В такой вечер, когда мы, задумавшись, глядели в небо, Моррис рассказал мне про Старого Кестера.
Старый Кестер работал машинистом на линии Каир—Сентрейлия в нижнем Египте. Египтом называют места на юге Иллинойса, и виной тому темнота местных жителей. Я, правда, не думаю, что хозяева оттуда глупее плантаторов Черной Розы, но ведь клички придумывают северяне, а у них еще руки не дотянулись до Черной Розы.
Старый Кестер взял Морриса подручным, когда тому было всего тринадцать. Ни отца, ни матери Моррис не знал, вырос у какого-то дальнего родственника, потом и тот помер. Моррис долго скитался по Иллинойсу и вот попал к Старому Кестеру.
Старый Кестер полюбил Морриса да и Моррис его. Кестер научил Морриса всему, что знал о паровозах. За два года Моррис научился водить машину и гонял по линии так лихо, что все диву давались, а кто не видел, просто не верил. Моррис Аллен был машинист, что называется, от бога.
Когда Старый Кестер стал умирать, он вырыл в своем садике железную коробку, доверху набитую золотыми франками. Откуда у него эти франки, Кестер не сказал. Он просто заказал фирме «Кук—Данфорт» небольшой быстроходный локомотив типа «крэмптон» и подарил его Моррису.
Моррис не сработался с компанией линии Каир—Сентрейлия. Иллинойс все-таки не Дикси-кантри. Расписание там налажено. Если уж впрягся – работай. Катай туда-сюда по часам. И только на нашей захудалой линии, где поезд может опоздать на полдня, Моррис нашел то, что нужно.
А что было нужно Моррису? Он сказал:
– Ты раньше слышал про Белый Дымок?
– Нет, – ответил я, – не слышал. Наверное, дядюшка Париж его придумал.
Моррис покачал головой.
– Старый Кестер тоже знал про него.
– Значит, и в Иллинойсе рассказывают такие истории?
– Нет, – сказал Моррис. – Он его видел.
– Белый Дымок?
– Да. Несколько раз, ночью. Белый Дымок обходил Кестера на большой скорости.
– По встречной колее?
– Нет, справа по полотну. Он мчался как по воздуху.
– Чудеса, – сказал я. – Ему показалось.
– Несколько раз, – повторил Моррис. – Кестер не сумасшедший. Он хорошо видел. Он даже заметил пар на манометре Белого Дымка. Там было девяносто футов.
– Белый Дымок простой чайник, – сказал я.
– Нет, нет, – Моррис снова покачал головой.
Что нас свело с Моррисом? Когда в саду «Аркольского дуба» он кинулся ко мне с горящими глазами, я сразу понял, что с этим парнем мы сразу не разойдемся. Потом он назвал меня братом. А почему бы и нет? Ни он ни я не знали своих родителей. Мы оба бродяжничали, долго скитались, обоих нас жизнь колотила, обколачивала. Вот только разницы в годах у нас почти не было. А то, как знать, могло статься, что и родители у нас одни.
Я рассказывал Моррису про созвездия. Летом Большой Квадрат поднимается над горизонтом выше, чем в мае. Вокруг горят звезды Андромеды, Пегаса, Кассиопеи, Цефея, Персея и Кита.
Есть целая легенда. Жили-были царица Кассиопея и царь Цефей, правили большой страной. Но слишком похвалялась своей красотой Кассиопея, говорила, что ни одна морская нимфа с ней не сравнится. За это рассердился на нее бог моря Посейдон, послал на страну Кассиопеи страшного Кита. Чтобы спастись от Кита, Цефей и Кассиопея отдали Киту юную дочку Андромеду. Андромеду ждала страшная смерть, но ее спас храбрый воин Персей, а крылатый конь Пегас примчал Андромеду и Пегаса к родителям.
– Значит, и в небе есть Пегас? – сказал Моррис.
– Выходит, так, – ответил я.
– Откуда ты все это знаешь? Я никогда не слышал.
