труба иерихонская. Могучий он демагог и шут в то же время. Путаник! Вынь да положь ему сейчас же коммунистическое общество.
Приближался вечер. Шапперу становилось все хуже. Лицо его покрылось испариной, волосы слиплись, одышка мешала говорить. Маркс приподнял его на подушках.
— Тебе пора отдохнуть. Может быть, позвать жену? — спросил он заботливо.
— Обожди. Мне скоро предстоит бесконечный отдых, который будет длиться тысячи лет. Что ж, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Смешно печалиться о том, чего нельзя изменить. Скажи всем друзьям, Маркс, что я остался верен нашим принципам. Я не теоретик. Во время реакции мне приходилось много трудиться, чтобы прокормить семью. Я жил, тяжело работая, и умираю пролетарием.
Маркс вышел из домика, где в философском спокойствии ждал своего конца Карл Шаппер. Вместе с чувством режущей печали он испытывал невольную гордость оттого, что в партию коммунистов входили такие чистые, простые и цельные люди, как тот, с кем он только что простился навсегда.
Прежде чем свернуть в сторону своего дома на Мэйтленд-парк-род, Маркс вспомнил о письме, в котором больной тифом немецкий изгнанник, публицист Боркгейм, просил его зайти. Как ни был он утомлен и подавлен, но заставил себя проведать соотечественника.
Маркс был необычайно внимателен и заботлив к людям, которых ценил. Как бы ни был он занят и поглощен делом, чувство человечности, обязательное между людьми, перевешивало в его душе, и он устремлялся выполнить долг дружбы и товарищества.
Вернувшись домой после посещения больных, Маркс до поздней ночи писал письмо в Манчестер Энгельсу. Заканчивая рассказ о встрече с Шаппером, он добавил: «Все истинно мужественное, что было в его характере, снова проявляется теперь отчетливо и ярко». О Боркгейме, который принимал деятельное участие в революции 1848 года и после этого вынужден был жить в изгнании, Карл так же подробно сообщал другу.
«Английский врач — один из здешних больничных врачей — до этого предсказал и теперь повторяет, что надеется и даже уверен, что на этот раз он отделается, но что если Боркгейм не откажется от своего сумасшедшего образа жизни, он не протянет более года.
Дело в том, что Боркгейм с 41/2 или с 5 часов утра до 9 с яростью занимается русским и повторяет это с 7 часов вечера до 11. Ты знаешь, как он полемизирует с богом и чертом и хочет непременно сделаться ученым, с тех пор как обладает недурной библиотекой.
Доктор требует, чтобы он, по крайней мере, на два года прекратил все занятия,
…Выглядел он чертовски fatigue[34] и худым. Я ему сказал, что ты, пока был связан службой лишь very moderately[35], занимался другими вещами. Сделал это намеренно, так как знаю, что он питает к тебе большое почтение. Когда я вернулся в гостиную к его жене, я рассказал ей о нашем разговоре. Она сказала, — и я обещал ей, с своей стороны, необходимое содействие, — что ты сделаешь ей величайшее одолжение, если напишешь ее мужу. Во- первых, его особенно порадует такое внимание с твоей стороны, а во-вторых, на него подействует, если ты ему посоветуешь не губить себя extrawork[36].
По моему мнению, Боркгейм в данный момент вне опасности, но он должен быть очень осторожным…»
На следующий же после прощания с Марксом день, в девять часов утра, Карл Шаппер умер.
«Ряды наших старых товарищей сильно редеют, — писал с горечью Энгельс Марксу, узнав об этой кончине, — Веерт, Вейдемейер, Люпус (Вольф), Шаппер, — но ничего не поделаешь, a la guerre comme a la guerre»[37].
