профессионализме недипломированных милиционеров, она тут же успокоилась и сказала:
– Спасибо вам.
– А не за что, – отмахнулся Стеблов.
Наталья Александровна поблагодарила Василия Наумовича еще раз и вышла из кабинета.
– Ну, блин, что ни день, то новый прикол. Не город, а аттракцион неожиданностей, – вздохнул полковник и вновь щелкнул кнопкой уже остывшего чайника.
2
Мороз щипал уши, щеки, подбородок, оседал на ресницах тонкой ледяной корочкой и даже хотел пробраться внутрь тела, чтобы и там заморозить все своим ледяным дыханием. Но курсанты школы милиции, казалось, были совсем нечувствительны к его злобному натиску!
Однако все обстояло не совсем так. Курсанты не чувствовали холода из-за интенсивного и продолжительного бега, которым каждое утро их награждал инструктор по физкультуре Фрол Петрович Садюкин. Сейчас под его руководством на пробежку вышла та самая группа курсантов капитана Мочилова, о которой и шел разговор между начальником милиции и Мочиловым.
Впереди, как всегда, бежал русский чернокожий курсант Федя Ганга. Несмотря на то, что папа его был африканцем, Федя очень легко переносил мороз, даже лучше своих светлокожих сокурсников. Видимо, такая морозостойкость досталась ему от мамы, простой русской женщины. Да и физической подготовке Феди очень многие могли бы позавидовать – и завидовали, но только по-доброму. К Ганге просто невозможно было испытывать какой-либо неприязни. Безупречно честный, добродушный, улыбчивый и вежливый, он мгновенно вызывал симпатию у любого, будь то курсант, преподаватель или же обычный житель Зюзюкинска.
За Федей следовали Веня Кулапудов, известный в прошлом хулиган и забияка, а теперь старательный ученик школы, и Леха Пешкодралов, который, чтобы поступить в школу милиции, протопал от родной деревни много километров.
Далее, петляя от усталости и нежелания вообще шевелить ногами, бежали близнецы Шутконесовы. То есть по паспорту они были Утконесовыми, но за страсть к шуткам заработали такое видоизменение своей фамилии.
Предпоследним едва передвигал ноги Санек Зубоскалин, или Дирол. Прозвище свое он получил за никогда не сползающую с лица голливудскую улыбку во все тридцать два белоснежных – как в рекламе одноименной жвачки – зуба. В данный момент ему, пожалуй, приходилось гораздо хуже сокурсников. Дело в том, что, оказавшись на улице и по своему обыкновению улыбнувшись, Санек так больше и не смог закрыть рот, потому что мороз намертво сковал губы в растянутом положении. Так он и бежал, как новый русский Гуинплен, улыбаясь всем и вся.
Ну и последним в этой странной процессии двигался сам Фрол Петрович. Он, в отличие от своих, по его мнению, тщедушных курсантов, держался молодцом. Правда, рот замерз, отчего физрук потерял возможность отдавать своим ученикам приказания. Те немедленно этим воспользовались и вместо того, чтобы бегать вокруг школьного забора, выскочили на улицу и теперь явно двигались не в том направлении, в каком хотелось бы Садюкину, а именно, они бежали к кафе, где готовили самые лучшие в Зюзюкинске пельмени и заваривали самый вкусный чай. Фрол Петрович несколько раз пытался остановить их, размахивая руками и жестами приказывая вернуться обратно, но курсанты как будто и не видели своего физрука, продолжая методично перебирать ногами.
Садюкина сначала такое поведение учеников разозлило, но так как сделать он ничего не мог, то решил из этой ситуации извлечь и для себя пользу. Он прекрасно знал, что помимо пельменей и чая в кафе «Заходи – не пожалеешь» можно еще и тяпнуть водочки, которая продавалась здесь в розлив, а в данной ситуации граммов сто волшебного напитка были единственным спасением для окоченевшего ротового отверстия физрука.
Перед дверью кафе бегущий впереди Ганга остановился, обернулся, удостоверился, что остальные сокурсники хотят того же, что и он, и открыл дверь.
На курсантов тут же пахнуло теплым воздухом и умопомрачительным ароматом вареных пельменей и жареных котлет. Кафе было маленьким, можно даже сказать, крохотным: всего-то пять столов со стульями вокруг них и стойка бара. Естественно, в этот ранний час кафе пустовало: местные любители выпить еще не проспались, а работники близлежащих контор и предприятий, которые часто заходили сюда пообедать, еще не успели проголодаться.
