— Но тебя не казнили, — вновь напомнил Ганнибал, ничуть не смущаясь тем, что, используя Федора «втемную», подверг его жизнь новой опасности, не считая обычной войны.
— Нет, — ответил Федор, выпив для храбрости еще вина и опуская свободную руку на колено. — Но совершенно неожиданно мне пришлось делать выбор.
— И с чем же ты прибыл ко мне? — вдруг как-то отстраненно поинтересовался Ганнибал, и Федору даже показалось, что тот скользнул взглядом по его оружию.
«Уж не думает ли он, что я предатель и пробрался сюда, чтобы убить его? — от такого предположения Федор едва не выронил бокал и даже выпустил его из пальцев, поставив на стол, — а может быть, проверяет. Когда перед человеком встает действительно серьезный выбор, неизвестно, что он сделает. В такой ситуации люди меняются».
— Я сделал выбор, — проговорил с нажимом Чайка, — и вернулся в Тарент. С той стороны моря у меня теперь нет ничего.
Он допил вино, проглотил пару оливок и отломил кусок от хлеба, отправив в рот хрустящую корочку. Пуниец немного помолчал, рассматривая сидевшего напротив командира двадцатой хилиархии, и Чайка почувствовал, что лед недоверия, возникший внезапно, еще не полностью растаял.
— Значит, Магон отпустил тебя? — предположил Ганнибал, закончив свои размышления. — На это у него могли быть свои причины. Я помню, что однажды ты спас ему жизнь. Но никак не предполагал, что он будет столь благосклонен к людям своего злейшего врага, даже после того как он перестал играть роль друга. А теперь дело обстоит именно так.
Федор ничего не ответил, продолжая молча жевать. Едва он оказался за богато накрытым столом, его вдруг охватил такой дикий голод, словно Чайка не ел уже целый месяц. «Нервишки пошаливают, — подумал он, отправляя в рот пригоршню орехов вслед за такой же пригоршней сушеных фруктов, и спросил сам себя: — Боишься, друг, что вместо награды за Испанию тебя отправят на виселицу?»
— Так о чем вы говорили с Магоном? — поинтересовался Ганнибал, откидываясь в кресле. — Уверен, разговор со столь высокопоставленным человеком позволил тебе узнать много нового о тайной жизни Карфагена. В том числе и обо мне.
Было видно, что Ганнибал заинтригован. Он не хотел открыто признаваться в этом, но история Федора, который должен был находиться в Испании, а по воле судьбы неожиданно угодил из огня да в полымя, явно заинтересовала Великого Пунийца. «Ладно, расскажу, — решил Федор, — а там будь что будет».
— Он рассказал мне, что я уже давно служу врагам Карфагена, которые теперь подняли мятеж, показав свое истинное лицо, — проговорил Чайка, набравшись смелости, — но том, что семья Барка рискнула пойти против своего народа. А также, что очень скоро всем Баркидам прилет конец.
Подняв глаза, Федор заметил» как Ганнибал сжал пальцы в кулак, отдернув руку от чаши и едва не опрокинув несколько блюд на пол.
— Все так, — кивнул пуниец, глядя сквозь Федора, — только он забыл сообщить тебе, что в этой новой войне народ пойдет за мной, а не за сенатом, который вьет из него веревки. Продолжай. Что еще рассказал тебе этот «защитник» народа?
Он сказал, что теперь Карфаген готов на открытый союз с Римом в войне против мятежных войск, — заговорил Федор, избавившись наконец от скованности, — что Гасдрубала, который пришел в Африку вовсе не для того, чтобы подавить мятеж Масиниссы, в глубинах Ливии ждет огромная армия, которую сенат собрал тайно от всех. Управляет ею какой-то спартанский наемник. Он разобьет Гасдрубала, не позволив ему дойти до самого Карфагена.
— Спартанец? — удивился Ганнибал, устремив на Федора пристальный взгляд. — Он назвал имя?
— Нет, он не был настолько откровенен, — ответил Федор, немного довольный тем, что ему удалось-таки удивить всезнающего Ганнибала, — сказал только, что армия большая, и она должна остановить Гасдрубала.
Ганнибал забарабанил пальцами по столу.
