– Я знаю, – согласился Санька. – Да только я вот что думаю, возьми мы его тогда, и все было бы понятнее...
– Молодежь... – покровительственно похлопал Саньку по спине Макарыч и повернулся к священнику: – Все в мечтах, все в фантазиях... А давно бы пора обеими ногами на земле твердо стоять.
Он снова повернулся к Саньке и усмехнулся.
– Знаешь, Санек, присказку: если бы да кабы, то во рту росли грибы... Не надо мечтать о невозможном, у нас с тобой реальных дел по горло.
– Я помню, – с горечью в голосе откликнулся лейтенант. – Нам с вами в первую очередь надо от дела на шее избавиться. А то вот уедет полковник Багрянский, и отправят нас втихую в Коми-Пермяцкий округ лес валить...
Отец Василий и Ольга смогли вырваться домой только после двух ночи, да и то лишь благодаря помощи Евгении. Жена Романа сама сходила к охране, сама переговорила с шофером и сама аккуратно вывела супружескую чету со двора, дабы они вновь не нарвались на нетрезвое навязчивое гостеприимство ее мужа.
И уже потом, когда их привезли, а Олюшка, раз десять, наверное, извинившись перед соседкой за изрядную задержку, пошла провожать ее до дома, отец Василий подумал, что для нормальной жизни надо совсем немного: просто преодолеть в себе ненависть и позволить любви поселиться в сердце. Так, как это сделали после двадцати трех лет ненависти Роман и Макарыч.
На следующий день Санька с Катей подали заявление в загс, и дни потекли так, как им и положено течь: в мире и взаимопонимании. Отец Василий окончательно восстановил свой нормальный рабочий график, вплоть до посещения районной больницы, и с удовлетворением констатировал, что никаких «дыр» более не осталось и можно, пожалуй, подумать о том, чтобы сходить с Олюшкой и Мишанькой на пляж – погода позволяла.
Тогда-то к попу и приехали из Софиевки. Священник давно уже хотел навестить тамошних мирян; он понимал, что поразившая поволжскую деревню нищета местами слишком глубока и те же старушки просто не могут позволить себе съездить в район, чтобы помолиться так, как этого просит изголодавшаяся душа, – в храме. Но все как-то откладывал это богоугодное дело на потом. И теперь, когда его навестила жена тамошнего бывшего председателя совхоза, он понял, что далее уклоняться от исполнения своего долга просто не может.
– Как раз еще и сорок дней завтра Артему Степановичу будет, – подлила масла в огонь жена бывшего председателя. – Люди будут очень рады, если вас увидят...
Священник невольно поморщился. Он знал, что софиевские жители глубоко чтут своего преставившегося земляка, талантливого администратора, кстати, единственного в Софиевке, кто смог «выбиться в люди» и даже на некоторое время ставшего ключевой фигурой во всей области. Но на какой-то миг ему стало не по себе: в этом приезде жены бывшего председателя он почувствовал острое желание приурочить визит районного священника к этим самым сорока дням. Можно сказать, что его как бы намеревались немного использовать, чтобы потом с провинциальной напыщенностью несколько лет вспоминать, что на сорок дней уважаемого Артема Степановича к ним даже батюшка из района приезжал... Это было неприятно.
– И бабушки наши вас ждут не дождутся, – заметив перемену настроения отца Василия, пустила в ход главный козырь визитерша. – У нас ведь и лежачие есть, и совсем одинокие: куска хлеба подать некому... Поехали?
Священник вздохнул и согласился.
Они поехали в Софиевку вечером, на «Жигулях» отца Василия. Само собой, жена бывшего председателя так основательно затарилась, что ни в багажник, ни на заднее сиденье огромные клетчатые сумки уже не помещались, и священнику пришлось привинчивать еще и багажник сверху. Его использовали и использовали самым бесстыдным образом.
Затем она попросила его заехать вместе с ней на элеватор и пропадала там порядка сорока минут, так что, пока они добрались до Софиевки, отец Василий совершенно извелся, а на землю упала плотная и душная летняя ночь.
И лишь когда священник, поставив машину во дворе бывшего председателя совхоза, навестил первую бабусю, он понял: ничто не напрасно. Сохранившее в душах веру предков старшее поколение действительно отчаянно нуждалось в священнике, и уже через полчаса в маленьком домике первой навещенной им в Софиевке прихожанки бабы Клавы собралось человек двадцать стариков – от шестидесяти до девяноста.
А потом прибежала «зазывала», потащила его в дом софиевской родни Артема Степановича, и священник нехотя побрел за ней. Но вскоре его сожаления испарились, как туман, потому что на сорок дней Артему Степановичу собралось полдеревни, и это было тоже достаточно важно. Мужики в предчувствии завершения «официальной части» томились, но отец Василий никуда не торопился и постарался использовать отпущенное господом время с максимальной пользой.
Он произнес целый монолог, вполне достойный помещения в школьные хрестоматии, если там, конечно, введут «Слово божие». Так что некоторые даже прослезились. Но просто завершить и уйти ему не удалось. Посыпались вопросы, и отцу Василию пришлось отвечать, в меру своего разумения, и даже пояснять, почему некоторые хоронят своих соплеменников головой на восток, а другие – на запад.
Священник старался изо всех сил и даже приводил исторические примеры и отслеживал корни каждого обычая и искренне радовался, что на какое-то время люди даже забыли про спиртное. Но потом тяжкая многолетняя традиция взяла свое, и на столах появилась водка, а разговоры приняли более возбужденный характер.
– Не-е, мужики, чтобы Артем Степанович и что-то не так сделал? – твердил помятый, дочерна загорелый селянин. – Быть того не может! Вот и Женя вам скажет!
«Женя», единственный из всех поминающих, кто был в приличном, европейского покроя костюме, охотно кивал.
– Я с ним шесть лет проработал, – с набитым ртом говорил он. – Нормальный был мужик!
Отец Василий невольно прислушивался. Артем Степанович одно время даже составлял губернатору конкуренцию в предвыборной схватке. Но всплыли грязные делишки, и выходцу из Софиевки пришлось быстренько, в пожарном, так сказать, порядке снимать кандидатуру. А потом он погиб. И вот тут начинался «темный лес».
Нет, конечно, ничего удивительного не было в том, что заключение экспертизы, касающееся смерти причастного к власти человека, не огласили по всем СМИ. Власти по-своему правильно сделали, что промолчали. Но слухи все равно ходили, и были они весьма удручающи. Близкий к «органам» народ утверждал, что Артему Кузьмичу устроили самоповешение, хотя следы на шее указывали на то, что его прежде удавили...
«Удавили?!» – отец Василий похолодел. Слишком уж это напоминало нападение на него самого. Как там говорил Санька? Местные таким не пользуются...
Он подсел к мужичкам поближе и превратился в слух: теперь их пьяный базар касался и его самого.
– ...и эксперты то же самое сказали: убили Артема Степановича... – высказывали наболевшее мужики. – Да только ментам это разве нужно?
– Его ведь задушили? – поинтересовался отец Василий.
Женя кивнул:
– Я заключение экспертов смотрел: там четко сказано: «Ширина представленной в экспертизу веревки не совпадает с параметрами следа, приведшего к асфиксии...»
– Да ну! – бурно отреагировали мужики.
– Точно, – кивнул Женя. – А кроме того, позвонки были разорваны уже после смерти, а никак не в ее момент. На это однозначно указывает характер кровоподтеков.
Отец Василий разволновался.