Курсанты, тяжело переставляя ноги и двигая в такт шагам согнутыми в локтях застывшими руками, переместились к стойке небольшого бара и остановились, с наслаждением вдыхая ароматы русской кухни.
– Вы по делу или заказывать что-нибудь будете? – заметив новых посетителей в зимней форме курсантов милиции, без всякого выражения на усатом лице обратился к ним мужчина за стойкой.
У Феди рот тоже замерз, а отогреться еще не успел, поэтому он за всех сначала отрицательно замотал головой, а потом кивнул, тем самым отвечая сразу на оба вопроса. Усатый мужик жестикуляцию понял, а потому молча указал на висевшее рядом на стене меню, в котором значилось, что сегодня в ассортименте горячие пельмени с бульоном и без, чай, кофе, полдесятка разных напитков, включая алкогольные коктейли и водку, а также десяток различных салатов.
Курсанты как по команде уставились на меню, потом переглянулись и посмотрели на Гангу. Федя, который уже успел наладить контакт с барменом, ткнул пальцем в надпись «пельмени горячие» в меню и, повернувшись к бармену, показал растопыренную пятерню правой руки и один палец на левой руке.
– Так вас же семеро, – удивился заказу усатый, имея в виду еще и Садюкина. – И вообще, вы что, немые? – запоздало поинтересовался он.
– Они такие же немые, как я Клаудия Шиффер. Порой и не заткнешь их, поэтому можете пока порадоваться, что у них рты от мороза замерзли, – с огромным усилием разлепив скованные холодом губы, процедил Фрол Петрович. – Вот сейчас отогреются, и такой гвалт начнется.
– А вы что будете? – обрадовавшись тому, что хоть кто-то в этой странной группе наконец подал голос, спросил мужик за стойкой.
– А мне... – задумался Садюкин, потом взглянул на курсантов и шикнул: – Ну-ка, быстро за стол. Сделали заказ, и хватит. Сейчас вам все принесут. У вас ведь есть официанты? – Это он уже обратился к бармену.
– Конечно, – кивнул тот. – Так что будете? – повторил он вопрос.
Садюкин убедился, что курсанты уселись, занятые только ожиданием горячей еды, и сказал:
– Мне тоже пельменей с бульоном и, – он понизил голос до шепота, – водки. Только вы налейте мне, пожалуйста, ее в стаканчик для чая. Хорошо?
– Как скажете, – все с тем же безразличным выражением на лице пожал плечами усатый.
Садюкин развернулся и двинулся к одному из столиков, за которым разместились близнецы Утконесовы и Ганга. За другим столом уже сидели Зубоскалин, Пешкодралов и Кулапудов. Все они сняли шапки и теперь нетерпеливо потирали руки в предвкушении вкусного завтрака.
Надо сказать, уже не первый раз Садюкин позволял курсантам подобную вольность. Обычно такое происходило, когда курсантам раз в месяц выдавали стипендию. Раньше ребята тратили свои небольшие деньги в основном на пиво и сигареты, да еще иногда ходили на дискотеку в местный клуб. Но теперь все изменилось, правда, не по желанию курсантов. Просто руководитель их группы, строгий, но справедливый Глеб Ефимович Мочилов, решил всерьез взяться за воспитание своих подопечных, причем не только физическое, культурное, профессиональное, но и нравственное. Рассудив, что, поглощая литрами пиво, курсанты портят не только свои почки, но и моральный облик всей школы, Мочилов попросил Садюкина о маленькой услуге, а именно, отводить курсантов в кафе. Мочилов знал, что от пельменей ребята отказаться не смогут, а потому с радостью будут ходить в кафе столько раз, на сколько хватит стипендии, то есть пять раз в месяц. Садюкин согласился на предложение Глеба Ефимовича с неохотой, но, раз посетив это кафе и согревшись здешней водкой, решил, что заведение весьма приятное, да и кормят здесь неплохо, а потому теперь даже с некоторой радостью таскал сюда группу капитана Мочилова.
Наконец, из подсобного помещения, служившего, по всей видимости, кухней, вынырнула официантка с подносом, на котором стояли тарелки с дымящимися пельменями. Официантка была очень симпатичной девушкой с длинными каштановыми волосами и зелеными глазками в обрамлении пушистых бархатных