Заботясь о других, Маркс мало думал о своем здоровье и, вернувшись под дождем от больного Борктейма, схватил простуду. Дочери решительно запретили ему выйти из дому и отправиться на заседание Генерального совета. В этот вечер вся семья собралась в кабинете Маркса. Ко дню его рождения врач Кугельман из Ганновера прислал ему в подарок два ковра из рабочей комнаты Лейбница, купленные с аукциона после того, как дом этого великого математика был сломан. На одном из ковров был выткан довольно уродливый старик, очевидно Нептун, барахтавшийся среди волн, на другом — толстая Венера и амуры. По мнению Маркса и его близких, все эти мифологические сюжеты были выполнены в весьма дурном вкусе эпохи рококо, столь излюбленной при дворе Людовика XIV. Но зато тогдашняя мануфактурная работа отличалась завидной добротностью. После долгих обсуждений Карл решил-таки повесить оба ковра на стенах своего кабинета ввиду своего преклонения перед гением Лейбница.
Война! Июльским ясным днем весть о ней промчалась над миром, как похоронный колокольный звон.
Четыре года правительство Наполеона III готовило войну с Пруссией, хвастливо объявляя о мощи имперской армии. В действительности режим Луи Бонапарта стремительно разлагался, и это пагубно отражалось на французском войске. Нападение Франции на Пруссию вызвало естественный подъем патриотических чувств во всех германских государствах. Они усиленно помогали Пруссии, у которой было несколько хорошо организованных армий. Французы терпели поражение за поражением. В тылу страны в Париже было неспокойно. Огюст Бланки, бежавший из тюрьмы в 1864 году и проживавший в Бельгии, тайно вернулся в Париж и поднял вместе со своими приверженцами восстание против Бонапарта. Однако и в этот раз бланкисты потерпели поражение.
В самом начале войны Маркс обратился с воззванием от имени Генерального совета ко всем рабочим мира.
«Английский рабочий класс, — заканчивается воззвание, — протягивает руку дружбы французским и немецким рабочим. Он глубоко убежден, что, как бы ни кончилась предстоящая отвратительная война, союз рабочих всех стран в конце концов искоренит всякие войны. В то время как официальная Франция и официальная Германия бросаются в братоубийственную борьбу, французские и немецкие рабочие посылают друг другу вести мира и дружбы. Уже один этот великий факт, не имеющий себе равного в истории, открывает надежды на более светлое будущее. Он показывает, что в противоположность старому обществу с его экономической нищетой и политическим безумием нарождается новое общество, международным принципом которого будет —
Фридрих Энгельс пристально изучал все сводки и сообщения с фронта. Он писал в это время военные обзоры для одной из лондонских газет. В этих статьях с новой силой и блеском проявился его врожденный талант полководца и стратега, тем более проницательного, что к военной науке он применил метод исторического материализма. Энгельс предрек, сопоставив все факты, неизбежность разгрома французской армии под Седаном. Пророчество его сбылось с разительной точностью. Тотчас же после Седанской катастрофы 2 сентября французская армия в составе 82 тысяч солдат, офицеров, генералов
Предвидение Энгельса снискало ему несокрушимый авторитет и восхищение друзей и соратников.
Маркс писал другу: «Если война продолжится некоторое время, ты будешь скоро признан
Женнихен, старшая дочь Маркса, назвала Энгельса «Генеральным штабом». С той поры прозвище «Генерал» прочно утвердилось за Энгельсом до самого конца его жизни.
Спустя два дня после сдачи Луи Бонапарта пруссакам во Франции была объявлена республика. О свержении Второй империи и провозглашении республики Карлу Марксу телеграммой сообщил член Интернационала — журналист Шарль Лонге.
Луи Бонапарт, заклейменный вечным позором в «Восемнадцатом брюмера» Карла Маркса, пал.
«Военный заговор в июле 1870 года является только исправленным изданием coup d'etat[38] в декабре 1851 года… Вторая империя кончится тем же, чем началась: жалкой пародией…» — предсказал Маркс в воззвании Интернационала о франко-прусской войне.
