Маркс зорко вглядывался во все происходящее в Европе и подмечал признаки быстро приближающейся революционной бури. По всей Западной Европе углублялся торгово-промышленный кризис. Он особенно тяжко отразился на жизни рабочих и ремесленников Англии, Германии и Франции. Мелкие и средние предприниматели вынуждены были закрывать свои предприятия и увольнять рабочих. Безработица увеличивалась с каждым днем. Год 1847-й был неурожайным в Европе, и нищета душила бедняков Начался голод и с ним — болезни. От тифа вымирали целые селения в Германии и Франции. Цены росли. Наживались купцы и капиталисты, погибали неимущие. Вспыхивали голодные бунты. Народ громил булочные.
В больших промышленных городах происходили стачки, чреватые восстаниями. Энгельс сообщал из Франции: «Здешние рабочие острее чем когда-либо ощущают необходимость революции и притом гораздо более радикальной и основательной, чем первая… И когда придет время, когда столкновение между народами и правительством станет неизбежным, — они вмиг окажутся на улицах и площадях, они разроют мостовые, перегородят улицы омнибусами, телегами и каретами, забаррикадируют все переулки, каждый узкий тупик превратят в крепость и двинутся, сметая все на своем пути, от Бастилии на Тюильрийский дворец».
Маркс и Энгельс не сомневались в близости демократической революции в Западной Европе. Они старались скорее и крепче сколотить революционную партию рабочего класса.
Союз коммунистов в Брюсселе основал много просветительных кружков. Они должны были вести пропаганду политических идей, вовлекать новых членов, а также расширять знания рабочих, учить малограмотных чтению и письму, устраивать библиотеки.
«Немецкое рабочее общество», секретарем которого был Вольф, собиралось вечерами по средам и воскресеньям. В среду занимались обычно вопросами повседневных нужд рабочих и членов союза в частности. По воскресеньям бывали еженедельные обзоры политических событий, после которых члены общества пели, декламировали стихи и развлекались играми.
Рабочее общество нанимало для своих собраний большой светлый зал на первом этаже гостиницы «Лебедь». Кроме мужчин, членов общества, которых было не менее ста человек, в зале находилось обычно почти столько же женщин. Все чувствовали себя совершенно непринужденно.
Председатель общества Карл Валлау занимал место за столом на возвышении и призывал к началу собрания звонком в колокольчик.
Стихали говор, шутки, смех, и заседание начиналось.
В зале были люди разных национальностей. Кроме немцев, французов, итальянцев и бельгийцев, приходили поляки. В Брюсселе жил признанный вождь польской демократии, видный историк, Иоахим
Лелевель, один из самых смелых революционеров демократического крыла польской эмиграции.
Еще во время восстания 1830 года он выделялся среди тех, кто поднял знамя борьбы. Его боялись аристократы сейма. Лелевель критиковал узость взглядов шляхты и понимал, что восстание не было ни национальной, ни социальной революцией. Оно ничего не несло народу,
Лелевель призывал к оружию всех поляков без исключения, он требовал прав для всех национальностей, населяющих Польшу, добивался наделения крестьян землею. Он хотел превратить борьбу за независимость в войну за свободу, которая охватит всю мрачную, консервативную Европу. Нужды всех народов интересовали его не меньше, нежели народа польского. И, приближаясь к 60 годам, живя в изгнании в Брюсселе, Лелевель нисколько не постарел духом.
Обычно выступая с речью, Вильгельм Вольф занимал место за деревянной конторкой с правой стороны возвышения. Он говорил ровным, несколько приглушенным голосом. Несмотря на то, что Вильгельм не прибегал ни к каким ораторским ухищрениям, его речи увлекали слушателей. Не только простота изложения заставляла столь многолюдное и различное по составу собрание слушать его с неослабевающим вниманием. Вольф обогащал слушателей знаниями, фактами. Иногда он улыбался, и тогда лицо его молодело, становилось каким-то просветленным. Разглаживались морщинки на лбу, сияли глаза, и вся его душа, жаждущая добра и счастья для всех в мире, открывалась в улыбке.
