Прихожу по назначенному адресу, старуха проводит меня в помещение, достоинство которого резко контрастирует с кошмаром, царящим вокруг. Кровать красного дерева, довольно опрятная, с зелеными саржевыми занавесками, и нечто вроде подмостков, ярко освещенных и украшенных персидских ковром. Там и стоит девочка-гермафродит. Представьте себе ребенка лет уже тринадцати от роду, совершенных пропорций, ноги длинноваты, но прекрасной формы, также и руки, красивые ступни и ладони. Кожа цвета слоновой кости, водопад эбеновых волос обрамляет лицо чрезвычайной привлекательности. Глаза, похожие на черные маслины, которыми торгуют греки, и широко расставленные, как у козочки, нос короткий, с горбинкой, большой рот с пухлыми губами и превосходнейшими зубами. Гермафродит сидит рядом с большой корзиной, наполненной вещами, которые должны быть приобретены вместе с ним. Старуха не хочет брать ассигнаций, требует золотых монет и называет такую чудовищную сумму, что у меня перехватывает дыхание. В то же время, улыбка, красота и необычность ребенка очаровывают меня. Я приближаюсь, протягиваю руку, чтобы ощутить упругость плоти. Грудки шелковистые, острые и твердые: можно предположить, что они будут великолепны. Живот площе, чем обычно у детей такого возраста, особенно у девочек, всё тело какое-то необыкновенно гладкое и чистое. На безволосом еще бугорке можно различить как будто пушок, скорее намек, но скоро он начнет вовсю пробиваться. Я наклоняюсь, чтобы исследовать щелку, очень четко прочерченную, с губками еще тонкими и бледными. Член длиной не более безымянного пальца заменяет клитор, и под ним я замечаю одно яичко размером не крупнее вишни. Я ввожу палец между половых губ и нащупываю под ними крохотное отверстие.
- Девственность?
- Никогда не было, - отвечает старуха.
- Лунные цветы?
- Пока что обходилось без этого свинства, - отвечает старуха.
Я беру членик двумя пальцами, гермафродит со смехом отворачивается.
- Встает иногда?
- Бывает, - отвечает старуха.
- Может спускать?
- На все Божья воля, - отвечает старуха.
Я раздвигаю маленькие ягодицы, изучаю бледно-лиловую розочку, которая мне кажется нетронутой.
- Не пользовались?
- Никогда, - отвечает старуха.
- Язык?
- Взгляните сами: вы такого не увидите до самого Константинополя.
Ребенок открывает рот. О, небо! Я вижу свежий, кораллового цвета язык, длинный, тугой, изысканный и такой гибкий, что гермафродит может его раздвоить. Этот язык может стать змейкой, трубкой, клыком, кинжалом, канавкой, шилом, присоской, и понимаешь, что он примет любую форму, чтобы тянуть и тянуть сладострастие. При виде его я дрожу, мое нижнее белье намокает, я чуть не лишаюсь чувств. Живо беру себя в руки, начинаю делать подсчеты, торгуюсь, но старая ведьма, которая заметила мое состояние и знает цену вещей, остается непреклонной. Я уступаю. Дорогая Луиза, я не решаюсь назвать Вам сумму, которую мне пришлось заплатить, но описав вам существо, которое я назову Тирезием, я должна перечислить и его гардеробы, один для девочки, другой для мальчика.
Два атласных корсета цвета утренней зари.
Три нижних перкалевых юбки, одна в голубую полоску.
Шесть вышитых сорочек.
Три тюлевых накидки, называемые «лгуньи».
Ночная рубашка из муслина.
Три платья из крупнозернистого шелка цвета голубиной шейки с передом из тафты.
Дамское приталенное пальто цвета парижской грязи.
Две пары кожаных туфель.
Пара домашних туфель из ткани броше.
Шесть пар белых шелковых чулок.
Шляпа-амазонка.
Платяная щетка из слоновой кости. Головной платок из серого шелка.
Большой расписной веер, изображающий Геракла у ног Омфалы. Но также:
Мужское пальто из василькового драпа. Пара мягких сапог.
Бархатные жилеты, из них один с пуговицами в виде цветка. Панталоны из кремовой бумазеи. Панталоны из рыжеватой замши.
Индийский домашний халат и индийские же домашние туфли. Кусок кожи для ног. Зубная марля.
Семь рубашек из тончайшего льна.
Несколько пар чулок, белых и ажурных.
Башмаки из черной кожи со стразовыми пряжками.
Зеленые шагреневые туфли с серебряными пряжками.
Треуголка.
Два ночных головных платка.
Короткое пальто из коричневого драпа с низким воротником.
Муфта из кошачьего меха.
Шесть носовых платков.
Трость с набалдашником в виде мопса.
Никогда бы я не подумала, что подобные вещи можно обнаружить в трущобе Маленькой Польши, никогда и во сне я не представляла себе такого сказочного существа, как Тирезий.
Прибыв домой, я с удовольствием отметила, что гермафродит был весьма хорошо воспитан, опрятно ел, вежливо отвечал на мои вопросы. Он не помнил своих родителей и воспитан был кукловодом, который научил его читать и немного танцевать. Это был, рассказывал он, очень добрый человек, образование у него было лучше, чем положение, и, поскольку ему не хватило любопытства раздеть свою ученицу, он ничего не знал о тайне ее конституции. Полгода назад кукольник умер от удара, только успев поставить свой балаган в Кламаре. Случай свел Тирезия со старухой, которая с первого взгляда заподозрила необычное. Она приютила ребенка, подробно его обследовав, затем в кредит нарядила его и выставила на продажу. Это все, что знал Тирезий. Впрочем, впоследствии я не раз имела случай убедиться, что он врет как дышит. Неважно. До этого еще было далеко.
Я решила вознаградить себя ласками этого чудесного ребенка, но мне в настоящее время не представляется возможным делать крупные долгосрочные инвестиции, и я знаю, что мне, увы, придется с ним вскоре расстаться. Вместо того, чтобы проституировать его вслепую, я решила устроить аукцион, пригласив лишь ограниченное число избранных клиентов.
Как описать Вам, дорогая Луиза, ту ночь, что я провела с Тирезием? Я отослала людей спать и, затворив все двери, зажгла в плошке пламя, отсветы которого только и освещали комнату. У меня еще было шампанское, оставленное Ластансуаром. Тирезию не доводилось раньше пробовать этого напитка, и эликсир сделал кипучим его самого. Мне не доставало пальцев, чтобы исследовать это очаровательное тело, рук, чтобы прижимать его к свой груди, губ, чтобы покрыть его горячими поцелуями. Тирезий отвечал на мои чувства с необыкновенным пылом и не раз показал, что может пользоваться своей двуполостью; ловкость и страсть искупали его застенчивость. Все было трепетанием, биением, замиранием, напряжением, излитием, росой, ручьем, дрожью, вздохом. Я текла повсюду, я снова была молодой, но слезы лились у меня при мысли, что мне придется продать такой нежный и редкий предмет. Чтобы сократить страдание, лучше было не ждать, и на следующий же день я послала предупредить возможных покупателей.
Прежде всего, это были месье и мадемуазель Изамбар - брат и сестра. Они спят друг с другом с юного возраста и, насколько я знаю, у них родилось двое или трое детей, которых они отправили подрастать в деревню, а сами, будучи весьма богаты, живут в большом доме на Шоссе д'Антен - с прошлого года улице
