практического применения своему богатству, но они, как правило, знают в нем каждую мелочь, особенно если подолгу им владеют. Смауг не был исключением» (Н.207). Ни один из этих переводов, однако, не указывает на смысл, который попытался выразить Толкин.
Эта фраза — отправная точка для первой части следующего предложения: «По правде говоря, они с трудом способны отличить хорошую работу от скверной, хотя обычно неплохо осведомлены о текущей рыночной стоимости вещей». Отсюда становится ясно, что, говоря «(enjoy», Торин имеет в виду эстетическое наслаждение от созерцания искусно сделанной чаши или блюда, что вполне в духе гномов. Только Уманский и Каменкович правильно перевели эту фразу. Согласно многословно изящной версии Каменкович, они «не способные понять всей их бесценной красоты» (Км Х.29). Уманский был более прямолинеен: «они не умеют по-настоящему наслаждаться своими сокровищами» (УХ.25). У Яхнина была иная версия. Его Торин сказал, что драконы интересовались только золотом и драгоценностями, «а на какое-нибудь медное колечко, будь оно выковано самым чудесным мастером, и внимания не обращали» (Я Х.35).
К сожалению, успех Каменкович в этой фразе был испорчен переводом второй части следующего предложения: «хотя обычно неплохо осведомлены о текущей рыночной стоимости вещей». Она использовала неверный тон для текста рассказчика. Ее версия носит разговорный характер: «хотя прекрасно знают, что почем». Эта фраза не выдерживает конкуренции с грузберговской «хотя обычно имеют неплохое представление о текущей рыночной стоимости». В перевод Грузберга под редакцией Черняка были внесены лишь некоторые стилистические изменения (Гр Х.26).
У всех остальных переводчиков, кроме Рахмановой, Королева и Яхнина, были приемлемые формулировки «рыночной стоимости» в этих фразах, но носителю английского больше всего нравится вариант Грузберга. Рахманова и Королев целиком опустили обе фразы. Яхнин переделал их, несколько изменив повествование.
Этот же эпизод в пересказе Королева демонстрирует, насколько он хороший рассказчик. Повествование изобилует интересными образами, но все философские рассуждения Толкина в нем пропущены.
Ведь драконы — большие охотники до чужих сокровищ, им бы каждый день кого-нибудь грабить, эльфов, людей, гномов — все одно. И ведь тащат без разбору, что под лапу подвернется, и доспех изукрашенный, и кувшины медные, лишь бы захапать. А сами ничего толком не умеют — ни даже прореху крохотную в собственной чешуе залатать; правда, цену добыче ведают. Поживу они сгребают в кучу, залегают на ней и стерегут ее до конца своих дней. Век же драконий, знаете ли, еще как долог: коли дракона прежде не убьют, он всех переживет <...> (Кр Х.35– 36).
Дж. Р. Р. Т. (купюры выделены): Драконы воруют золото и драгоценности, знаете ли, у людей, у эльфов, у гномов, словом, везде, где найдут, и стерегут награбленное всю жизнь (а живут драконы практически вечно, если только их не убьют), но никогда не насладятся даже медным перстеньком. По правде говоря, они с трудом способны отличить хорошую работу от скверной, хотя обычно неплохо осведомлены о текущей рыночной стоимости вещей. А сами создать не способны ровно ничего, даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в своей броне (Н.35).
Оставшиеся части этого эпизода в сокращенной версии Рахмановой, по крайней мере, напоминают оригинал значительно больше:
Драконы, как известно, воруют золото и драгоценности у людей, у эльфов, у гномов — где и когда только могут — и стерегут свою добычу до конца жизни (а живут драконы практически вечно, если только их не убьют), но никогда не попользуются даже самым дешёвым колечком. Сами они сделать неспособны ровно ничего, даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в своей броне (Р Х1976.26, Х2002.23)[83]
Те же сокращения, которые наблюдаются в тексте Рахмановой, можно было бы ожидать от D&D, но в самом распространенном — и, по словам многих, образцовом — русском переводе «Хоббита» это абсолютно неуместно. Хотя и сами D&D сократили этот эпизод, Каминская еще больше ужала его, а также и приукрасила.
D&D (купюры выделены): Драконы похищают золото и драгоценности везде, где только могут найти; и стерегут свою добычу до конца жизни (а живут драконы фактически вечно), но никогда не насладятся ею (D&D H.11).
Каминская: Драконы ведь отовсюду похищают золото и драгоценности, стерегут добычу до самой смерти — а они, считай, бессмертны, — и все им мало (Кск Х.11).
Благодаря внесенным ею изменениям, драконы представляются еще более жадными, но без следующей фразы, определяющей, что такое наслаждение, это дополнительное отклонение в пересказе оригинала для читателя особого значения не имеет.
Когда Яхнин берется продемонстрировать свое мастерство рассказчика, оригиналу места уже не остается. Его формулировка последнего абзаца, где он говорит о том, что драконы «цену золота знали прекрасно», смещает акцент непосредственно на драконью жадность к золоту, исключая из набора все остальное. У Толкина описание было всеобъемлющим. Трактовка Яхнина вполне соответствует взглядам Толкина на золото как корень всех зол, но все же это история Яхнина, а не Толкина.
Они [драконы] стали налетать и грабить всех без разбору — людей, эльфов, гномов. Добычу они утаскивали в свои логова и стерегли пуще собственной жизни, а живет дракон вечно, если его не убить. Зарились драконы только на золото и драгоценные камни, а на какое-нибудь медное колечко, будь оно выковано самым чудесным мастером, и внимания не обращали. Эти невежды никогда не умели отличить отменную работу от простой подделки, зато цену золота знали прекрасно (Я Х.35).
Финальная часть эпизода — «даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в своей броне» — важна для сюжетной линии, поскольку это намек на слабое место (прореху в броне), благодаря которому Смауг будет уничтожен: незащищенная прореха в мягкой части его брюха, через которую его потом поразит стрела Бэрда (Н.237). Хотя формулировки сильно варьировались, у всех переводчиков, кроме Каминской, ВАМ и Королева переводы вполне приемлемые. У D&D этой фразы не было и у Каминской, соответственно, тоже. ВАМ интерпретировала броню как кольчужный жилет, наподобие кольчуги из митриля, которую Бильбо получил от гномов в качестве первой выплаты его доли сокровищ (Н.228). Ее версия гласит:
Они ничего не умеют делать сами, даже сломанное кольчужное колечко не починят (ВАМ Х1990.28; Х2002.38).
В версии Королева это не разболтавшаяся чешуйка, а чешуйка с «прорехой крохотной» (Кр Х.36), что едва ли напоминает отверстие, куда может попасть стрела.
Когда рассказчик комментирует беседу Бильбо со Смаугом, Толкин вновь раскрывает некоторые интересные подробности «драконоведения». Рассказчик хвалит то, как Бильбо отвечает на вопросы Смауга, поскольку это
способ, которым только и следует разговаривать с драконами, если не хочешь раскрыть свое настоящее имя (что весьма благоразумно) и не хочешь разгневать их прямым отказом (что тоже весьма благоразумно). Никакой дракон не устоит перед соблазном поговорить загадками и потратить время на их разгадывание (Н.213).
