Последний параграф

задребезжала по мостовой.

Лежа в этой душной полутьме, заваленный одеялами и ковриками, Ганди пытался высмотреть сквозь щели в повозке, куда именно в Дели они едут. За последние недели он играл в такую игру много раз, хотя знал, что правила запрещают это. Чем меньше он знает, тем меньше сможет рассказать при поимке. Но, в отличие от большинства людей, он был уверен, что против воли его ничто не заставит заговорить.

— Я понял, мы используем приём, который американец По назвал «похищенным письмом», — сказал он Неру. — Мы располагаемся рядом с немецкими казармами. Они не додумаются нас тут искать.

Неру нахмурился неодобрительно. — Я не знал, что у нас и тут есть убежища. — Затем он попытался максимально расслабиться, насколько это можно было сделать, находясь в такой тесноте. — Но конечно, я и не претендую на то, чтобы знать всё, что нужно о таких делах. Это очень опасно для нашего дела, знай я такие детали.

— Я думал о том же, только имел в виду себя, — Ганди тихо рассмеялся. — Действуя так, я полагаю, мы всегда будем в центре событий.

Он вынужден был повысить голос, чтобы закончить предложение. Судя по приближающемуся грохоту, к ним направлялся бронеавтомобиль. Когда механик заглушил мотор, настала звенящая тишина. Опять раздался шум, на этот раз это были голоса, кричащие что-то по-немецки.

— Что они говорят? — прошептал Неру.

— Тише, — перебил его Ганди рассеяно потому что ему необходимо было сосредоточиться, чтобы понять немецкую речь. Спустя мгновение он перевёл: — Они ругают какого-то чернобородого человека, спрашивая, зачем он подал им сигнал остановиться.

— Зачем кому-то понадобилось останавливать немецких сол… — начал Неру и в ужасе замолчал. У индийца, который прибежал в их убежище была густая чёрная борода! — Нам надо поскорее уб… — Неру снова замолчал, на этот раз потому, что возница начал сбрасывать одеяла и матрасы, их укрывавшие.

Неру начал подниматься с тем чтобы выпрыгнуть из повозки и бежать. Слишком поздно — в лицо ему уже глядел ствол, огромный как бесконечный туннель; немецкий солдат запрыгнул в телегу. Большой изогнутый магазин свидетельствовал о том, что в руках немца был один из тех убойных автоматов, что в свое время произвели ужасающие опустошения в рядах английской пехоты. Очередь из него превращала человека в кровавое пюре. Неру в отчаянии рухнул обратно.

Ганди, менее проворный, чем его друг, успел только сесть на дне повозки. — Здравствуйте, господа, — сказал он немцам, уставившимся на него сверху вниз. Судя по его голосу, на оружие он не обратил никакого внимания.

— Вниз, — немец произнес это слово на хинди с таким акцентом, что Ганди едва его понял, но направление его оружия исключало возможность ошибки.

Со страдальческим лицом, Неру выбрался из повозки. Немец помог Ганди слезть. — Danke[19] — поблагодарил его старик. Немец молча кивнул. Он качнул своим автоматом в направлении бронемашины.

— А мои рупии? — возопил бородач.

Неру резко развернулся к вознице, солдаты моментально вскинули стволы наизготовку: — Твои тридцать сребреников, так точнее будет!

— Эх, вот оно английское образование, — пробормотал Ганди. Никто его не услышал.

— Мои рупии! — повторил чернобородый. Он не понял Неру; вот в этом-то и кроется причина, подумал Ганди с грустью, что Неру очень часто не понимают.

— Получишь, получишь, — пообещал сержант, командовавший взводом. Ганди задумался, получит ли он их на самом деле. Возможно, так и будет, решил он. У англичан были столетия, за которые они смогли постепенно создать целую сеть своих слуг и приближённых. Немцы стремятся сделать то же самое за считанные месяцы.