Вольф рассказывал о том, что происходит в эти дни в Ирландии, помогал разобраться, в чем состоят социальные противоречия во Франции и в чем двуличие германского правительства; зачем пытается прусский король столкнуть рабочих с богачами; он объяснял собравшимся, что дал английским работницам и подросткам закон о 10-часовом рабочем дне, принятый парламентом в результате многолетней упорной борьбы.
Энгельс совместно с Марксом организовал местную общину Союза коммунистов, председателем которой был избран Маркс.
В конце сентября, когда воздух Брюсселя особенно прозрачен и на аллее Луизы ветер срывает и кружит листья лип, кленов и каштанов, таких же золотисто-красных, как покатые черепичные крыши строгих и узких домов, Карл уехал в Голландию. Здесь он должен был получить свою долю наследства после смерти одною из родственников матери.
Фридрих остался в Брюсселе. Как-то утром он неожиданно получил приглашение на банкет. Чтобы отвлечь подозрения полиции, революционеры собирались для деловых встреч и пропаганды под предлогом банкетов в специально нанятых залах гостиниц или трактиров.
Адальберт фон Борнштедт не скрывал больше своего недовольства «Рабочим обществом» и особенно деятельностью в нем Маркса и Энгельса. Предоставив Марксу газету, он не предвидел, что из этого получится. Маркс и Энгельс с его помощью разожгли неугасимый огонь действенного коммунизма!
Адальберт и кое-кто из немецкой колонии — зажиточные люди и умеренные демократы Зейлер, Гейльберг и другие, обиженные тем, что на них не раз обрушивались Маркс и Энгельс за их политическое непостоянство и колебания, — решили подвести подкоп под «Рабочее общество», создав другое, благонамеренное и чинное, и тем самым ослабить влияние Маркса.
Борнштедт впал в уныние, и бесстрастное лицо его, похожее на гипсовую маску, еще более вытянулось. Впервые не удалось ему обвести вокруг пальца нужных людей. Не только издаваемая им «Немецкая брюссельская газета» ушла из-под его надзора, но и в «Рабочем обществе» он не сумел приобрести никакого влияния. Тщетно желая заручиться доверием и стать своим, он подарил «Немецкому рабочему обществу» 26 книг для библиотеки и 27 географических карт. Рабочие приняли дары с благодарностью, но и только. Они не избрали его за это в почетные члены, не сделали руководителем союза.
Наоборот, чем больше старался нравиться рабочим Борнштедт, тем сильнее вызывал он у них недоверие и настороженность.
Кандидатура Борнштедта при вступлении в «Рабочее общество» должна была обсуждаться по докладу Карла Валлау, наборщика издаваемой им газеты точно так же, как и любого столяра, каретника или другого ремесленника. Адальберт был взбешен. Объединив недовольных, он решил нанести удар в спину общества. Он дождался отъезда Маркса в Голландию и начал действовать.
Вскоре стало известно, что Борнштедт предполагает организовать международную «Демократическую ассоциацию», чтобы ослабить влияние «Рабочего общества» на бельгийских и немецких тружеников. Однако Энгельсу, В. Вольфу, К. Валлау удалось вовремя пресечь интриги Борнштедта. Большинством голосов почетным председателем «Демократической ассоциации» был избран прославленный участник бельгийской революции 79-летний генерал Меллине. Действительным же главой международной организации стал Энгельс. За него единогласно проголосовали поляки, швейцарцы, голландцы, немцы, итальянцы, бельгийцы.
Так провалились интриги прусского агента Борнштедта.
По случайному стечению обстоятельств на другой день после выборов фон Борнштедт принимался в члены «Рабочего общества». Вот что рассказал об этом Энгельс в письме Марксу от 30 сентября 1847 года:
«…Речь зашла о приеме Борнштедта… Первым встал Гесс и предложил Борнштедту два вопроса относительно собрания в понедельник. Борнштедт в ответ на эти вопросы отделался ложью, а Гесс был настолько слаб, что объявил себя удовлетворенным. Юнге напал на Борнштедта лично по поводу его выступления в обществе… Выступали еще многие другие. Одним словом… Борнштедту пришлось пройти
