзников на помощь другому, так и не было подписано. Французы просто-напросто утратили интерес к конкретным переговорам. Министром иностранных дел Франции был в то время Пьер Лаваль, в недалеком будущем — лидер французских коллаборационистов, казненный после войны за измену. Лаваль откровенно заявлял: 'Я подписываю франко-русский пакт для того, чтобы иметь больше преимуществ, когда я буду договариваться с Берлином'. (Женевьева Табуи, '20 лет дипломатической борьбы', стр. 289). Тем не менее, дальнейшие события показали, что, если бы англичане и французы решились дать агрессору
