дыхание, – а тут какое-то ралли! Они не знают, что такое эта, мать ее, Саха! Она их всех засахатит, – он разразился сиплым смехом, – Лена, мать ее, как из берегов выйдет... река строптивая... Ей на все плевать – люди, хозяйство, скот... А они ра-алли...
Мужик торжествовал. Очевидно, натурфилософия с элементами дидактики была его коньком. Он витийствовал еще минут пятнадцать, приводил примеры, проводил аналогии, делал широкие обобщения.
Егор его не слушал. Водитель же, увлекшись потоком собственного красноречия, не замечал его равнодушия. Он сам бурлил и пенился, как река в период половодья.
– А знаешь, куда впадает? – повернул голову мужик.
Егор нахмурился.
– То-то, – вздохнул словоохотливый водитель, – в море Лаптевых. Это тебе не Черное море, это, брат, почище Антарктиды!
Далее мужик разразился панегириком морю Лаптевых.
«А вдруг они уже там? – размышлял Егор. – Значит, все мытарства – понапрасну?»
Егор вспомнил свой сон. Вещий сон!
Водитель разошелся не на шутку. Егор краем глаза следил за его шевелящимся ртом и тут вдруг до него долетел отзвук вертолетного рокота. «Только этого еще не хватало!» – поморщился Егор.
Шум приближался.
– Ишь, разлетались, – качнул головой мужик, – властелины гребаные!
Он пригнулся, заглядывая вверх. Егор тоже смотрел в небо, наклонившись вправо, уперевшись щекой в стекло. Вертолета видно не было, но о его неумолимом присутствии говорил противный, затягивающий в воронку тревожного предчувствия звук.
Проехав около двухсот метров, водитель и пассажир грузовика увидели винтокрылую машину, чуть наклонно рассекавшую воздушное пространство над тайгой.
Конечно, из вертолета не могли видеть, кто находится в кабине грузовика, но Родионов инстинктивно отпрянул от окна. Его рука нащупала в кармане холодную сталь пистолета.
Егор не разглядел бортового номера, но почему-то решил, что это тот самый «Ми-8», на котором его вывозили из тайги. Винтокрылая машина слегка накренилась и, изменив направление, пошла в сторону Мирного.
Глава 28
Вилен Михайлович с трудом дождался, когда заснет Родионов. Егор долго ворочался. Но Яковенко привык ждать. Теперь, когда звериное чутье подсказывало ему, что до заветного клада было рукой подать, он готов был всю ночь пролежать, дожидаясь, пока уснет его попутчик. Он бы и несколько ночей пролежал, прикидываясь спящим. Даже выпитый самогон не мог его сломить. Он слушал неровное дыхание Егора, которое постепенно все же стало успокаиваться. Когда дыхание окончательно выровнялось и Егор засопел, Яковенко выждал еще минут двадцать и откинул старое лоскутное одеяло.
Пашка давно уже спал. Мягко ступая в шерстяных носках по застеленному шкурами полу, Яковенко- старший на ощупь двинулся туда, где Родионов положил свои штаны. Это место Яковенко приметил, еще когда в комнате не потушили свет. Теперь он двигался медленно, но уверенно к этому месту.
Подняв штаны, он сунул руку в карман, и тут же его рука наткнулось на что-то мягкое. Осторожно вытащив лоскут, он сунул его за пазуху и принялся проверять карманы дальше. Он был почти уверен, что то самое, что ему необходимо, уже у него, но все же нужно было еще раз убедиться.
Обыск занял не больше десяти минут. Больше ничего, что могло бы его заинтересовать, в карманах он не обнаружил. Аккуратно сложив штаны, Вилен Михайлович на цыпочках вышел в сени. Достав лоскут из-за пазухи, чиркнул спичкой. Есть! Без сомнения, он держал в руках план местности. Крестиком помечено место, где зарыты алмазы. Теперь он будет богат. Как саудовские шейхи, сидящие на морях нефти! Как султан Брунея!
Догоравшая спичка обожгла пальцы. «Черт!» – Яковенко выпустил скрюченный огарок из рук.
