человек бегали по двору, разматывая провода.
Трое в средневековых плащах возвращались обратно. Один остановился и внимательно посмотрел на меня.
— Я пошёл, — буркнул Котик и моментально исчез.
Люди в плащах подошли, обступили молча. Один наконец сказал:
— Идите за нами.
— Куда? — спросил я.
— Узнаете.
— Но я не собираюсь никуда идти. Мне пора домой.
— Пойдёмте. — Они схватили меня за локти.
— Что такое? — я попытался освободиться. — Оставьте меня!
— Не заставляйте прибегать к силе, — тихо сказал один.
Мы направились к дому. Тёмными коридорами мимо каких-то зеркал и смутно белеющих статуй меня провели в комнату. Высокий потолок, светлые стены, на них тарелочки и картины. В кресле с высокой спинкой сидел человек. Свеча в тяжёлом подсвечнике давала неясный свет. Лицо человека различить было трудно, я только заметил, что на плечах его взблескивали эполеты. Те самые эполеты.
— Вы Гладышев? — спросил я.
Он молча смотрел на меня.
— Что происходит?
Он снова молчал, а потом спросил глухим простуженным голосом:
— Зачем вы явились сюда?
— Посмотреть на съёмки.
— Ложь. Ваша цель другая.
— Что вам, в конце концов, надо? — спросил я.
— Ваша цель нам известна.
— Тут какая-то путаница, — сказал я. — Вы принимаете меня за другого.
— Ваша цель нам известна, — повторил он.
— Раз так, то какая? — спросил я.
— Сержант! — крикнул он.
В глубине комнаты отворилась дверь, и там появилась фигура.
— Как чувствует себя госпожа?
— Госпожа с гостями.
— Позовите её.
— Но, капитан…
— Это необходимо.
Дверь закрылась.
— Оказывается, вы капитан, — сказал я.
— Я капитан, это верно, — ответил он.
— Послушайте, Гладышев, — сказал я. — Вы можете нацепить погоны, но это не значит, что можно хватать любого человека. Что вам, в конце концов, нужно? Занимайтесь своим кино.
— Ничего у вас не получится, — сказал он.
— С чем?
— Вы человек благоразумный. Надо признать своё поражение.
— Да о чём речь? — выкрикнул я.
— Сержант! — снова позвал он.
Сержант появился в дверях.
— Госпожа сейчас будет.
— Отлично, — произнёс человек в эполетах.
Молчанье. Трепет свечи. Бряцанье оружия, сопенье людей за моей спиной. Дверь широко открывается, оттуда выходит кто-то в белой одежде до пят.
— Осветите его!
Поднимают свечу и подносят её к моему лицу. Я замечаю, что подсвечник стар и красив. Он прямо- таки антикварный.
— Простите, что беспокоим вас, госпожа. Но таков приказ графа. Благоволите сказать, знакомы ли вы с этим человеком.
Молчанье.
— Зря вы печётесь. Это плохой человек.
Молчанье.
— Зажгите вторую свечу, быть может, тут мало света. Сержант, возьмите вторую свечу на рояле.
Сержант направляется ко мне и зажигает вторую свечу от пламени первой.
— Приподнимите.
Сержант поднимает свечу над собой и медленно отступает. Свеча разгорается и освещает комнату. Всё ближе, ближе к фигуре в белом. Наконец вся она предстаёт в неверном мерцающем свете. И первое, что выплывает из тьмы, это красный берет. Я делаю шаг вперёд, у меня вырывается непроизвольно:
— Леста…
— Признался! — произносит сидящий в кресле.
Я делаю ещё один шаг. Одетая в белое неподвижна.
— Леста, почему ты молчишь? Ты такая бледная. — Я поворачиваюсь к сидящему в кресле. — Что вы с ней сделали?
Тот издаёт лёгкий смешок.
— Что вы с ней сделали? — повторяю я. — Леста, Леста!
Я кидаюсь к ней, хватаю за плечи. Они холодны и жёстки. Вспыхивает свет, раздаётся стрекот камеры. Крики:
— Снимайте, снимайте!
В этом вспыхнувшем свете я вижу, что держу за плечи вовсе не Лесту. Передо мной манекен, задрапированный в белую ткань. На голове манекена красный берет.
— Идиоты! — говорю я. — Кретины!
— Крупно снимайте! Лицо!
Я кричу:
— Идиоты!
Выхватываю свечу из руки сержанта и швыряю в того, кто сидит в кресле. Тотчас наваливаются сзади, валят на пол. Я кричу придушенно:
— Идиоты!
Кто-то ещё бросается сверху. Мне всё тяжелей, дышать нечем. Я погружаюсь в душную тьму…
Трясут, трясут, хлопают по щекам.
— Николаич, вставай! Вставай же быстрее!
— А?
— Васин нагрянул! Иди, иди! Прячься туда!
Поднимаюсь. Еле передвигая ноги, скрываюсь за занавеской, протянутой у печи. Только тут понимаю, это дом Егорыча, и это снова был сон. За окном фырчанье мотора. Входят люди и говорят. Васин с ночным объездом. Голова тяжела. Смутное колыханье ночных видений. Говорят, топочут, пьют чай, уходят. Мотор затихает вдали. Я неподвижно сижу на стуле. Время застыло.
Утром Егорыч дивился:
— Давно так не наезжали. Васин шустёр. Сказал, ловят кого-то. Вроде кого-то видали. Да ты не страдай, Николаич. Вряд ли тебя. Тут всякий народ бывает, лезут из разных дыр. Тот же взять семилетник. Говорят, за него большие деньги дают.
В голове туман. С ночи нехорошо.
