Он наклонился над ней — темная фигура, загородившая слабый свет луны.
— Что случилось? У вас странный вид. С вами все в порядке, голубка?
— Я… я подумала, что вы восприняли мой рассказ о замужних женщинах как совет. Я подумала…
— В самом деле, голубка?
— Пожалуйста, не называйте меня так.
— Почему?
— Это слово звучит слишком фамильярно. А я серьезная девушка, уверяю вас.
— А почему вы думаете, что я считаю вас несерьезной?
Ей плохо было видно его лицо. Глаза его казались темными, выражение лица строгим, и она с трудом произнесла следующие слова:
— Я ошибаюсь?
— Черт возьми, да.
— О!
— Опять «о». Вы больше ничего не скажете?
— Я не знаю, что делать. В пансионе нас этому не учили. — Джорджиана опустила голову и со вздохом произнесла его имя.
Несколько мгновений он не шевелился. Потом она почувствовала, что он тянет ее за руку.
— Что вы делаете?
— Я говорил вам, чтобы вы так не произносили мое имя. — Он стянул длинную перчатку с одной ее руки и начал стягивать вторую.
— Ник, — прошептала она. — Ник, это неприлично.
— Гм?
Вначале пальцы его прикоснулись к ее запястью, затем заскользили вверх по ее руке, и она вздрогнула. Его руки обняли ее, и она положила голову ему на плечо.
— Я вас никогда не обижу, голубка. Джорджиана услышала напряжение в его голосе и подняла голову. Он пристально вглядывался в темноту, словно поглощенный каким-то неразрешимым внутренним конфликтом. Тело его напряглось, и он крепче сжал ее своими руками. Она почувствовала сумятицу в его душе и догадалась о ее причине.
— Ник?
Он закрыл глаза:
— Черт возьми, не говорите так больше!
— Но мне нравится, как это действует на вас.
Он открыл глаза, посмотрел на нее и от удивления разомкнул губы:
— О!
— Ник, — выдохнула она. — Ник, Ник, Николас.
Ей пришлось замолчать, потому что он накрыл ее рот своими губами. Она прислонилась спиной к двери, и он прижался к ней своим телом. Груди ее уперлись в его грудь, и она страстно ответила на его поцелуй. Ее руки проникли под его куртку и обхватили его спину. Он застонал и прижал к ней свои бедра.
Джорджиана почувствовала, как через все ее тело к голове прошла горячая волна. Она не подозревала, что обладает такой властью над ним, что она способна вызвать у него такой взрыв чувств. Обхватившее их возбуждение показалось ей чем-то удивительным и прекрасным, ей даже стало страшно, что оно может неожиданно кончится. К черту аристократизм и изысканные манеры! Они не шли ни в какое сравнение с тем наслаждением, которое ей доставляло его тело, и она не собиралась отказываться от него.
Губы его, продолжая осыпать ее поцелуями, спустились по шее Джорджианы и добрались до грудей. Она удивилась, когда платье ее неожиданно ослабло и упало ей на бедра, и еще больше удивилась, когда за ним последовал корсет.
— Вы прекрасны, голубка.
Вдруг из коридора раздался голос тети Ливи — она звала Джорджиану. Та подбежала к забаррикадированной двери и ответила тетке.
— Выходи скорее. Трешфилд серьезно заболел. Ему очень плохо. Ему не помогли лекарства домоправительницы, и мы послали за врачом в город. Джорджиана, он находится в бреду.
Ник подошел к Джорджиане, но ничего не сказал.
— Сейчас иду, тетя Ливи.
Они повернулись и взглянули друг на друга.
— Что-то очень уж неожиданно он заболел, — сказал Ник. — Он часто так болеет?
— Нет. Насколько я помню, он ни разу не был в бреду.
Через несколько минут после того, как Ник прошел в свою комнату, Джорджиана, одетая в одно из своих повседневных платьев, вышла в коридор. Закрыв дверь, она достала из кармана фартука очки и надела их. Пальцы ее были холодными, но щеки все еще горели после того, что она испытала. Она подняла глаза и увидела, что к ней идет Ник. Он даже не потрудился переодеться, лишь набросил фрак на рубашку с открытым воротом. Взяв ее под руку, он торопливо пошел к покоям графа.
— Твоя тетя сказала, чтобы ты торопилась, голубка. Старый хрыч в тяжелом состоянии.
Когда они вошли в гостиную Трешфилда, Джорджиана услышала звон разбивающегося стекла. Из спальни, перепрыгивая через пуф, как испуганные зайцы, выскочили Эвелин и Пруденс. Вслед за ними оттуда вылетела фарфоровая чаша и ударилась в доспехи, висящие возле двери спальни. Бегство этой парочки сопровождал поток непристойной брани. Перед тем как захлопнуть дверь гостиной, Эвелин на мгновение остановился и окинул Джорджиану и Ника злым взглядом. Ник крепче сжал ее руку, когда раздался тонкий истеричный голос графа.
— Где она? Где она? Где она?
Из спальни вышла тетя Лавиния и подозвала их кивком головы.
— Поторопитесь, мои дорогие. Джорджиана, он хочет тебя видеть.
— Пойдем, голубка, — сказал Ник и ободряюще пожал ее руку. В спальне лампы отбрасывали длинные тени. Джорджиана вздрогнула, когда проходила мимо стоящей в углу диоритовой статуи ассирийского царя. Уверенный вид Ника придал ей смелости, она стиснула зубы, распрямила спину и подошла к бредящему старику. Он сидел посреди кровати с балдахином, обложенный подушками, и раскачивался из стороны в сторону. Одетый в ночную рубашку, болтающуюся на его тощем теле, старик проклинал домоправительницу и только что прибывшего врача. Врач пытался нащупать пульс графа, но его пациент продолжал метаться в постели и называл его гигантской жабой.
— Послушай, — шепнул ей Ник, когда они подошли к кровати.
— Он не знает, что говорит. Он бредит.
— Нет, ты слушай.
Она прислушалась, не вникая в смысл бредовой речи графа, и наконец услышала громкое, непрерывное биение его сердца, сопровождаемое учащенным дыханием.
Встревоженная Джорджиана рванулась к постели больного:
— Трешфилд!
Услышав ее голос, граф соскочил с подушек и устремился к ней. Он схватил ее за запястье и затащил бы на кровать, если бы Ник не встал между ними и не разжал его хватку. Граф присел перед ними на кровати, тяжело дыша и прищурившись.
— Я ничего не вижу. Джорджиана! Моя дорогая Джорджиана!
— Трешфилд, вы больны. Лягте обратно и постарайтесь вести себя спокойно, пока врач будет вас осматривать. — Она положила свою руку на руку графа, но он сбросил ее.
— Жабы! — завопил он. — Жабы прыгают по всему полу! Уберите их с моей кровати! Уберите их с меня!
— Трешфилд, прошу вас, послушайте меня. — Она протянула к нему руку, но граф отбросил ее в сторону.
Ник отвел Джорджиану от кровати. Врач попытался дать графу лекарство, которое только что приготовил, однако Трешфилд выбил чашку из его рук, рванулся было вперед, но тут же повалился на кровать. Тело его задергалось и изогнулось в корчах.
