— Я знаю, как отсюда убежать, — объявил Сын. — Надо связать простыни и спуститься с балкона.
— Не болтай ерунду, откуда здесь простыни.
— Берутся же они откуда-то в книжках, — уверенно сказал Сын. — Надо поискать.
— Простыни? «Простыни» здесь только бумажные. Так называют огромные такие таблицы. А там цифры, данные, результаты… Идея! Сейчас мы его самого замочим. Чтоб сирот не обижал.
Папа вернулся к телетайпу и, не включая аппарат, просто, как на печатной машинке, отстучал:
«Занзибаровский филиал. Прошу пригласить лично Слинько. Криволапов».
«Слинько у телетайпа».
«Где обещанные документальные доказательства фальсификации Петриным научных результатов?»
«Материалы готовы, жду оказии».
«Поторопитесь, коллегия в понедельник».
— А это что за игра? — спросил Сын.
За дверью послышался заразительный Лидочкин смех и беззаботный перестук каблучков. Злоумышленники юркнули в директорский кабинет. Увидев знаменитого петринского попугая. Сын пришел в восторг:
— Пещера людоеда! Настоящая. Да, Папа?
Папа затравленно озирался, ища куда спрятаться. «Опять переиграл!» пронеслось в мозгу. Пушок, в котором было его рыльце, могли вот-вот подпалить. В приемной послышался голос Петрина:
— Лидок, ну сколько можно повторять! Опять телетайп не заперт.
— Ой! А я запирала! Может, кто-то открыл?
— Это кто же? Ты думаешь, это просто для инструкции? Знаешь, какие бывают случаи?
— Ты что, мне не веришь? Да хоть Слинько. У него тоже ключ.
Только за третьей дверцей шкафа оказалось достаточно свободного пространства. Два первых отделения были плотно набиты документацией.
— Лезь! — приказал Папа.
Сын сострил попугаю рожу, гаркнул: «Занзибар!» и юркнул в шкаф.
— Как мягко! — сказал он оцепеневшему от страха Папе. — Садись на подушечку. Вот где есть простынь. И совсем даже не бумажная. Давно бы сбежали.
Петрин вбежал в кабинет:
— Ну какая сволочь подучила попугая! Да запирай же ты двери, когда уходишь!
— Я запирала…
— Насочиняли дурацких легенд! Теперь его хоть выкидывай. Повтори, что ты сказал, Гамаюн!
— Петя, Петя хор-р-роший, — подхалимски заворковал попугай и постучал по пустой кормушке.
— Умный, собака, — растаял Петрин. — Еще раз услышу это слово — отдам кошке.
Папе очень захотелось выкрикнуть: «Занзибар!» Справившись с собой, он на всякий случай поднес кулак к носу Сына. Тот вздохнул.
— Лидок! — крикнул Петрин. — Свяжи меня с Криволаповым по телетайпу.
Минуту спустя бледная Лидочка ворвалась в кабинет, сжимая в дрожащих руках криво оборванную Папину месть.
— Слинько! Предатель! Дерьмо! А сам-то!
— Успокойся, — сказал Петрин. — Опять телетайпограмма криво оторвана.
Лидочка швырнула в Петрина бумагу и зло заплакала.
— Криво?.. Зато тебе теперь голову ровно оторвут!
Петрин уткнулся в телетайпограмму. Сдавило сердце, он откинулся назад. Спинка кресла уперлась под левую лопатку. Петрин отчетливо ощутил торчащую из спины рукоятку кинжала. Слинько был проверенным товарищем по команде. Петрин чувствовал себя играющим тренером, с паса которого лучший игрок умышленно забил мяч в свои ворота. Что-то происходило с окружающими его людьми. Жена отказалась ехать в Занзибаровку, сын, Слинько… Послать бы все к черту. Да только что потом?..