— Спартанцы, пусть сейчас ине времена царя Леонида» хорошие военачальники. А у метрополии давние связи со Спартой.
Федор невольно вспомнил о том, что учителем воинского искусства молодого Ганнибала тоже был спартанец. Об этом знали все приближенные.
— Карфаген уже прибегал к такому решению во время первой войны с римлянами и мятежей, что случились вслед за ней, — продолжил вещать Ганнибал, откинувшись в кресле. — Тогда это оказалось эффективной тактикой. Но сейчас, кто бы ни руководил этой армией, мы разобьем ее, будь командир хоть трижды спартанцем. Мой брат один из лучших полководцев Обитаемого мира, сравнимый с диодохами царя Александра.
— А еще, — добавил Федор, немного наклоняясь вперед и посмотрев перед тем через окно на бушевавшее сражение, отзвуки которого долетали даже сюда, — Магон сказал, что в каких-то портах стоит, дожидаясь сигнала, новый мощный флот, также построенный тайно. Он готов по первому приказу сената обрушиться на мятежников, где бы они ни находились.
Похоже, сообщение о новом усилении своих противников на морс, тоже не обрадовало Ганнибала, но здесь он не подал виду.
— Об этой угрозе мне известно, — заметил Ганнибал, напуская на себя вид правителя, осведомленного обо всем, что происходит в отдаленных уголках его государства, — впрочем, как и об армии, которой грозит мне твой приятель Магон.
«Ну да, — невольно усмехнулся Федор, — теперь он будет считаться моим приятелем».
— Значит, стоит ожидать в ближайшее время высадки крупных сил с моря, — произнес Чайка вслух и добавил, кивнув в сторону бухты. — Возможно, это только начало.
— Возможно, — кивнул пуниец, окончательно взяв себя в руки, — я уже говорил тебе о том, что положение на сухопутных фронтах меня не так беспокоит, как на море. Никакой огромной армии, пока Гасдрубал топчет ливийские поля, сенат сюда не переправит. А с римскими легионами я справлюсь и своими силами, как не раз уже бывало прежде. Даже если у меня будет вдвое меньше солдат, чем у Рима.
Ганнибал умолк на мгновение, а потом вдруг резко изменился в лице, словно простил командира двадцатой хилиархии за «непреднамеренное предательство». Поняв его взгляд, Федор решил, что проверка окончена, и поспешил вновь наполнить чаши вином.
— Ты хорошо послужил мне в Испании, Чайка, и сделал даже больше, чем я ожидал, пусть и не сознавая того, — начал свою речь со странного комплимента Ганнибал, подняв чашу с вином. — Война есть война, и я не мог тебе открыть всего раньше. Но наши операции в метрополии начались именно так, как я и рассчитывал, а ты, несмотря на заявления Магона, неожиданно принес мне важные сведения. Я рад, что ты жив, и не останусь в долгу. Я возмещу тебе все, что ты потерял в Карфагене, и уверен, ты не раскаешься в том, что принял мою сторону.
— Неплохо бы, — подумал про себя Чайка, — а то я немного поиздержался во время путешествия в Африку».
— В нашей новой стране не будет места жадным сенаторам, — продолжал откровенничать Ганнибал, — всем будет управлять народ и армия. И такие преданные воины, как ты, в ней будут жить очень хорошо.
«Значит, все-таки тиран, — подумал Федор, не осмеливаясь перебить своего почти что венценосного собеседника, — а семья Барка станет новым царским родом».
— За испанский поход я дарю тебе еще одно имение с рабами в наших новых землях, недалеко от Панорма.
— Благодарю, — наклонил голову Федор, невольно подумав, что сейчас иметь землю на Сицилии, которая всегда была и скоро может снова стать ареной кровопролитных сражений не так уж выгодно, но не отказываться же от такого подарка. В ближайшие месяцы спокойствия не будет ни по эту сторону моря, ни по другую. Так что подарок был не так уж плох. А можно ли на нем разбогатеть будущее покажет. Во всяком случае, одаривая Чайку землей на этом благодатном острове, Ганнибал получал еще одного подданного, который будет вынужден с оружием в руках защищать там свою собственность, способствуя укреплению его власти. Ничего не поделаешь, там, где большие деньги, от политики не уйти.
