А поближе к дороге щетинился обгоревший бамбук.
Люди в машине умолкли.
Разве забудешь вас, бамбуковые заросли родных долин! Зелеными изгородями прикрываете вы каждую вьетнамскую деревушку.
Сколько раз вас выжигали дотла, но люди сажали вас снова и снова!..
Сколько раз вырубали вас, но вы поднимались вновь!..
Сколько обломков железа в земле под фундаментом каждого дома!..
Сколько черных слоев золы под корнями каждого дерева!..
В памяти Суана вдруг всплыли картины прошлого… Заброшенные рисовые поля, холодная лунная ночь у форта Тху-кук в сорок седьмом… Покинутая деревня, заросшая травою в рост человека, а в воздухе — запах цветущих апельсинов… Этот запах преследует его до сих пор!
Чего только не довелось испытать людям на нашей земле! И эту землю янки хотят заграбастать? Какая тупость и какая подлость!
Хоа, не отрываясь от баранки, пробормотал:
— Эх, попался бы мне хоть один подбитый янки, я б ему выдал! И все было бы по правилам!
Дык, молча прислушивавшийся к разговору, вдруг вспомнил американского летчика, сбитого в бою у Дой-шим. Он казался великаном в своем широком жестком комбинезоне. На его наголо обритом черепе бросались в глаза низкий обезьяний лоб и оттопыренные мясистые уши. Брови, нависшие над глазами, то грозно хмурились, то растерянно выгибались кверху, толстые ручищи с огромными кулаками неуклюже тянулись «по швам». Летчик — он был в чине лейтенанта — старался держаться высокомерно и невозмутимо, но ему плохо удавалось скрыть терзавший его страх. Когда конвоир повысил голос, он вздрогнул и обернулся, побледнев до синевы, точно приговоренный к смерти. Убедившись, что никто не собирается его убивать, он зашагал дальше…
— Правильно! Всю эту банду реактивщиков перестрелять мало! — сказал Дык, презрительно скривив губы.
«Он прав, — думал Суан. — Каждый ребенок, у которого янки убили родителей, вырастет с незаживающей раной в сердце, в самом сокровенном его уголке. Дома можно отстроить, деревья и цветы — посадить заново, но эти раны никто и никогда не залечит!»
Он вспомнил, как более десяти лет назад французская бомба убила Тхуан и их дочка Май, которой тогда едва минуло три года, осиротела. Ему казалось, что девочка ничего еще не понимает… Как он ошибался! Май уже взрослая, но в характере дочери Суан до сих пор замечает какие-то странные черточки…
Наконец они добрались до переправы. Дождь кончился. Тучи, закрывавшие небо, стали расходиться, заблестели редкие звезды. Ветер не унимался, на реке пенились волны. С другого берега донесся гудок автомобиля, затем скрип тележных колес, стук топоров и визг пил, — должно быть, поблизости работали плотники.
— Черт побери, переправа совсем не защищена, — сказал Виен, оглядываясь по сторонам. — Но здесь здорово поставлено дело — машины идут без задержки и не скапливаются у парома.
Действительно, на берегу было пусто: только два грузовика да их «газик».
Лить, присев на обочине, заговорила с молодой женщиной, эвакуировавшейся в эти места вместе с семьей. Она держала на руках спящего малыша. Трое ребятишек постарше долго клевали носом, потом растянулись между корзинами, не обращая внимания на окрики матери.
— Кхань, Кхань! — звала женщина дочку. — Разбуди их, паром уже подходит!..
— Куда вы идете с детьми, одна?
— Да вот хочу оставить эту троицу у бабушки. Старуха живет на том берегу, недалеко от парома. Здесь спокойнее: пусть побудут, пока не выгоним американцев. Этого заберу с собой, больно он еще мал. А со всеми мне дома не управиться, да и не на кого их оставлять.
— Вы с мужем оба работаете?
