– Сволочь, скотина, что ж ты делаешь?!
За спиной доктора по коридору пронесся, хромая, Большебобов. Врач обернулся.
– Суки, сволочи, засажу! – орал он, а из-под брючины текло на пол.
Простаков подтерся листочками и соскочил, довольный, на пол.
– Да, что... да что это такое, – бормотал толстяк в мятой шапочке. – Нападение засранцев на медчасть.
Фрол вышел довольный.
– Теперь и помирать можно спокойно, а, Леха? Как думаешь, что нас ждет?
Простаков почесал пузо.
– Жопа.
Измученный животом капитан поставил перед собой не менее утомленных Леху и Фрола.
– По закону вам грозит дисбат. Вам там самое место. После того как вы приняли присягу, судить вас будет не гражданский суд, а военный. Но мы, простые русские офицеры, стараемся сор из части не выносить на всеобщее обозрение, а вывозить подальше на машинах. У кого из вас знакомство с генералом Серпуховым?
Леха молчал. Понятное дело. Ему участь полегче, а Фролу? На самом деле в дисбат отправят. А это ведь тюрьма в тюрьме.
– Молчите? Видать, крепко сдристались на моих соленьях. Так тому и быть. Направляетесь в поселок Чернодырье. В химвзвод. Делать из вас сержантов – то же самое, что пытаться выстругать из полена настоящий автомат. Не получится, материал не тот. Из бревен, ребята, ружья не делают, а из говна пули не отливают.
– Как вы догадались, товарищ капитан? – Фрол не понимал, где они лажанулись.
Большебобов молчал, в то время как Простаков расплылся в улыбке.
– Я понял, товарищ капитан, – басил Леха, – я ж охотник. Вот найдешь в лесу метку медведя – и можно по ней определить, что он ел.
Капитан цыкнул языком.
– Молодец, рядовой. Теорема была доказана, когда я догадался сравнить в сортире свое с вашим. Ели мы одно и то же.
Глава 6
ПОСВЯЩЕНИЕ В ДУХИ
Грязные и усталые, они ввалились в казарму. Долбаный «ЗИЛ» с пересаженным сердцем проснулся только за полночь. Прапорщик Евздрихин, довольный результатом, даже довез их на своем «уазике» до казармы.
В отдельном взводе радиационной, химической и бактериологической защиты (РХБЗ) никто не спал.
Резинкин вошел в темноту последним. Тут же включился свет, и он увидел, что наступает своими грязными кроссовками на расстеленные в виде дорожки солдатские одеяла.
– Гадить кончай, – кто-то обиженно прогундел с верхней койки.
– Молчать! – рявкнул Кирпичев.
Ефрейтор и сержант метнулись в стороны, он же, не зная, куда ему деваться, остался стоять на первом одеяле. Все, тряпку он запачкал. Сейчас бить будут. Казалось, свободной койки ему не найти. Отовсюду на него смотрят наполненные интересом глаза. Тут же к нему на полусогнутых подбежали четверо лысых солдатиков. Каждый держал руки у лица и делал вид, будто фотографировал. Со всех сторон он слышал щелканье автоматических затворов камер.
По одеялам к нему подошел благоухающий высокий солдат. Он был весь в белом: рубаха, кальсоны. Старая разбитая швабра переходила из руки в руку. Писклявым голосом он начал говорить в нее, словно в микрофон:
– А вот и наш победитель! Добро пожаловать в стойлохряковский рай, душка! – Тут же со всех сторон послышалось ржание. – Мистер, вы счастливы?!
Лохматая метелка, если бы Витек не отклонился, влетела бы в лицо. Он не знал, что ему делать.
– Да, – вяло ответил Резинкин, чем вызвал новую волну куда более заразительного смеха.
– Наши слушатели от такого ответа обкончались на своих местах! Личный рай подполковника Стойлохрякова приветствует тебя, красавчик!
Весь кубрик покатывался со смеху.
– Я дембель Агапов, ведущий нашего ночного шоу, а ты, лапка?
– Резинкин.
– В нашем эфире господин Гондонкин. А! А! А! Туман дайте, дайте туман.
Несколько человек зажгли сигареты и стали интенсивно пускать дым перед носом у Виктора.
– Фотографы, фотографы! – снова перед ним стали ползать на карачках и щелкать. Особенно старался один из кодлы. Держа в руках обычную мыльницу, он приседал, подпрыгивал, повисал на спинках кроватей и не прекращал съемку. – Как вам обстановка?
– Никак.
– О! Мне два года тут хреново, а ему никак. Зайчик, – Агапов потрепал за щеку рядового, – хуже места быть не может. Завтра ты наденешь форму и станешь как все.
Резинкин собрался с духом и выдал:
– Послушай, пидор, ты хоть одну бабу-то в жизни трахнул?
Смех прекратился. Лежа на своем месте, ржал лишь один Кирпичев.
– Кикимор, заткнись, – взвыл надушенный дембель.
– Сам заткнись, – спокойно ответил Константин, перестав, впрочем, гыгыкать.
Агапов завыл и с силой ударил Резинкина черенком швабры в живот. Согнувшись пополам от боли, Витек застонал, кое-как продолжая стоять на ногах.
– Скорее, скорее, человеку плохо, несчастье, боли в брюшной полости, – снова стал придуряться ведущий ночного шоу. – Проведем нашего героя на его место, – двое из фотографов подхватили его под руки и подвели к койке где-то в середине. – Лезь наверх, зайка, пора бай-бай.
Резинкин медлил и получил щеткой в зад от ведущего шоу.
– У тебя десять секунд, время пошло. Раз, два, три...
Издевательский тон пропал, команда прозвучала непривычно резко. Пока он стягивал с себя джинсы, покрывала, разбросанные на полу, разобрали. Погас свет.
– Десять. Не успел. Все духи, подъем! – скомандовал Агап. – За пидора отрабатывать будешь не только ты, но и все духи. Вы один призыв, и вы в одной упряжке. Один облажался – пашут все. Батрак, качку!
Витек стал подниматься. Черенок швабры прошелся по спине. Кроме него, вокруг шевелились еще несколько человек.
Свет снова зажгли. Он стоял в одних трусах. Рядом пятеро пацанов в нижнем белье. Сняв одежду, Резинкин почувствовал холод.
Сержант Батраков сел на своей нижней койке на входе в кубрик.
– Упор лежа.
Надрессированные пятеро немедленно подчинились. Резинкин упал следом.
– Кто больше всех, тот идет спать. Начали на счет. Раз.
Витя вместе с остальными согнул руки в локтях.
– Два, – все выпрямились.
Отжимался он неплохо. Если бы только не этот удар в живот шваброй и долгая возня с машиной.
Какие же длинные выдались сутки!
Резинкин сжал зубы и напряг жилы.
Пот капал с носа, а он продолжал стоять в упоре лежа. В казарме никто не спал. Красный от напряжения, Резинкин продолжал отжиматься. Его соседи давно рухнули без сил, а он держался.
– Восемьдесят два, – красный от невозможности унизить сержант продолжал счет. – Восемьдесят три, – здесь последовала пауза, восемьдесят четыре не следовало. Приходилось стоять на согнутых, трясущихся от напряжения руках и ждать счета.
Дверь в кубрик отлетела в сторону. Сержант моментально юркнул под одеяло. Фантастическим образом потух свет. Как такое возможно? Казарма вымерла.
