жестокий удар и перерезал мечом горло противника. Это был неудачный удар, потому что он никогда не умел хорошо обращаться с мечом. Лезвие поранило щеку фракийца, разрезав кожу и поцарапав щеку, и вошло в челюсть. С булькающим криком тот снова бросился на Антифона. Отступив назад, троянский царевич вонзил меч в висок противника, убийца зашатался, сделал шаг вправо и наполовину упал. Антифон нанес ему еще три удара, последним попав в яремную вену.
Последний убийца попытался встать. Антифон побежал к нему. Воспользовавшись коротким мечом как кинжалом, он ударил в ключицу противника. Фракиец издал ужасный крик и упал на спину, меч так глубоко вошел в него, что снаружи торчала только рукоятка.
Одежда Антифона промокла от крови. Царевич чувствовал, как кровь бежит по его животу и спине. У него сильно закружилась голова. Медленно он подошел к первому фракийцу. Подобрав кинжал мужчины, царевич присел рядом с убийцей, потерявшим сознание. Антифон взял его за доспехи и перевернул на спину. Мужчина застонал и открыл свои бледные глаза. Антифон приставил к его горлу кинжал.
– Этот толстяк, – сказал он, – троянский царевич, в нем течет кровь царей и героев. Когда ты окажешься в Гадесе, то можешь извиниться перед Тхоасом. Ты можешь передать ему, что толстяк высоко ценил его.
Глаза фракийца расширились, и он захотел что-то ответить. Антифон вонзил кинжал в его горло, затем вытащил и стал наблюдать за фонтаном крови, бьющим из ужасной раны. Затем он уронил нож и, шатаясь, попятился. Царевич прислонился к двери. «Прощай, брат», – сказал Агатон. Антифон понял, что увидел в этом последнем леденящем душу взгляде. Агатон покинул его дом и послал своих фракийцев убить его. А почему нет? Он же приговорил к смерти остальных своих братьев.
Потекла кровь. Антифон закрыл глаза. Он не боялся темной дороги. На самом деле, его удивило собственное спокойствие. Царевич подумал о Гекторе и улыбнулся. Удивился бы он, увидев, как я расправился с тремя убийцами? Затем он снова подумал о заговоре против Приама, его сыновей и советников.
С огромным трудом Антифон встал на ноги. Шатаясь, он прошел в задние комнаты дома, надел длинный плащ из серой шерсти и обернулся им, чтобы не было видно кровавых пятен. Затем царевич медленно вышел через сад на боковую улицу. Он не мог видеть камни мостовой. Их окутывала дымка, как туман на реке Скамандр на рассвете. Они шатались, с каждым резким шагом угрожая исчезнуть в темноте. Когда он наклонился, боль в боку и спине усилилась, но с тихим стоном Антифон заставил себя сделать еще один шаг. Затем еще один.
Из его ран сильно текла кровь, но плащ скрывал раны. Немногие люди, которые встретились ему на улицах, не задерживали на нем взгляда. Они думали, что он пьян или слишком толстый, чтобы идти прямо, поэтому отводили глаза в удивлении и смущении. Прохожие не заметили кровавые следы, остававшиеся после царевича. Добравшись до ворот дворца Геликаона, он постоял секунду в тени каменных лошадей. Антифон увидел слугу, идущего через внутренний двор к главному входу, и позвал его. Слуга узнал царевича и побежал туда, где он прислонился к подножию одной из статуй.
Помоги мне, – попросил Антифон, не зная точно, произнес он эти слова вслух или про себя.
Он потерял сознание, затем почувствовал руки, которые подхватили его и попытались поднять его. Но им не удалось. Слишком большой вес.
Открыв глаза, Антифон посмотрел вверх и увидел сильного, широкоплечего чернобородого человека, который возвышался над ним.
– Нам придется отнести вас внутрь, – сказал египтянин.
– Геликаон… я должен поговорить с… Геликаоном.
– Его здесь нет. Дай мне свою руку.
Антифон поднял руку. Несколько слуг подошли сзади. Затем египтянин взял его за руку, потянув вверх. Поднявшись на ноги, Антифон тяжело навалился на египтянина, и они медленно пошли во дворец Геликаона. Только внутри дворца у царевича подкосились ноги, и египтянин опустил его на пол. Мужчина опустился рядом с ним и вытащил нож.
– Ты собираешься убить меня? – спросил Антифон.