– Почитай календарь Джонсона. Про каждое созвездие есть легенда.
– Крылатый конь… – задумчиво повторил Моррис. – Мой «Пегас» тоже неплох. Если нужно, я выжму семьдесят миль.
– Не дадут повороты, – сказал я.
– За фортом есть «пика» миль в десять, я проходил ее за восемь минут, правда, пустой.
– «Пегас» неплохой коняга, – согласился я.
– Но Белый Дымок быстрее, – сказал Моррис. – Старый Кестер говорил, что он обходил его на скорости в сто миль. Как будто Кестер стоял на месте.
– И ты в это веришь?
– Да! – сказал он с каким-то ожесточением. – Кестер входил в туннель, а Белый Дымок прошил гору насквозь, как стог соломы! Кестер видел, не стал бы он врать.
– По-твоему, никто не врет, когда рассказывает басни, – сказал я. – Послушай, что сочиняют девчонки на галерее. И про мертвецов, и про разбойников, про невидимок и призраков.
– А ты думаешь, ничего такого нет? – спросил Моррис.
– Да, может, и есть, – сказал я, – только…
– Что только?
– Я-то никогда не видал.
– Еще увидишь, – сурово сказал Моррис.
Характер у Морриса нелегкий. Иногда он становится раздражительным, тогда лучше к нему не подходи. Он может сказать что-то обидное. Правда, на другой день будет ходить с виноватым видом, но и тут извиняться не станет. Если понять Морриса, то не стоит обращать внимания на такую чепуху. Разговаривай, как всегда. За это Моррис всегда старается отблагодарить. Он будет кидать за тебя чурбаки в топку, долбить смоляные наросты на поддувале и все выхватывать из твоих рук.
Про спячку я уже говорил. Оказывается, она всегда наступает у Морриса в конце июня. Ничего с ней поделать нельзя. В эти дни Моррис становится мрачным и одновременно мечтательным. Весь уклад идет на перекосяк. Ночью не спится, а днем так и валит на матрац. Проснувшись, он еще поваляется часок и будет донимать Вика все тем же разговором:
– Ну как, черный брат, есть еще курицы во дворе Денниса?
– Есть, мисти сэр, – оживляется Вик.
– Так надо бы того, взять, что ли, одну.
Вик улыбается до ушей и направляется к двери вагончика.
– Постой, угольное создание, ты что же, хочешь украсть?
– Да, мисти сэр. – Вик недоуменно хлопает очами.
– Так разве красть хорошо?
Вик застывает в нерешительности.
– Сначала ты украл себя, потом украл котенка, а теперь хочешь украсть курицу?
Вик окончательно сбит с толку. А Моррис продолжает как бы в полусне:
– Крадут только на Севере, мистер Сажа, а ты еще туда не доехал. Ты помыл тарелки?
– Помыл, мисти сэр, – пищит Вик.
– Теперь помой себя. Помой, грязное чучелко. Может, сойдет чернота, и ты станешь настоящим гражданином. Сам тощий Линкин, будущий президент, поцелует тебя в нос.
Такую беседу Моррис может вести очень долго. Просто ему не хочется вставать, делать ничего неохота. В такие минуты разговор с нашим добрым Виком самое приятное занятие.
В «голубой гостиной» нашего вагончика висит карта железной дороги от Гедеона до самой Короны. Во всем штате это единственная линия длиной примерно в сто пятьдесят миль. Она распадается на две ветки: Гедеон – форт Клер и форт Клер – Корона.
У той и другой ветки разные хозяева. Даже ширина колеи сначала была разная. Корона строила свою дорогу первой и взяла за образец «стефенсоновку», колею Новой Англии. Конечно, Гедеон не желал плестись в хвосте у Короны, он выбрал «пятифутовку», колею чуть пошире. Но тут Гедеон промахнулся.
Паровозы строили на Севере заводы Брукса, Роджерса, Хинкли-Дрюри, Кука-Данфорта. Северяне, конечно, приспосабливали машины к своей «стефенсоновке». Они выпускали паровозы и специально для