— Туда, — солдат, говоривший на хинди, кивнул в направлении тыльной части бронеавтомобиля. Когда подобные броневики грохотали по улице, то для стороннего человека они выглядели огромными устрашающими формами, вблизи же, каждая машина несла отпечаток индивидуальности. На броне этого вездехода были видны пулевые отверстия, в нескольких местах были положены грубые стальные заплаты. Внутри броневика, механики давно успели сплющить зазубренные металлические заусенцы на пробоинах, во избежание мелких травм. В салоне пахло кожей, потом, табаком, бездымным порохом и выхлопными газами. Двумя индусами больше — это не играло роли, вездеход и так был заполнен. Когда механик запустил мотор, его рёв заставил вздрогнуть даже обычно невозмутимого Ганди.

Но эта невозмутимость, подумал он с горечью, мало принесла пользы.

— Вот они, mein herr! — радостно сообщил Лаш, и, наткнувшись на непонимающий взгляд Моделя, поспешил пояснить: — Ганди и Неру!

Модель нахмурился и сосредоточенно поправил монокль. — Неру мне неинтересен. Поскольку он уже в наших руках, уберите его и «угостите лапшой»[20] я не желаю тратить на него свое время, — Модель употребил жаргонный армейский термин, означающий «выстрелить в затылок». — А вот Ганди — это интересно. Приведи-ка его сюда.

— Есть, mein herr, — Лаш вздохнул. Модель улыбнулся — Лаш не понимал почему Ганди представляет такой интерес. Лаш никогда не станет маршалом, даже если доживёт до ста лет.

Модель жестом приказал конвоирам, доставившим Ганди, покинуть кабинет. Любой из них мог сломать Ганди голыми руками как сухую палку. — Берегитесь, — сказал индиец. — Если я — отчаянный бандит и преступник, каким вы меня называете, то я могу одолеть вас и бежать.

— Если у вас это получится, то в таком случае вы это заслужили, — отпарировал Модель. — Садитесь, если хотите. — Благодарю вас, — Ганди сел. — Они увели Джавахарлала. Зачем же вы решились пригласить меня?

— Чтобы немного поговорить, прежде чем вы к нему присоединитесь. — Модель видел, что старик понял скрытый смысл его фразы, но нимало не испугался. Не то чтобы это что-нибудь меняло, подумал фельдмаршал, но нельзя не уважать этого храбреца, учитывая в какой ситуации он находится.

— Я буду говорить с вами исключительно ради надежды, что вы сжалитесь над моим народом. Для себя я ничего не прошу.

Модель пожал плечами: — Я был милосерден, насколько обстоятельства мне позволяли, пока вы не начали свою кампанию против нас. Тогда я вынужден был предпринять необходимые меры, чтобы восстановить порядок. Когда всё войдет в норму, я снова стану мягким и спокойным.

— Я считаю вас порядочным человеком, — сказал Ганди озадаченно. — Но как вы могли так бессердечно убить столько людей, которые не причинили вам вреда?

— Я бы и не трогал их, если бы вы не толкнули их на этот глупый поступок.

— Стремиться к свободе — это не глупость.

— Это именно глупость, если вы не можете её завоевать — а вы не можете. У вашего народа уже не хватает мужества, чтобы воплощать в жизнь…как там вы это называете? Пассивное сопротивление? Дурацкая идея, должен сказать. Пассивно сопротивляющийся добьётся лишь пули в затылок, безо всяких шансов дать сдачи.

Ага, никак проняло, наконец, подумал Модель. Голос Ганди зазвучал собранно и упрямо: — Satyagraha поражает душу угнетателя, а не его тело. У вас нет ни чести, ни совести, коль вы так спокойно наблюдаете за страданиями невинных жертв.

Фельдмаршал, несколько раздраженный упрямством Ганди, резко произнес в ответ: — У меня есть честь. Я следую воинской присяге, которую я принёс своему фюреру и, соответственно, Рейху. А всё что лежит за её пределами, я принимать во внимание не намерен.

Спокойствие Ганди испарилось: — Но он же безумец! Что он сделал с евреями из Европы?

— Переместил их, — сухо ответил Модель. Он прекрасно помнил, кто шёл за Группой армий «Центр», наступавшей на Москву, это была Einsatzgruppe В. — Они были капиталистами или большевикам, в любом случае — врагами Рейха. Когда мне в руки попадает враг, что остается делать кроме как уничтожить его, иначе остаётся риск, что он повернёт ситуацию в свою пользу?

Ганди закрыл лицо руками. Не глядя не Моделя, он сказал: — Превратить его в друга.