стоит омрачать нашу встречу.
Но Бретт упорствовал:
– Нет, будем говорить об этом, потому что ты должна с ним поладить!
Флоранс снова помрачнела. Она сказала дяде, что пока об этом не может быть и речи. Пусть он не заблуждается на сей счет. Она приехала только ради того, чтобы обнять дядюшку, потому что ужасно соскучилась, и посмотреть своими глазами, как тут у них идут дела. Вот и все.
– Ну, как идут дела – сама видишь. – Бретт широким жестом обвел роскошно обставленный кабинет.
– Что-что, а уж этого нельзя не заметить, – отозвалась Флоранс.
Слова ее прозвучали с мрачной иронией. Флоранс была не прочь сменить тему разговора. Но любопытство взяло верх.
– «Бреттико» – это тоже ваша фирма? – спросила она.
– Ого, ты уже видела? Конечно же, наша. «Фрижибокс» и холодильники – дело прошлое, сейчас это лишь скромное отделение. И с каждым днем поле нашей деятельности расширяется. Кстати, угадай, что стало со Спитеросом?
– Вы же сами писали, что он вынужден был обосноваться в провинции. Кажется, выпускает бассейны.
– Да, из пластика. Он твердо держится своих старых принципов – производить мало, а получать много. А мы предпочитаем получать меньше, зато много производить.
– Много часов, например, – сказала Флоранс, обводя глазами кабинет.
– Совершенно верно. А откуда ты знаешь?
– Женская интуиция. Но вот что меня удивляет…
– Что именно?
– Я не вижу здесь ни одного пианино. А Квота, по-моему, занимается теперь и этим.
– Как и многим другим, – подтвердил Бретт. – Что же касается пианино, то дома у нас их сколько угодно, даже типофоны есть.
– А это что такое? – с тревогой спросила Флоранс.
Ответ прозвучал с порога – это вошел в кабинет Каписта.
– Разновидность пианино, но производит еще больше шума, – с веселой усмешкой пояснил он.
Каписта подошел к Флоранс, взял ее за руки.
– Добро пожаловать, сеньорита Флоранс. Как поживает старушка Европа?
– Кряхтит, но никто не жалуется. Во всяком случае, не особенно жалуется, – ответила Флоранс.
Они с нежной улыбкой смотрели друг на друга.
– Мои типофоны не вашего ума дело, – проворчал Бретт, нарушая эту трогательную сцену. – Лучше расскажите о ваших тромбонах или об офиклеидах.
– Очаровательно! – вздохнула Флоранс. – Вот-то, наверное, весело! Но вы по крайней мере успели в музыке? – спросила она Бретта.
– Не знаю, – сухо ответил он. – Я не играю.
– На типофоне – понятно. А на пианино?
– Ты же знаешь, я вообще ни на чем не играю!
– Так для чего же они вам?
– Для друзей. И вообще отстань, чего ты ко мне пристала?
Каписта усмехнулся.
– Воистину у вас преданные друзья, – язвительно заметил он. – Особенно если учесть, что сейчас в Хавароне в среднем приходится по два с четвертью фортепьяно на семью, каким же нужно быть альтруистом, чтобы идти еще куда-то играть…
– А к вам приходят играть на ваших офиклеидах? – в бешенстве крикнул Бретт.
– Не ссорьтесь, – остановила их Флоранс. – Право, вы меня пугаете. Хватит того, что прохожие в Хавароне и Порто-Порфиро – я сама видела – разгуливают с двумя, а то и с тремя транзисторами, и все три орут одновременно…
– Вы сказали, с двумя, с тремя? – тревожно прервал ее Каписта.
– Честное слово, с тремя.
– А в прошлом месяце средняя цифра была четыре и семь сотых, – обратился Каписта к Бретту. – Уж не начался ли на рынке спад?
– Черт побери! Надо предупредить Квоту.
– Вы это серьезно? – с возмущением воскликнула Флоранс, увидев, что Каписта озабоченно записывает эти данные в блокнот.
Но оба как будто не поняли ее и в один голос удивленно спросили:
