никого к своим титькам. Даже позволяла за рога взяться, а вот за титьки нет. Бабочкин, будучи жителем сугубо деревенским, сообразил немедленно.
– Платок нужен, в котором хозяйка встречает корову.
– Цвета, значит, различают, – вывел Мудрецкий, не зная таких подробностей из жизни крупного рогатого скота прежде.
– У них все, как у людей, – согласился Бабочкин.
– Я заметил.
– Надо к ней подбираться. Иначе молока не увидим. Нельзя, чтобы молоко застаивалось. Она может вообще загнуться.
– Тогда прирежем, – обрадовался Забейко. – Чего ждать. Народу куча. Всех кормить надо.
– Хорошее предложение, – поддержал Али-баба. Рустаму ой как хотелось говядинки, живот от голода крутило. Опять грибочки на веточках жарить? Когда тут целая корова. Забить и тут же налопаться. Разве плохо?
Мудрецкий остановил дебаты:
– Мы в армии, а не на базаре. Я сказал: жрать ее не будем. Вы за три дня сомнете все, а так молоко будет гарантированно.
– На две недели хватит, – не согласился Забейко.
– Опять же соль нужна. Все. Скотину не трогать! Уверены, что с пастухом нормально?
– Да оклемается он.
– Значит, не пьяный был?
Забейко нахмурился, не зная, чтобы такое вкатить лейтенанту.
– Пьяный. Он не видел ничего. А собаку отогнали.
– Наживете неприятностей на свою жопу. Ну, вы сегодня молока мне дадите или нет?
Бабочкин снова направился к корове. Она вела себя спокойно, пока он не приблизился к хвосту. Тут же поворотила огромную голову, убрала зад в сторону и попыталась боднуть Бабочкина. Валера отскочил в сторону.
– А бля, коррида, твою мать! Тихо, тихо, сиськастая!
Он и так и эдак. И спереди к ней, и сзади внимание оказывал. Один раз копытом она его задела.
Ему надоело рисковать здоровьем, и он, плюнув, тихо выматерился и отошел. Бессильно опустился перед костром, где съел печеный грибок и запил его водой.
Из деревни вернулись уходившийся за день злющий от усталости Казарян и большеглазый Балчу.
Притащили старую рыболовную сеть. Ее подремонтировать – и можно в дело.
– Где взяли, украли? – набросился Мудрецкий.
– Как можно, товарищ лейтенант, – Балчу стал объясняться, а дембель пошел и рухнул рядом с костром, отобрав у ближайшего фляжку с водой. – Бабушка старенькая сама отдала.
– А крючки, лески?
– Только в одном доме нормальная бабуля. В остальных ничего не дали, я даже вещмешок предлагал, кепку, никто ничего не хочет брать. – Он расстегнул китель и вытащил из-за пазухи полиэтиленовый пакетик. В нем лежало четыре полных рыболовных комплекта.
– А это откуда?
Балчу развел руки в стороны.
– Не хотят помогать солдатам, ничего не дают. Даже за ваши тридцать рублей. То крючков нету, то мужа дома нету.
– А это откуда?!
– Товарищ лейтенант, нам ничего не дали. Только бабушка сеть старую, драную презентовала. Но вы же сказали принести крючки, поплавки...
– Украли!
– Почему украли? Люди оставили неосмотрительно в опрометчивом месте. Деревенские тоже могли друг у друга спереть. Что такого? Мы же попали в очень суровые условия. Автолавка приедет, и купят себе еще. Что они там стоят? Три копейки.
Мудрецкий тяжело вздохнул.
– Так, Балчу, назначаешься главным рыболовом. Возьмешь с собой еще трех солдат, коли здесь четыре комплекта, и завтра обратно на речку. Только не туда, где мы были сегодня. Спуститесь по течению ниже. Чтобы не светиться. Пустыми приходить не надо. Еще двое. Рядовой Забейко вместе с Рустамом Алиевым – вы вдвоем пойдете сеть ставить. Человек пять на раков. Остальные грибники. И еще, в конце концов, Баба Варя – Бабочкин!
– Я!
– С коровой разобрался?
– Пока нет.
– Если завтра до утра не удастся, давайте зарежем, – не унимался голодный хохол.
День давно пошел на вечер, а маленький Бабочкин ходил вокруг да около коровы, которую окрестил, глядя на заходящее солнце, Зорькой. Что только Баба Варя не предпринимал! Вначале он накрутил на голову свою собственную майку и, оставшись полуголым, не обращая внимания на насевших на него комаров, пошел к корове. Зорька замычала, попятилась назад, наклонив башку и выставив небольшие рожки.
Не успокоившись, он попросил у Резинкина чисто-белую майку, потому как его была подсинена. И снова на переговоры. Скоро солнце сядет за деревья. Цвета померкнут, тогда она вообще никого к себе не подпустит, несмотря на сиськи, полные молока. Под утро будет реветь от боли, но не дастся.
С белой майкой тоже провал. Огорченный безуспешными попытками подсесть к корове, Бабочкин пошел к костерку перевести дух. Его отступление было встречено с сочувствием, так как все, кто был на поляне, видели его старания. Обхватив голову руками, он пробормотал, глядя на огонь:
– Зорька, Зорька, какая же ты сука.
Казарян смахнул с носа комара и зевнул.
– Может, тебе ее трахнуть? Тогда даст.
Никто не смеялся. На Бабочкина смотрели все с надеждой. Ведь если он подойдет к корове, они еще на ночь молочка попьют. А кому молочка не хочется, всем хочется. Не унимались и те, кто жаждал не только молока, но и говядины. Суперплан голодного Забейко, благодаря которому взвод и обзавелся животиной, был коварен: он предлагал вначале сдоить молоко, потом зарезать рогатую и нажраться.
В задумчивости Бабочкин сжевал спекшуюся сыроежку и маленький кусочек хлебца. Идея, пришедшая скотнику в голову, не относилась к разряду приличных. Но сейчас ли говорить о таких мелочах, когда жрать хочется. Вдохнув, выдохнув, он надел кепку, застегнул все пуговицы, поправил ремень и направился к Мудрецкому, колдующему над картой.
– Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?
– Да.
– Товарищ лейтенант, а на вас трусы есть?
Мудрецкий вскочил, красный, со своего места.
– Рядовой, что такое?!
Баба Варя попятился.
– Товарищ лейтенант, вы не сердитесь. Вот на вас трусы армейские или семейные? У нас на всех трусы черные. Может, у вас цвет подходящий, – он показал в сторону коровы.
Лейтенант понял. Расстегнул штаны и засветил нижнее белье. Желтые в красный цветочек.
– Здорово! – воскликнул Баба Варя. – Подойдет!
Мимо проходил ефрейтор Петрушевский и не удержался:
– Чего, девчонки, нижним бельем меняетесь?
– Разговоры! – Лейтенант снял с себя штаны, а затем и трусы. Счастливый Баба Варя пошел к скотине, на ходу натягивая на голову лейтенантскую принадлежность. Может быть, это то, что надо.
Увидев чудо, приближающееся к ней, Зорька замычала и взбрыкнула. Пришлось отступить.
Мудрецкий ощущал себя идиотом, стоя с голым задом посреди поляны и отмахиваясь штанами от кровососов. Эксперимент провалился. С треском.
