Отец Василий снова начал обсуждать с Санькой возможные действия, но оба пришли к выводу, что просто не знают, что делать. Вдобавок Саньку сильно тревожила перспектива снова попасть в руки ребят из области.
– Вам, батюшка, проще, – шептал он. – На вас мокруху никто вешать не станет. А мне туда никак нельзя. И Сереге нельзя, хотя он и козел порядочный...
– Кто козел?! Я?! – громко возмутился Сережа. – Да я, если...
Санька быстро сунул Якубову-младшему под дых и, было слышно, зажал ему рот рукой.
– А это что за кляча? – тихо, но отчетливо прозвучало снаружи.
К цистерне явно кто-то подошел, и очень близко. Слишком близко.
– Кобыла попова, Виталий Сергеевич, – ответил кто-то. – Торчит здесь как привязанная. Я уж и отогнать пытался, так она меня чуть не затоптала!
– Не умеешь ты, Махно, с кобылами обращаться, – усмехнулся Виталий Сергеевич. – Смотри, как надо... А ну, пошла!
Послышался звучный шлепок, почти сразу за этим угрожающий всхрап и отчаянный, на всю округу, вопль:
– А-а-ах!!! Ты... сука! Она меня укусила! Ты видел?! Ну, я тебе покажу!
– Не надо, Виталий Сергеевич! – кинулся уговаривать своего начальника второй. – А ну как поп где-то поблизости? Демаскируемся к чертовой матери!
Было слышно, как Виталий Сергеевич, почти не сдерживаясь, шипит от боли и унижения.
– Ладно, пусть стоит... – хрипло разрешил он Стрелке торчать возле цистерны. – Я с ней потом поквитаюсь!
«Я тебе поквитаюсь, козлина! – мысленно пообещал отец Василий. – На мою Стрелушку он будет руки поднимать! Как там тебя звать – Виталий Сергеевич? Вот и ладненько...»
Собеседники начали удаляться, и Санька помаленьку снял свою ладонь с Сережиного рта.
– Я тебя, Сережа, не за то ударил, что ты козел, это и так понятно, а за то, что разговариваешь громко, – тихо, но серьезно пояснил Санька. – А нам этого нельзя. Должен понимать, если хоть капелька мозгов осталась...
Сережа обиженно засопел.
Когда наконец наступило-таки утро, воздух помаленьку прогрелся и начал втекать в цистерну, но вот беда: весь повисал где-то вверху, под округлым нержавеющим потолком. А внизу, там, где они сидели, по-прежнему было свежо и прохладно.
Некоторое время после рассвета отец Василий еще ворочался: по привычному для него распорядку дня именно сейчас начинались приготовления к утренней службе. Но время шло, и он сумел себя перебороть, помолился и уснул, чтобы проснуться лишь к обеду, да и то не по собственной воле.
– Батюшка, слышишь? – толкал его Санька.
Отец Василий подскочил и прислушался.
– А мне плевать, что вы на задании! – далеко-далеко раздавался звонкий Ольгин голос. – Я вас к себе не приглашала!
«Оленька! Что ты делаешь?!» – чуть не закричал отец Василий и сразу понял, что жена поступает абсолютно правильно. Без формального предъявления обвинения ни о какой засаде не могло быть и речи. А значит, их можно гнать – лишь бы ей хватило духу и настойчивости.
Ей что-то пробубнили в ответ, но Ольга не сдавалась:
– Вон! Кому сказано, вон! Мне еще легавых в доме не хватало!
Санька тронул священника за плечо и наклонился к его уху.
– Изгнание ментов из храма, – тихонько хохотнул он. – Слышь, батюшка, откуда матушка Ольга этого набралась?
Отец Василий непроизвольно улыбнулся, но быстро взял себя в руки.
– Не смешно, – попытался изобразить он укоризну, но не выдержал и тоже рассмеялся.
Голоса удалились, видимо, парней из облУВД отогнали-таки от крыльца, а через полчаса откуда-то потянуло запахом блинчиков. Мужики дружно, почти синхронно сглотнули.
