маленькой пращой на Голиафа. Она не обратила на это внимания. Она подняла руку, величиной с Йоркширский окорок, смела меня с пути и приступила к действиям. Ее не поразил вид ни одного мужчины – ни бесчувственного, ни яростного, ни вооруженного, она бросилась к стене и запричитала:
«Мое блюдо! Мое красивое блюдо! – Это потом мне Льюис перевел, но все было и так понятно. – Вы разрушили мой дом! Грабитель! Преступник!»
И, подняв кочергу, она бросилась на Льюиса.
Не могу точно сказать, что случилось потом. Я прыгнула на поднятую руку женщины и ухватилась за нее. Пытаясь от меня освободиться, она как-то сделала, что мы полетели поперек комнаты и оказались между Льюисом и венгром. Мой муж бросился в сторону, но было слишком поздно. Шандор бросился на его пистолет, как тигр-убийца, и драка началась.
Первых стадий драки я не видела – была занята с фрау Бекер. Я должна была не дать ей вмешаться, даже Льюис, я думаю, не стал бы стрелять в женщину. Главное было не застрелить ее самой. Минуты две- три я висела на руке с кочергой, мечтала, чтобы пистолет не выстрелил, и болталась в воздухе, как терьер, напавший на сумасшедшую корову. И тут она сломалась. Опала, как дырявый мешок с зерном, будто я и правда ее пристрелила. К счастью, по пути попался стул, на него мы вдвоем и грохнулись. Я оказалась на ее просторной коленке, продолжая цепляться за нее, как голодный младенец за кормилицу. Я подумала было, что стул сломался, но это было кресло-качалка, и, как корабль в бурном море, оно поехало к двери, и прижалось к ней, как раз, когда бледный яркоглазый Тимоти вскочил в окно, наступил на распростертого Бекера, падая, сбил со стола кружку и приземлился на полу в озере кофе.
Или три преступника сразу слишком много даже для фрау Бекер, или, что скорее всего, судьба кружки доломала ее волю, но с ней было покончено. Она отказалась от дальнейшей борьбы, сидела в кресле- качалке огромная, неподвижная и бормотала по-немецки. Я встала, взяла кочергу, Тим перелез через ее мужа и взял у меня это орудие, а потом вместе мы стали смотреть на ураган, проникший в злополучную кухню.
Мужчины очень подходили друг к другу по силе, ловкости и тренированности. Когда мы к ним повернулись, они пытались отнять друг у друга пистолет, по очереди прижимаясь к горячей плите. Не расслышала, что говорил Льюис, но Тим потом мне сказал с нескрываемым восторгом, что за две секунды он узнал больше, чем за шесть лет в школе, что, я думаю, совсем немало. Я завизжала, Тим прыгнул, пистолет полетел под стол, мужчины, сцепившись покатились за ним, а мальчик чуть-чуть промазал и со всей силы ударил кочергой по чайнику и запустил его в полет.
«Мой чайник!» – простонала оживающая фрау Бекер.
«Тим! Другой мужчина!» – заорала я, бросаясь на нее.
Бекер шевелился, уже встал на ноги. Шандор что-то сказал, и он двинулся, но не на помощь, а к телефону. Льюис сказал совершенно ясно:
«Останови его!» и покатился с Шандором от стола.
Они потели, тяжело дышали, извивались… Бекер не поднимал трубку. Он повис на проводах. Я опять заорала, направила на Бекера бесполезный пистолет, но поняла, что не знаю, можно ли в него стрелять, а к тому же и не попаду, поэтому я его перевернула и прыгнула. Немножко опоздала. Тим вихревым движением налетел на него и ударил, и на пол упали телефонные провода, штукатурка, куски дерева и бедный Бекер и стали тихо лежать.
«Мое блюдо, – провыла фрау Бекер. Мои красивые чашки! Иохан!»
«Все в порядке, – сказала я слабо. – Мы не причиним Вам вреда, мы из полиции. Ой, Тим!»
Больше не было дел для Тима и кочерги. Драка закончилась. Льюис вставал на ноги и поднимал Шандора. Тот ужасно дышал и слабо сопротивлялся, но захват был смертелен. Я сделала шаг вперед, но Тим остановил меня. Он первым понял, что происходит. Потея, Шандор шаг за шагом приближался к плите. Это заняло секунды. Я и не поняла, что сделал Льюис. Я услышала, как Шандор произнес странным голосом:
«Что ты хочешь знать? – И дальше с усиливающейся паникой: Я все скажу! Что ты хочешь?»
