– Ясно, при таком отношении руки опускаются, – продолжав Каписта, не обращая внимания на гул голосов. – К чему все наши усилия? В этой проклятой стране уже сейчас холодильников больше, чем жителей…
– Помолчите, – попросила Флоранс.
– …И рано или поздно все равно придется прекратить их выпуск. Так почему же не сделать этого сразу? Зачем упорствовать?
– Да замолчите же вы наконец!
А там, в кабинете Бретта, голоса становились все громче. Теперь ясно слышался крик патрона, словно он хотел заставить замолчать своего противника. И вдруг, перекрывая голоса, раздались какие-то странные звуки: не то застрочил пулемет, не то заработала камнедробилка. Но скорее всего, это был грохот посуды, которую опрокинули на пол вместе со столом.
– Так и есть! – воскликнула Флоранс. – Так я и знала. Дядя делает из него котлету! О Каписта, умоляю вас, будьте миленьким, пойдите туда, я не смею.
Но Каписта не спешил выполнить эту просьбу, этот грохот его не тревожил. А ведь дело и впрямь могло кончиться дракой.
Однако шум внезапно прекратился. Наступила грозная тишина. Потом загрохотало с новой силой.
– Боже мой! – простонала Флоранс.
Тут Каписта решился. Неуверенным шагом он вышел в приемную – за ним следовала Флоранс. Но не успел он сделать и трех шагов по направлению к кабинету директора, как шум оборвался.
Дверь медленно открылась.
3
Застыв от изумления, Флоранс и Каписта увидели, как из своего кабинета быстрыми деловыми шажками вышел сам директор с сияющим детской радостью лицом. За ним на почтительном расстоянии следовал Квота со скромным видом.
Бретт нес в руках какой-то странный громоздкий предмет. Это было сложное сооружение из хромированных и белых пластмассовых деталей, отдаленно напоминавшее, если уже обязательно прибегать к сравнениям, силуэт крылатого коня, присевшего на задние ноги, – плод фантазии скульптора-сюрреалиста, страдающего гигантоманией и дурным вкусом.
Директор многозначительно подмигнул племяннице, поставил этот диковинный агрегат на край стола и, размотав электрический провод, воткнул вилку в розетку.
Приемная тут же наполнилась адским шумом, и Флоранс облегченно вздохнула.
– Боже мой, дядя, что это такое?
Ей приходилось кричать, чтобы ее услышали, но Бретт, не отвечая, повел с Квотой удивительный диалог, причем оба они орали во все горло.
– Я могу приобрести этот аппарат? – кричал Бретт.
– Что? Какой аппарат? – вопил Квота.
– Вот этот! – Бретт хлопнул рукой по аппарату.
– Я уже вам сказал, нет!
– Почему нет?
– Он уже продан!
– А когда я получу свой?
– Не беспокойтесь!
– На этой неделе?
– Чуточку терпения. Для того чтобы сделать, нужно время.
– Что? Что?
– Я говорю: чу-то-чку тер-пе-ния!
Флоранс заткнула уши.
– Ради бога, – прокричала она, в свою очередь, – остановите эту гадость!
Бретт с неохотой нажал кнопку, и сразу наступило блаженство: так бывает, когда перестает болеть зуб…
– Послушайте-ка, – сказал Бретт уже нормальным голосом. – Нажмите, пожалуйста… У меня как раз в воскресенье к обеду будет несколько друзей…
– Сожалею, но это невозможно. Невозможно, чуточку терпения, сеньор Бретт.
– Ну тогда к следующему воскресенью, а? Еще целых двенадцать дней… Надеюсь вы не скажете…
– Посмотрим. Не беспокойтесь. Я вас извещу.
Только тут Бретт, обернувшись, заметил, с каким удрученным видом его племянница и Каписта разглядывают этого нелепо скорчившегося Пегаса, который в тихом состоянии внушал, пожалуй, еще большую тревогу. Поначалу Бретт решил было, что их подавленность объясняется восторгом.
– Каково, а? Небось обалдели?