– У нас в детдоме повариха была, тетя Шура, – тихо сказал Санька. – Все другие от нас к себе в дом таскали, полные сумки, а она наоборот: к нам из дома... А по воскресеньям блинчики пекла... Вкусно! Вот как сейчас...
– А у меня мама гуся здорово готовит, – вздохнул Сережа. – Поставит на стол, возьмешься за ногу, надломишь, а оттуда жир... так и течет. А аромат!
– Я тоже гуся ел, – небрежно поставил в известность этого зазнайку Санька. – Мы в армии на учениях украли одного в деревне... Прямо в перьях запекли... А кожу молодым отдали.
– В перьях?! – возмутился Сережа. – Варвары! Кожица – это же самое вкусное!
Отец Василий с шумом втянул слюну в себя. Эти сопляки еще не пробовали Ольгиных щей! А уж как она готовит баранину с зеленью! Конечно, барашек должен быть молодой, у него и жир совсем другой, и мясо... Агнец, одним словом. И такой, зараза, нежный, такой нежный! Так и тает во рту! Только зелени должно быть действительно много...
Запах блинчиков стал совершенно невыносимым.
– Махно! – услышали они во дворе чей-то голос. – Держи деньги, давай дуй к этому шашлычнику. Знаешь, там, возле стоянки? Мне, короче, две, нет, три возьмешь...
Залегшую с вечера засаду явно проняло тоже.
Послышался звон оцинкованных ведер, и к цистерне быстрым шагом подошла попадья.
– Стрелушка моя! – ласково обратилась она к кобыле, поставила ведра на землю и заглянула в горловину. – Саша, ты здесь?
– Да, тетя Оля! – радостно откликнулся Санька.
– Держи, я тебе блинчиков принесла.
– А мне? – басисто спросил отец Василий.
– Миша? – оторопела попадья. – А ты что здесь делаешь?
– Ты же видела, кто у нас гостюет... Вот я и сторожусь.
Ольга вздохнула. Она все поняла.
– Там двое в летней кухне сидят, двое за сараем, а те, что я выгнала, за домом в теньке. Эти самые опасные, так и шастают, все что-то вынюхивают! Ладно, держи блины, я еще принесу.
– Только, Оленька, – вспомнил про Сережу отец Василий. – Нас здесь трое. Катин брат тоже с нами. Кстати, как там Катерина?
– Да нормально все, – отмахнулась Ольга, отпрянула от цистерны и принялась болтать в ведрах какие- то помои. Разболтала и с размаху плеснула в овраг.
Со дна оврага раздался негромкий, но отчетливый мат.
– Ой, извините, не заметила! – смутилась попадья, подхватила ведра и умчалась в дом.
Где-то метрах в пяти-шести от цистерны, на дне оврага, что-то недовольно проворчали вслед. Мужики затаились. Похоже, что в овраге вынюхивал улики один из тех двоих, о которых говорила попадья.
– Где там блинчики? – раздался тихий, но настойчивый Сережин голос.
– М-да... родственников не выбирают, – печально проронил Санька, а отец Василий укоризненно вздохнул и принялся на ощупь считать блины, чтобы всем досталось поровну.
Чуть позже Ольга пришла еще раз, но теперь принесла и здоровенный кусок отварной говядины, и две буханки хлеба, и лука. А потом потянулся долгий, наполненный почти бессмысленным ожиданием день. Памятуя о холодной и бессонной ночи, мужики старались выспаться, и это понемногу получалось, хотя не без проблем.
На лежащего посередине Саньку вечно наваливались скатывающиеся с приподнятых металлических краев общей «постели» отец Василий и Сережа, отчего бедному лейтенанту начинали сниться кошмары, и время от времени он подскакивал весь в холодном поту. Из сострадания к юному рубоповцу они попытались расположиться поперек цистерны, но тогда ноги оказывались задранными вверх, и от этого начинало ныть под коленями. Так что, когда наступил вечер, все были уже на пределе от длительной борьбы за сон и
