автомат стоит на стрельбе очередями, поэтому стрелок должен чувствовать темп.
Нажимает на курок. Раз, два – еще две пули ушли. Снова мишень стоит. Алексей обернулся и встретился глазами со стоящим в стороне комбатом. Тот одними губами произнес: «Стреляй», нервничая и переживая.
Алексей посмотрел снова в сектор для стрельбы и решил пропустить мишень, не затрачивая пули. Его соперник закрыл и эту. Теперь Леха проигрывает. Появилась дальняя. Раз, два – мишень ушла. Пулеметный расчет – раз, два, – мишень ушла.
Леха поднялся, не зная итогов. Он смотрел то на Кобзева, то на своего соперника, довольного. Он не знал, в чем дело. Такого не могло случиться, что он не попал. Видать, заело что-то в механизме. Только кому сейчас претензии будешь предъявлять?
Самое неожиданное началось дальше. На рубеж вызвали Колю Кривовзглядова. Его фамилия самым лучшим образом совпадала с его глазами. Парнишка в парадке побежал маленькими семенящими шажками к огневому рубежу. Споткнулся на ровном месте, но удержался и не упал в пыль, конвульсивно плюхнулся на вовремя расстеленную плащ-палатку.
Генерал, а за ним остальные подошли поближе к солдату.
– Ну, Николай, давай, – подбодрил генерал-лейтенант и взял у одного из сопровождавших его офицеров бинокль. – Дай-ка я погляжу, как ты у нас стреляешь.
Простаков просто остолбенел. Такой херни ему еще видеть не приходилось. Он не имел ничего против этого Коли, но как он будет стрелять? Это же невозможно. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
Тем не менее парнишка без стеснения и каких-то заминок перезарядил оружие и приготовился к стрельбе. Кобзев взмахнул флажком, и управляющий на вышке поднял первую, ближнюю мишень.
Косовзглядов сразу же выпустил три пули, а мишень как стояла, так и продолжала стоять. Генерал, будто раненый зверь, воскликнул:
– А-а! – будто эти самые пули попали в него.
Стоявшие за ним старшие офицеры как-то передернулись, зашушукались, будто малые дети при крике учителя, но тут же успокоились. Простаков снял кепочку и сейчас почесывал коротко стриженную голову, фигея от происходящего.
«Ну какой смысл издеваться над пацаном? Может, он просто упросил „гену“ пострелять? – мелькнула мысль, но Леха потом тут же отмел ее. – Да, дадут простому пострелять! Так он и не простой. Стал бы за него генерал беспокоиться!»
Косоглазый мальчик лежит и пытается с помощью автомата Калашникова и двадцати четырех патронов попасть в мишень на расстоянии двухсот метров, и все бы ничего, да вот только при этом у него глаза бегают по орбитам, как бильярдные шары по столу.
Раздались еще три выстрела. И тут случилось чудо. Мишень ушла. Теперь Леха смотрел на всю эту херню с открытым ртом. Появилась дальняя. Снова три патрона, и теперь уже дальняя мишень закрывается. Простаков смотрел то на солдата, то на падающие мишени, то на оператора наверху, подозревая во всем последнего.
Это подстава какая-то! В начале его обуяла ярость, потом он махнул на все рукой и, сев на пустой ящик из-под снарядов, подпер подбородок кулаком и с полным безразличием смотрел на то, как этот косоглазый выпускает три пули, после этого закрывается мишень, и генерал-лейтенант радостно вскрикивает и вздымает руки кверху.
Закрыв все, выиграет косоглазый. Но если он еще раз промахнется, с тремя пульками-то, то будут проблемы. Но мальчик не промахнулся. Чего в принципе быть не может с его глазами. Он поднялся и доложил генерал-лейтенанту по всей форме, что упражнение выполнено и все мишени поражены.
Поражены были не только мишени, но и офицеры, стоящие рядом. А генерал-лейтенант поднял кверху палец и торжественно произнес:
– Я вам говорил, – глядя на солдата, спокойно садящегося в черную «Волгу» на заднее сиденье. – Так- то. Ну, увидимся.