– Кто-то уже пытался это сделать, друг мой. Нет. Я послал за лекарем, но мне нужно осмотреть твои раны и остановить кровотечение. – Он разрезал одежду Антифона. – Кто это сделал с тобой?
Царевич чувствовал себя так, словно он падает с большой высоты, и попытался ответить. Лицо египтянина поплыло перед глазами.
– Предатели, – пробормотал он. – Собираются… убить всех. – После этих слов он погрузился во тьму.
Аргуриос тихо сидел в саду храма, натирая свои доспехи старой тряпкой. Доспехи были старыми: некоторые диски были повреждены, а двое с левой стороны вообще были утеряны. Один из дисков разбился от удара секиры. Аргуриос все еще помнил тот удар. Молодой фессалийский воин бросился на строй микенцев и убил двоих воинов. Фессалиец был высокого роста, широкоплечий и бесстрашный. Аргу-риос прыгнул на него, подняв высоко щит и вытянув меч. Фессалиец отреагировал превосходно, упав на одно колено и ударив секирой по щиту. Этим ударом он сломал Аргу-риосу два меча и разрезал бы его грудь, если бы не старые доспехи. Несмотря на жестокую боль, Аргуриос продолжил сражаться, нанося смертельные раны своему противнику. Когда битва окончилась, он нашел умирающего фессалийца и сел рядом с ним. Они разговаривали о жизни, о приближающемся урожае и хорошем оружии.
Когда короткая война окончилась, Аргуриос отправился в Фессалию, чтобы вернуть секиру и доспехи этого человека его семье, в поместье в горной долине. Медленно и с огромной заботой Аргуриос полировал каждый диск. Сегодня он собирался идти к Приаму и хотел выглядеть как можно лучше. Микенец не ждал особого успеха от этого предприятия, и мысль о том, что его могут лишить общества Лаодики, заставляла его сердце биться быстрее от страха. «Что ты будешь делать, – думал он, – если царь откажет?» – спрашивал он сам себя. По правде говоря, Аргуриос не знал ответа на этот вопрос и постарался отогнать от себя эти мысли.
Почистив доспехи, микенец взял шлем. Шлем был сделан из единого куска бронзы. Подарок царя Атрея. Изнутри он был обит кожей, чтобы предотвратить любой удар. Этот шлем сослужил ему хорошую службу. Когда он смотрел на него, то удивлялся мастерству кузнеца. Понадобилось много недель, чтобы придать форму этому шлему, отлить высокую голову и нащечники. Он слегка коснулся пальцами гребня в том месте, где во время разных церемоний находился плюмаж из конского хвоста. Это место было испорчено из-за непогоды и требовало ремонта. Аргуриос осторожно протер шлем. Если бы он не был воином, то ему бы хотелось изучать мастерство кузнеца. Мечи должны быть острыми, но не слишком хрупкими; шлемы и доспехи делают из более мягкой бронзы, чтобы отражать и направлять удары. Все зависело от того, в какой пропорции к меди добавлено олово.
Наконец, отполировав шлем до блеска, он отложил его в сторону и занялся поножами. Они были не очень хорошего качества. Это был подарок царя Агамемнона и доказательством его расположения к Аргуриосу.
Микенец был занят делом, когда заметил Лаодику, идущую между деревьями. На ней было платье золотистого цвета с широким поясом, отделанном золотом. Волосы девушки были распущены, а ее улыбка обрадовала Аргуриоса. Отложив ножные латы, воин встал и побежал, чтобы обнять ее.
– У меня хорошее предчувствие сегодня, – сказала она. – Я проснулась этим утром, и все мои страхи исчезли.
Взяв ее лицо в свои руки, он поцеловал ее. Они стояли какое-то время, молча. Затем девушка посмотрела на его доспехи.
– Ты хочешь хорошо сегодня выглядеть, – заметила Лао-дика.
– Хотел бы я увидеть себя твоими глазами. Последний раз, когда я видел свое отражение: это был мужчина, расцвет которого уже остался позади, с суровым лицом неправильной формы и седеющими волосами.
Потянувшись, она легонько ударила его по щеке.
– Я никогда не видела более привлекательного мужчину. Никогда. – Лаодика улыбнулась ему. – Здесь очень жарко. Возможно, нам следует пойти в твою комнату, там прохладнее.
– Если мы пойдем в мою комнату, тебе еще долго не будет холодно, – ответил он.
Лаодика засмеялась и помогла ему собрать его снаряжение. Затем они пошли через сад. Позже, когда