— Да, на заводе сельхозмашин. Мой муж раньше служил в армии, потом демобилизовался. А месяц назад снова попросился в солдаты — взял и подал заявление. Только вот о детях беспокоился. Он у меня в месяц больше шестидесяти донгов зарабатывал; вместе с моей зарплатой за сотню переходило — хватало на всех. Теперь будет на пятерых сорок с чем-то, тоже жить можно. Мы с мужем решили, что он должен идти в армию ради наших малышей. У нас здесь было хоть десять лет мирных, а каково людям на Юге… Ну, вот и паром. Кхань, Кхань! Да встань же ты!
Дети никак не просыпались. Лить погладила их по головкам и взяла одного на руки.
Паром причалил к пристани. Пока одни машины скатывались на берег, а другие въезжали по бревенчатым сходням, женщина расталкивала детишек:
— Вставайте! Вставайте, маленькие!
— Не волнуйтесь! Позвольте, мы отнесем малышей на паром, — предложили Суан и его спутники.
Они быстро подхватили ребятишек и разобрали коромысла с корзинами.
— Вот спасибо, — обрадовалась женщина, — без вас, товарищи, мне бы не управиться… Кхань, ты не спишь? Проснись-ка и иди сама!
Но девочка, обхватив Суана за. шею, только уткнулась головой в его плечо.
Паромщики сбросили штаны и рубашки и, оставшись в одних трусах, взялись за канат. Паром отчалил от берега и медленно выплыл на середину реки. Стремительное течение ударило в борт, и казалось, будто паром, замедлив ход, остановился, хотя все ехавшие в машинах помогали перетягивать канат.
— Ну, если сейчас явится «джонсон»,[10] быть беде, — улыбнувшись, сказал Виен, выразив этими словами общую тревогу.
Двое паромщиков, стоявшие рядом с Суаном, дышали отрывисто и тяжело. Суан усмехнулся, слушая, как они болтают, едва успевая перевести дух:
— А ты обратил внимание… на тот военный автобус?.. Помнишь… в нем девушки ехали?..
— Ну…
— Это был ансамбль…
— Что ж ты мне сразу не сказал?.. Заставили б их спеть, иначе бы не повезли.
Где-то далеко отсюда забили тревогу.
— Скорей, ребята!.. Товарищи, если появятся самолеты, всем немедленно лечь на палубу; не бегать, не суетиться! — крикнул командир парома, снимая с плеча винтовку.
Все сразу смолкли — слышалось только хриплое дыхание паромщиков да поскрипывание каната. Тяжело груженный паром пересек быстрину и стал приближаться к берегу. Стук барабанов и трезвон, возвещавшие тревогу, раздавались все ближе и ближе, наконец совсем рядом, у контрольного пункта на пристани, гулко зазвенели удары об рельс. Люди тревожно смотрели на придвигавшийся из темноты причал: «Пронесло!.. Еще немножко, узкая полоска воды…»
Внезапно раздавшийся рев самолета заставил всех прыгнуть с парома в воду.
— Спускай сходни! — надрывался командир парома. — Машины, съезжайте на берег!.. Спокойно, ребята!.. Машины, съезжайте!.. Съезжайте!..
На берегу захлопали винтовочные выстрелы. Все озарилось вдруг мертвенно-желтым светом. Суан увидел свою и девочкину тень, отпечатавшуюся на песке. Он чувствовал, как неистово колотится сердце ребенка.
— Не бойся, малышка. Все будет в порядке.
Девочка еще крепче обняла его за шею.
Снова вспыхнули ракеты, выхватив из темноты берег и кусок реки. Лить и Дык, каждый с ребенком на руках, спотыкаясь, бежали сзади. Суан обернулся:
— Лить, давайте мне ребенка!
— Ничего…
Они едва успели перебежать через песчаную отмель, как самолет начал пикировать. Вой мотора разрывал барабанные перепонки. На берегу затрещала пулеметная очередь.
Суан, прижав к себе девочку, бежал вдоль берегового обрыва. Он ясно видел языки пламени, вырвавшиеся из пущенных с самолета ракет. Мгновение спустя завыли несущиеся к земле бомбы.
— Мимо!
