решении выдвинуть его кандидатуру на должность заместителя директора по науке. Вот уже месяц исполняет Слинько обязанности зама. И, к сожалению, вы все могли убедиться, что я поспешил, назначая Слинько на такой ответственный пост…
— Дядя Петя, — звонко выкрикнул Папа. — А кто это — старик Криволапов?
Затаивший дыхание зал оживился. Судьбы филиала в министерстве вершил именно Криволапов.
— Ты что, мальчик? — опешил Петрин.
— Ничего. Я просто умею читать мысли. И мама моя умела. Вот вы сейчас подумали: «Будешь, жучара, знать, как вести двойную игру. Сам подгонял результаты, а теперь стучишь старику Криволапову и валишь все на меня». Старик Криволапов — это что, медведь?
Петрину казалось, что он оглох — весь зал трясся от смеха, но не издавал ни звука. Научные сотрудники прятались за спины друг друга. На директора было жалко смотреть.
— Я такого не думал, — растерялся он. — Что за ерунда!.. И что это за дети? Кто твои родители?
— Мать мою погубил, теперь и за отца взялся?! — гордо и грозно ответил Папа.
Слинько, не в силах отвести глаз от Петрина, шарил рукой по столу в поисках стакана. Папа заботливо налил ему нарзан:
— Выпей, папочка, и не волнуйся.
— Почему он называет тебя «папочка»? Это же не твой сын! — закричал Петрин. — А… а… Кто же мать?
— Нет… — тихо сказал Слинько.
— Вы правильно только что подумали! — Папа взял Сына за руку, они снова чинно раскланялись. — Мы два потомственных разнояйцевых близнеца-телепата. Наша мама — Инна Ветрова! — Папа резко обернулся к Слинько. — Не смей думать о маме так плохо в моем присутствии! — И обратился к залу: — Правда же непедагогично, когда один из родителей плохо думает о другом в присутствии детей?..
Вопрос оказался риторическим. Все лица были обращены к полу. Перед Папой сидел спешившийся эскадрон всадников без головы. Плечи и спины тряслись. Сдавливаемые похрюкивания, повизгивания и блеяния прокатывались по полу и захлестывали сцену.
Петрин зло уставился на Слинько:
— Докатился! Детей подучил подавать нужные реплики!
— Да я их впервые сегодня увидел! Черт их знает, может, действительно в мать пошли…
— Товарищ Слинько! — возмутился Петрин. — Вы же говорите с учеными. В мать пошли… Да вы же лично доказали, что Ветрова шарлатанка!
— Но я не доказывал ее неспособности иметь детей-телепатов!
— Да, уважаемый коллега. Мы видим, что вы сделали все возможное, чтобы доказать обратное.
— Смешно! — крикнул Женя Скобельцев с места. — Даже самые отъявленные парапсихологи не приводят примеров рецепции мыслей такими шпендриками. Кто-то спутал первое июня с первым апреля. Но и два месяца назад это был бы розыгрыш для домохозяек!
«Шпендрики», неожиданно для Папы, больно ранили. И ухо еще горело. Папа знал все обстоятельства Жениного перехода в филиал с кафедры акушерства и гинекологии.
— А вы, дяденька, не злитесь и не жалейте, что тогда отказали папе в его просьбе. Все равно мама не согласилась бы нас убивать.
Зал насторожился: лица поднялись от пола. Не слишком красивую историю о Жениной сверхурочной работе, вынудившую его уйти с кафедры, знал не один Папа.
— Я не просил! — реакция у Слинько была лучше.
— Я не жалею! — Женя нашел не самую удачную формулировку.
Единственным человеком, им поверившим, был Папа.
Сын дернул Папу за рукав:
— За что ты так дядю Женю? Помнишь, он мне паровоз подарил? Смотри, из-за тебя над ним все смеются.
На мгновение в Папе проснулся отец. Конечно, надо было Сына взять за руку и увести подальше отсюда. Но Папа уже себе не принадлежал. Зал жаждал продолжения, и его понесло. Папа подошел к Слинько, энергично пожал ему руку:
— Ты прав, папа! Все эти рванины занзибаровские только и думают, как тебя отмести от кассы. Вот, например, знаешь, что сейчас этот с лысиной думает…
Неизвестный Папе солидный лысый мужчина вскочил и истерично заорал:
— Да, думаю! И скрывать это не намерен! Вся наука Слинько — эта… — лысый запнулся. Папа произнес неприличное слово на мгновение раньше, чем лысый продолжил: — …основывается на некорректных экспериментах!