— Сначала я ему голову оторву! — мужественно сказал Петрин, глядя на до смерти надоевшие, прыгающие Лидочкины губы. — Сколько еще до ученого совета? Пора идти? — Петрин нервно закурил. — Но зачем ему это? Он же еще даже в должности не утвержден… Кому же верить? — голос Петрина дрогнул. — Ладно… Пока меня прижмут, я его с таким «волчьим билетом» отсюда вышвырну, этого волчару… Но зачем ему это надо?.. Слушай, а может, это не он? И как он мог такую улику забыть…
— Как не он? — возмутилась Лидочка. — У кого еще ключ от телетайпа? Если не он, значит, я? Это ты хотел сказать?
Петрин сокрушенно махнул рукой, сунул под язык таблетку валидола и пошел на ученый совет. Через минуту Лидочка последовала за ним. На этот раз открытыми остались все три двери.
Пока Сын снова прыгал перед попугаем и орал: «Занзибар!», Папа испытывал уколы совести. Кто бы ни был Слинько, но его с ним связывали многолетние приятельско-деловые отношения. Папа не смог бы объяснить, за что он так взъелся на Слинько. Ну, запер в кабинете. Запер двух наглых пацанов. Подумаешь. Любой нормальный человек поступил бы так же. Но вспоминая захлопнувшуюся перед носом дверь, Папа впадал — нет, даже не в ярость, а в чисто детский азарт отмщения. Тем более, что он оборачивался изысканным развлечением. Петрина было по-человечески жалко, и Папа успокоил себя мыслью, что если Петрин клюнул на такую грубую фальсификацию, то это характеризует и его жизненные устои.
…Когда Папа просунулся в приоткрытую дверь актового зала, директор уже читал доклад. Поэтому собрание вел Слинько. Сидевший у входа Женя Скобельцев, зав. лабораторией охраны материнства и детства, с небрежностью профессионала взял Папу за ухо и выкинул за дверь. «Всегда был хам». Со слезами на глазах Папа бросился к двери, ведущей на сцену. Появившись из-за спины Слинько, «близнецы» непринужденно уселись рядом. Слинько дернулся.
— Мы по тебе так соскучились! Папочка! — страстно прошептал Папа.
— Что за дети?! — страшным шепотом спросила ученый секретарь.
Взгляд Слинько заметался по залу.
— Э… э… — сказал он. — Так ведь первое июня. День защиты детей! — Слинько упивался своей находчивостью.
— А-а, — сказала ученый секретарь. — Я и забыла.
Петрин дочитал доклад и под жидкие аплодисменты сидевших в первых рядах вернулся на место. Встретившись с Папой взглядом, директор изумился:
— Что это такое?
— День защиты детей! — поспешно ответила ученый секретарь.
— Чьи это дети? — не понял Петрин.
— День защиты детей, Петр Альбрехтович, — повторил Слинько.
— Товарищи! — громко сказал Петрин в зал. — Чуть не забыл! Сегодня у нас первый день лета. День защиты детей…
Слинько судорожно захлопал. Зал охотно поддержал. Папа взял довольного Сына за руку, они вышли на авансцену, раскланялись и, к удивлению присутствующих, вернулись на свои места в президиуме.
Вопросов по докладу не было. Ученый секретарь торжественно зачитала проект характеристики со всеми «грамотный специалист», «пользуется уважением коллектива», «дисциплинирован», «политически грамотен», «морально устойчив»… Слинько скромно потупил глаза и погладил Папу по головке.
Они ласково улыбнулись друг другу… Слово взял Петрин.
— Налей-ка себе нарзану, — сочувственно посоветовал Папа.
Петрин начал издалека. Он рассказал коллективу, каким прекрасным и дружным коллективом является возглавляемый им коллектив. Как быстро растут на благодатной занзибаровской почве в творческой атмосфере филиала научные кадры. Как прекрасен дух царящих в филиале неформальных отношений.
— Однако, — продолжил Петрин, — как нет худа без добра, так нет и добра без худа. Нам пора в чем- то пересмотреть наши отношения. Быть принципиальнее в оценке друг друга. Начну с самого себя…
Папа набрал в легкие воздуха.
— …Чего греха таить, со Слинько мы старые приятели. Вероятно, это как-то сказалось на моем
