– Но это не всё, – сказал мой отец. – Ведь я только начал, другие продолжат. Вы не знаете главного, господин судья. Этот человек состоит тайным членом иезуитского ордена, изгнанного изо всех городов Голландии. Спрашивается: что он делает на нашей земле?
– Неправда! – сказал Слимброк. – Я никогда не состоял в ордене!
– Здесь его сын по имени Мартин, – сказал отец. – Может быть, послушаем его?
– Вы не имеете права учитывать показания моего сына! – закричал Слимброк. – Он может позариться на наследство!
– Это правда, – сказал судья, – родственники – плохие свидетели в суде.
– Тогда послушайте моего сына, Кееса.
– И он не имеет права свидетельствовать! – закричал Слимброк. – Этот мальчик работал в моей мастерской, и, может по недосмотру, я ему недоплатил! Он захочет мне отомстить!
Я подтвердил, что работал у него в мастерской.
– Твои показания также могут быть несправедливыми, – сказал судья. – К тому же ты сын обвинителя, и твои слова всё равно что его.
– Да разве не видно, какой это негодяй! – закричали гёзы. – Повесить без всяких показаний! Хватит заниматься крючкотворством!
– Ты, стало быть, отрицаешь, что состоишь тайным членом иезуитского ордена? – спросил судья.
– Отрицаю! – сказал Слимброк.
– Подвергнуть пытке! – заорали гёзы. – Щипцы раскалены!
– Хорошо! Не отрицаю! – выкрикнул Слимброк. – Но вождь ваш Оранский запретил преследовать за принадлежность к любому ордену! Судите за дела, а не за веру!
– А чем ты, иезуит, занят сейчас в Голландии? – спросил судья. – Ваша деятельность в Голландии запрещена.
– Я занимаюсь только своей мастерской, – ответил Слимброк. – Я крашу сукно и продаю торговцам. Разве за это судят? Всё, в чём обвиняют меня, произошло в московитских землях. Да, я убил Винтеркенига, но вовсе не из-за голубой краски! Просто мы поссорились. В остальном на меня наговаривают. Я честный человек. Я даже признаюсь, что плавал в московитские земли не для того, чтобы нажиться. Я плавал по поручению ордена, который ещё не имеет своих коллегий в тамошних местах! Я должен был выяснить, как русский народ относится к католичеству. Я даже искал встречи с русским царем Иваном, но этого не удалось. Как видите, я рассказываю больше, чем меня спрашивают. Я честный человек! Может быть, в чём-то и виноват. Но всё это было два года назад, притом далеко отсюда! Вы не имеете права судить за то, что случилось не в Голландии. Такое положение записано в судебных законах многих голландских городов!
– Да, такое положение есть, – подтвердил судья.
Слимброк торжествовал.
– Вы только можете выслать меня за пределы Голландии. На это я согласен.
– Пусть даст письменное обещание, что никогда не появится в наших местах, – сказал отец.
– Дай обещание, – подтвердил судья.
Принесли бумагу, перо, и Слимброк подписался под словами о своём изгнании.
Отец взял бумагу и сказал:
– Постойте!
Тут вышел я и показал судье небольшую бумажку. Вы её помните. На ней Железный Зуб дал мне расписку в том, что продал душу. Шарил он по карманам тогда впопыхах и вынул первое, что попалось, не посмотрел на оборотную сторону.
Так вот на обороте расписки Железного Зуба была другая расписка. Та самая, которую он взял со Слимброка за предстоящее убийство Молчаливого.
Судья прочитал:
– «Дана настоящая расписка жителю Нидерландов Железному Зубу в том, что убийство заговорщика Вильгельма Оранского, по прозвищу Молчаливый, не является грехом, а напротив, святым деянием, что подтверждается членом святого ордена Адрианом Слимброком с присовокуплением пятисот флоринов задатка. 16 июля 1574 года. Подпись: Адриан Слимброк».
Судья взял только что написанную Слимброком бумагу, посмотрел и добавил при общем молчании:
– Почерк и подписи совпадают.
Слимброк помертвел. Ему ли не знать, что заговор на жизнь принца в Голландии карается жестокой казнью. Отец подошёл к судье и что-то прошептал на ухо.
– Адриан Слимброк! – сказал судья. – Участь твоя решена. Тебе предстоит казнь с переломом рук и ног раскаленными прутьями, а затем четвертованием. Но ты заслужишь простого повешения, если сделаешь одно признание.
Тут мой отец подошёл к Слимброку, встряхнул его, посмотрел в глаза и произнес:
– Назови день и час взрыва городской стены в Лейдене.
Этот вопрос был приготовлен на всякий случай. Никто уже не верил, что изменникам удастся взорвать стену, ведь освобождение города близко. Как же мы изумились, когда, еле ворочая посиневшими губами, Слимброк прошентал:
– Полночь на пятое октября.