«А я подожду», – сказал Льюис и потащил его руку все ближе и ближе к месту, где стоял чайник. Шандор молчал, Тимоти охнул, я, кажется, сказала:
«Нет!» – но мы с таким же успехом могли и отсутствовать. Все происходило очень медленно. Рука опускалась. «Это была эта рука, надо полагать?» – сказал он и прижал ее на долю секунды к раскаленному металлу.
Шандор закричал. Льюис бросил его на ближайший стул и взял у меня пистолет. Но он был уже не нужен. Мужчина валялся на стуле и ласкал обожженную руку.
«В следующий раз лапы распускать не будешь», – сказал мой муж тонким голосом.
Он стоял, дышал и рассматривал итоги наших приключений – Бекер без сознания, сломанный телефон, полумертвая женщина в кресле-качалке, Тим с кочергой и я, наверное, очень бледная и трясущаяся. Тимоти пришел в себя первым. Он залез под стол и достал драгоценную Беретту.
«Хороший мальчик», – сказал Льюис, улыбнулся нам обоим, отбросил волосы со лба и вдруг снова превратился в человека.
«Ван, дорогая, как ты думаешь, осталось хоть немного кофе? Налей, пожалуйста, пока мы с Тимом свяжем этих головорезов. Они могут нам рассказать кое-что интересное».
20
Мы с Тимоти вышли из гостиницы и необыкновенно удивились, что уже совершенно светло. Облака или туман все еще облепляли горы, так что глядеть вдаль невозможно, но уже можно было осмотреться на две три сотни ярдов вокруг, и с каждой минутой все больше и больше прояснялось. Свежо и сыро, но горячий кофе сотворил чудеса.
Я спросила: «Имеешь хоть слабейшее представление, сколько сейчас времени? Я часы забыла надеть».
«Я тоже. Но в кухне были часы, примерно полпятого». «Хорошо, что они не разбились. Бедная фрау Бекер. Льюис уверен, что она ничего про это не знает, тем более она будет страдать, лишившись мужа на время».
«А блюда – навсегда».
«Что-то в этом есть. Ой, трава мокрая. Ужасно холодно, да?»
«Ну и что? Арчи Гудвину все нипочем».
«Ты-то спал хоть немножко!»
«Это точно. Тяжело тебе пришлось на крыше».
«Значит, не признаешь, что тебе пришлось тяжело, когда Шандор дал тебе в конюшне по башке? Слушай, пожалуйста, не иди так быстро! Трава скользкая, камни торчат, а ты несешь эту штуку! – Эта штука – пистолет венгра, с которым ребенок обращался с жуткой и восхитительной небрежностью. – Надеюсь, ты в них разбираешься?»
Он хмыкнул:
«Да это все очень просто. Это, между прочим, очень даже маленькая штучка. У моего деда был старый люгер, остался с первой войны. Я с ним охотился на кроликов. Ни разу не попал. Не представляешь, как трудно стрелять кроликов из люгера. Практически невозможно. Мои руки не запятнаны кровью, но если дело так пойдет, я ни за что не отвечаю. Скажи, что за скандал? Зачем он жег его руку? Хотел напугать и заставить говорить?»
«Нет. Это было личное дело».
«Да, помню, он говорил. Ты имеешь в виду, что они поругались в цирке или где-то еще?»
Я мотнула головой: «Шандор ударил меня». «Понял».
Я увидела, что его восхищение Льюисом переросло в идолопоклонство. Я смиренно подумала, что мужчины влачат существование на необыкновенно примитивном уровне. А я не придираюсь. В тот момент я на это тоже реагировала достаточно примитивно, это мне только теперь стыдно.
«В любом случае, делу это помогло. Информация сыпалась из него горохом. Ты чего-нибудь поняла?»
«Нет, – сказала я. Поскольку разговор включал Бекеров, Льюис говорил по-немецки. – Расскажешь?»
И вот мы шли через сырую серость, и он мне все пересказывал. Самое важное я уже знала – что