Пожал руку он Стойлохрякову, поблагодарил всех за хорошую организацию стрельб, сел в машину, забрал с собою и остальных офицеров, а трое солдат, которых Леха никогда не видел, пошли и сели в кузов стоящего грузовичка, на котором, Леха думал, подвозят сюда боеприпасы на стрельбище. А на самом деле иногда еще и людей. Взглянув на номера, он увидел, что они самарские.
Комбат подошел и протянул руку:
– Поздравляю. Занял второе место.
Алексей был удивлен.
– Так, значит, остальные тоже мазали?
– Да, все, кроме последнего. Последний закрыл все.
– Это я видел, – согласился Алексей. – Только не может быть такого, товарищ полковник.
– В армии, – Стойлохряков улыбался, – может быть все, даже такое. Поехали в часть. У тебя сегодня выходной. А друзья твои сейчас...
Комбат ухмыльнулся.
– Да, я знаю, – ответил Простаков, – нам жалко этих свиней. Мы за ними ухаживали каждый день, а тут их сожрать захотели.
– Простаков, – уже резко ответил ему комбат, – ты не на базаре, не в лесу и не у мамки под подолом. Понял?
– Так точно! – ответил Простаков и после этого уже не решался переговариваться с командиром.
В следующие два дня Простакову выдали восьмидесятикилограммовый цинк с патронами россыпухой, а также автомат и лейтенанта Мудрецкого, помогавшего ему набивать руку перед стрельбами. Куда он поедет, Леха не знал, но комбат, как видно, был заинтересован в успехе.
Первым же делом, очутившись на стрельбище, Алексей подошел и осмотрел механизм поднятия мишени. Как он выяснил, ближняя левая не могла не опускаться при попадании, но теперь он не мог поверить в то, что игра велась честно. Как жаль, что он не следил за происходящим.
Видимо, эти ближние левые не выбил никто, кроме косоглазого. Соответственно, результат получился у всех меньше, а этот урод выиграл. Любимчик «гены». На фига вообще его было возить? Можно было и так вписать его фамилию в протокол, и стрелял бы он еще где-нибудь в Самаре, смешил людей.
«Кривовзглядова можно сделать чемпионом России или чемпионом мира, только плати», – с такими мыслями Леха заряжал автомат.
В процессе стрельб он выяснил, что действительно мишень заедает и там пора разбираться с механикой. Больше не стали поднимать левую сторону, и Леха отрабатывал все на правой. Стрельбы продвигались. Он только успевал заряжать магазин. Мудрецкому уже надоело смотреть на то, как Леха закрывает одну мишень за другой, причем промахов у него почти не было.
Иногда налетал ветер, и только он мешал точным попаданиям. Из огромного количества выпущенных патронов мимо ушло, наверное, меньше процента. Такая стабильность вызвала бы у многих зависть, но только не у Мудрецкого, который, запустив автомат подъема и опускания в автоматический режим, сидел и вспоминал под хлопки выстрелов о своей работе на кафедре микробиологии. Ему вся эта пальба до фени.
«Сколько еще осталось мне здесь колупаться?» – начал считать он.
Получалось еще очень много, даже если убрать отпуск, все равно много. Еще больше, чем полтора года. Ничего, он как-нибудь переживет.
В Самару Леху и лейтенанта Мудрецкого повез Евздрихин. Только на этот раз комбата уже не было. Как оказалось, им надлежало прибыть не в чистое поле, а приехать ко Дворцу спорта, в комплекс сооружений которого входил и тир.
Вместо автомата Калашникова, как выяснилось, им придется стрелять из мелкокалиберных винтовок по мишеням, где будет вестись подсчет очков, и надо, что называется, лупить в яблочко. Иначе не выиграешь и подведешь Стойлохрякова. А он, добрая душа, разрешил после помотаться по городу и позаботился о том, чтобы были выплачены все солдатские.
Они вошли в здоровый манеж и сразу же увидели капитана, сидящего за столом. Заметив вошедших, офицер стал махать им рукой. Он единственный, кто каким-либо образом обозначал проведение стрельб на