Раздались хлопки. Папа раскланялся на аплодисменты. Сына он больше не стыдился, наоборот, выругаться перед взрослыми казалось отважным и заслуживающим восхищения.
— Устами младенца глаголет истина, черт побери! — воскликнул лысый.
Папа решил в дальнейшем придавать его мыслям благородный оттенок.
— Пусть Слинько зайдет в свой виварий! — заорал кучерявый с Камчатки. — В клетках дыры! Мыши сбегают! Перемешиваются опытные с контрольными! Какие после этого результаты? А статьи печатают!
— Прошу слова! — сказал Яша Шикун, вставая. Его подчеркнутый академизм, появлявшийся неизвестно откуда в нужную минуту, действовал безотказно. Зал сосредоточился на Яше.
— Глубокоуважаемый председатель! Глубокоуважаемые члены ученого совета! — начал Шикун.
Впрочем, истоки шикунского академизма вполне прослеживались. В свое время Яша был исключен из трех вузов: с физфака МГУ, Семипалатинского мединститута и, наконец, из ВГИКа. Курсу к третьему Яше становилось скучно, и он начинал развлекаться. Во всех трех вузах легенды о Яше ходят до сих пор.
— …результаты на кроликах всегда оказывались лучше, чем на других животных, — продолжил Яша. — Позвольте поделиться своими соображениями на этот счет. В рационе лаборантов Слинько крольчатина занимает видное место. Кролиководство в Занзибаровке не развито… Источник крольчатины, увы, ясен. Всякий, знающий человеческую природу, поймет, а незнающие пусть поверят мне, как лаборанту — животных берут не из опытной, а из контрольной группы. Причем самых здоровых и жирных. Это, естественно, ухудшает показатели в контрольной группе. И опыт выигрывает. Не являясь членом ученого совета, я не настаиваю, чтобы мое скромное мнение заносили в протокол, — Яша скромно сел, и свара разгорелась с новой силой.
Зная подноготную филиала достаточно хорошо, Папа осуществлял режиссуру с легкостью и изяществом.
— Ой, как интересно получается! — Папа решил, что пора обобщить опыт свары. — Вот вы ссоритесь, а думаете во многом одинаково. Вот прямо все-все думают: «Довели филиал черт-те до чего, занимаемся черт-те чем! Кому это все надо?!» И еще каждый думает, что мог бы вместо этого заниматься настоящей наукой. А дальше все уже думают по-разному. Дядя Петя думает: «Какая может быть серьезная наука, когда министерству нужны только отчеты, а завлабы дорвались до своих высоких окладов и ничего уже не хотят». А вот эти дяди, — Папа поочередно ткнул пальчиком во всех заведующих лабораториями, отделами и секторами, — думают, что можно было бы делать что-то настоящее, не заставляй их директор строго следовать этой дурацкой тематике, и не будь среди их сотрудников стольких безграмотных и ленивых дураков. А все остальные, — Папа сделал плавный жест рукой, — думают, что давно бы уже сделали что-то путное, если бы шефы не мешали работать.
Папа сел на место. Все ошалело молчали.
Наконец, Дуня Дунаевская, первая красавица филиала, явно подражая Шикуну, торжественно попросила слова. В элегантном костюме, с раздвоенным румянцем на щеках — натуральным и наведенным, Дуня была и впрямь хороша.
— Спорим, — азартно сказал Папа Слинько, — встала, чтобы показать костюм!
Получив слово, Дуня, теперь уже подражая Петрину, рассказала, какой хороший коллектив в филиале. Дуня работала у Слинько, и отношения у них были прекрасные. Обнаружив, что Слинько зашатался, она со всей непосредственностью дуры решила продемонстрировать лояльность директору:
— …периодически возникающие с моим научным руководителем сложности…
— Красивая девочка, но дура, — доверительно прошептал Папа Слинько.