Когда первая волна эйфории прошла, Вилен Михайлович принялся размышлять. Мелькнула мысль – снять с плана копию, а карту вернуть на место. Потом расстаться с попутчиком, который теперь уже ему не нужен, и первым добраться до клада. А вдруг Родионов его опередит?! Нет, этого допустить нельзя. Пусть он знает, что карту мы у него вытащили. Хрен с ним. Когда мы доберемся до алмазов – это уже не будет играть никакой роли. К черту сантименты и сопливые размышления о морали. Мораль придумали люди, стоящие у власти. Чтобы защитить свои деньги и свое положение. К тому же если не возвратить карту, то остается шанс, что Егор вообще не найдет место, где спрятаны алмазы.
С благоговейным трепетом Вилен Михайлович положил кусок старой кожи себе на грудь и прижал обеими ладонями. Постояв так несколько секунд, он вернулся в избу. Прислушался. Ровное дыхание, раздававшееся с половины хозяйки и с места, где расположились гости, говорило о том, что все спят. Яковенко склонился над сыном. Прикрыв ему рот ладонью, начал его тормошить. Почувствовав, что тот очухался, прислонился губами к его уху.
– Пашка, вставай, только тихо! Уходим, – жарко прошептал он.
Пока Пашка протирал глаза, Вилен Михайлович собрал одежду и вынес в сени. Вернулся назад, чтобы поторопить сына. Но тот уже поднялся. Они вместе прокрались в сени и принялись одеваться. Рюкзаки стояли здесь же в сенях, рядом на крючке висел «зауэр».
– Сколько времени? – Пашка одевался словно во сне, он еще окончательно не проснулся.
– Какая разница? – Вилен Михайлович даже не посмотрел на часы. – План у меня, понял ты или нет?
– Ну? – До Пашки постепенно доходил смысл сказанного отцом.
Они надели полушубки, помогли друг другу нацепить рюкзаки и крадучись, аки тати в ночи, вышли из избы. Вилен Михайлович осторожно прикрыл за собой входную дверь.
– Вперед, Паша, – бодро проговорил он, набрав в легкие побольше воздуха, – нас ждут великие дела.
Перекинув ремень двустволки через шею, он быстро зашагал по слабо скрипящему снегу. Пашка едва поспевал за ним. У него болела голова.
– Куда торопиться, – недовольно буркнул он, догнав отца, – если карта у нас?..
– Боюсь, что этот путешественник, мать его, запомнил схему. Нужно его опередить.
– А может, его того?.. – предложил вдруг Пашка.
– Тогда и старуху придется замочить, – Вилен Михайлович замедлил шаг, переваривая Пашкино предложение. – Нет, – вскоре ответил он, – кипеж поднимется. Искать нас будут. А так – мы чистенькие. Он сам в бегах, в милицию не сунется. Мы его на несколько часов опередим. Если даже он место найдет, будет уже поздно.
Вилен Михайлович прибавил шагу.
– А старуха чуть меня не раскусила, старая карга, – пожаловался он сыну. – Надо же, память какая! Столько лет прошло, а запомнила меня, сука. Еще бы немного, и хана. Плакали бы тогда наши камушки. А этот дурень даже ничего не заподозрил.
Пашка шел молча, сопя в две дырочки. Он все еще сильно сомневался, что вся эта отцовская затея с алмазами закончится удачно. Но сейчас, кажется, что-то сдвинулось.
– Покажи карту, батя.
– Не сейчас, – отмахнулся он, – вот сделаем привал, тогда...
– А далеко идти-то?
– Километров семьдесят, – легко, словно говорил не о километрах, а о метрах, произнес Вилен Михайлович.
Пашка чуть не сел от неожиданности.
– Сколько, сколько? – потерянно переспросил он.
– Может, семьдесят пять, – поправился отец, – я уже не помню. Ходил-то я здесь летом.
– Ты что же, думаешь пешком до места добираться?
– Может, попутку поймаем, – успокоил его Вилен Михайлович. – А нет, так пешком пойдем. За такие деньги, Паша, можно и походить немного.
– На хрена мы машину бросили? – ныл Пашка. – Могли бы на колесах добраться.
